Самойлов давид стихи лучшие

Стихи Давида Самойлова

Аленушка 5 (1)

Когда настанет расставаться —
Тогда слетает мишура…
Аленушка, запомни братца!
Прощай — ни пуха ни пера!

Я провожать тебя не выйду,
Чтоб не вернулась с полпути.
Аленушка, забудь обиду
И братца старого прости.

Твое ль высокое несчастье,
Моя ль высокая беда.
Аленушка, не возвращайся,
Не возвращайся никогда.

Чет или нечет 0 (0)

Чет или нечет?
Вьюга ночная.
Музыка лечит.
Шуберт. Восьмая.

Правда ль, нелепый
Маленький Шуберт,—
Музыка — лекарь?
Музыка губит.

Снежная скатерть.
Мука без края.
Музыка насмерть.
Вьюга ночная.

Не торопи пережитого 0 (0)

Не торопи пережитого,
Утаивай его от глаз.
Для посторонних глухо слово
И утомителен рассказ.

А ежели назреет очень
И сдерживаться тяжело,
Скажи, как будто между прочим
И не с тобой произошло.

А ночью слушай — дождь лопочет
Под водосточною трубой.
И, как безумная, хохочет
И плачет память над тобой.

Жалость нежная пронзительней любви 0 (0)

Жалость нежная пронзительней любви.
Состраданье в ней преобладает.
В лад другой душе душа страдает.
Себялюбье сходит с колеи.

Страсти, что недавно бушевали
И стремились все снести вокруг,
Утихают, возвышаясь вдруг
До самоотверженной печали.

Вечность — предположенье 0 (0)

Вечность — предположенье —
Есть набиранье сил
Для остановки движенья
В круговращенье светил.

Время — только отсрочка,
Пространство — только порог.
А цель Вселенной — точка.
И эта точка — Бог.

Сороковые 5 (1)

Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.

Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку…

А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звездочка не уставная,
А вырезанная из банки.

Да, это я на белом свете,
Худой, веселый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.

И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И все на свете понимаю.

Как это было! Как совпало —
Война, беда, мечта и юность!
И это все в меня запало
И лишь потом во мне очнулось.

Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!

Наташа 0 (0)

Круглый двор
с кринолинами клумб.
Неожиданный клуб
страстей и гостей,
приезжающих цугом.
И откуда-то с полуиспугом —
Наташа, она,
каблучками стуча,
выбегает, выпархивает —
к Анатолю, к Андрею —
бог знает к кому!-
на асфальт, на проезд,
под фасетные буркалы автомобилей,
вылетает, выпархивает без усилий
всеми крыльями
девятнадцати лет —
как цветок на паркет,
как букет на подмостки,-
в лоск асфальта
из барского особняка,
чуть испуганная,
словно птица на волю —
не к Андрею,
бог знает к кому —
к Анатолю.
Дождь стучит в целлофан
пистолетным свинцом…
А она, не предвидя всего,
что ей выпадет вскоре на долю,
выбегает с уже обреченным лицом.

Тревога 0 (0)

Долго пахнут порохом слова.
А у сосен тоже есть стволы.
Пни стоят, как чистые столы,
А на них медовая смола.

Бабы бьют вальками над прудом —
Спящим снится орудийный гром.
Как фугаска, ухает подвал,
Эхом откликаясь на обвал.

К нам война вторгается в постель
Звуками, очнувшимися вдруг,
Ломотой простреленных костей,
Немотою обожженных рук.

Долго будут в памяти слова
Цвета орудийного ствола.
Долго будут сосны над травой
Окисью синеть пороховой.

И уже ничем не излечим
Пропитавший нервы непокой.
«Кто идет?» — спросонья мы кричим
И наганы шарим под щекой.

На рассвете 0 (0)

Почти светает. После объясненья,
Где все разъяснено,
Прозрачный воздух льется в помещенье
Сквозь тусклое окно.

Все фразы завершаем многоточьем…
Проснулись воробьи.
Залаял сонный пес. И между прочим —
Признанье в нелюбви.

Под утро 0 (0)

Так с тобой повязаны,
Что и в снах ночных
Видеть мы обязаны
Только нас двоих.

Не расстаться и во сне
Мы обречены,
Ибо мы с тобою не
Две величины.

И когда расстонется
За окном борей,
Я боюсь бессонницы
Не моей — твоей.

Думаешь. О чем, о ком?
И хоть здесь лежишь,
Все равно мне целиком
Не принадлежишь.

Я с твоими мыслями
Быть хочу во мгле.
Я хочу их выследить,
Как мосье Мегре.

А когда задышишь ты
Так, как те, что спят,
Выхожу из пустоты
В сон, как в темный сад.

Тучи чуть светающи.
Месяц невесом.
Мысли лишь пугающи.
Сон есть только сон.

Кто двигал нашею рукой 0 (0)

Кто двигал нашею рукой,
Когда ложились на бумаге
Полузабытые слова?
Кто отнимал у нас покой,
Когда от мыслей, как от браги,
Закруживалась голова?
Кто пробудил ручей в овраге,
Сначала слышимый едва,
И кто внушил ему отваги,
Чтобы бежать и стать рекой.

Получил письмо издалека 0 (0)

Получил письмо издалека,
Гордое, безумное и женское.
Но пока оно свершало шествие,
Между нами пролегли века.

Выросли деревья, смолкли речи,
Отгремели времена.
Но опять прошу я издалече:
Анна! Защити меня?

Реки утекли, умчались птицы,
Заросли дороги. Свет погас.
Но тебе порой мой голос снится:
Анна! Защити обоих нас!

Брейгель 0 (0)

Мария была курчава.
Толстые губы припухли.
Она дитя качала,
Помешивая угли.

Потрескавшейся, смуглой
Рукой в ночное время
Помешивала угли.
Так было в Вифлееме.

Шли пастухи от стада,
Между собой говорили:
— Зайти, узнать бы надо,
Что там в доме Марии?

Вошли. В дыре для дыма
Одна звезда горела.
Мария была нелюдима.
Сидела, ребенка грела.

И старший воскликнул: — Мальчик!
И благословил ее сына.
И, помолившись, младший
Дал ей хлеба и сыра.

И поднял третий старец
Родившееся чадо.
И пел, что новый агнец
Явился среди стада.

И желтыми угольками
Глядели на них бараны,
Как двигали кадыками
И бороды задирали.

И, сотворив заклинанье,
Сказали: — Откроем вены
Баранам, свершим закланье,
Да будут благословенны!

Сказала хрипло: — Баранов
Зовут Шошуа и Мадох.
И богу я не отдам их,
А также ягнят и маток.

— Как знаешь,— они отвечали,
Гляди, не накликай печали. —
Шли, головами качали
И пожимали плечами.

Элегия 0 (0)

Дни становятся все сероватей.
Ограды похожи на спинки железных кроватей.
Деревья в тумане, и крыши лоснятся,
И сны почему-то не снятся.
В кувшинах стоят восковые осенние листья,
Которые схожи то с сердцем, то с кистью
Руки. И огромное галок семейство,
Картаво ругаясь, шатается с места на место.
Обычный пейзаж! Так хотелось бы неторопливо
Писать, избегая наплыва
Обычного чувства пустого неверья
В себя, что всегда у поэтов под дверью
Смеется в кулак и настойчиво трется,
И черт его знает — откуда берется!

Обычная осень! Писать, избегая неверья
В себя. Чтоб скрипели гусиные перья
И, словно гусей белоснежных станицы,
Летели исписанные страницы…
Но в доме, в котором живу я — четырехэтажном,-
Есть множество окон. И в каждом
Виднеются лица:
Старухи и дети, жильцы и жилицы,
И смотрят они на мои занавески,
И переговариваются по-детски:
— О чем он там пишет? И чем он там дышит?
Зачем он так часто взирает на крыши,
Где мокрые трубы, и мокрые птицы,
И частых дождей торопливые спицы? —

А что, если вдруг постучат в мои двери и скажут: — Прочтите.
Но только учтите,
Читайте не то, что давно нам известно,
А то, что не скучно и что интересно…
— А что вам известно?
— Что нивы красивы, что люди счастливы,
Любовь завершается браком,
И свет торжествует над мраком…
— Садитесь, прочту вам роман с эпилогом.
— Валяйте! — садятся в молчании строгом.
И слушают. Он расстается с невестой.
(Соседка довольна. Отрывок прелестный.)
Невеста не ждет его. Он погибает.
И зло торжествует. (Соседка зевает.)
Сосед заявляет, что так не бывает,
Нарушены, дескать, моральные нормы
И полный разрыв содержанья и формы…
— Постойте, постойте! Но вы же просили…
— Просили! И просьба останется в силе…
Но вы же поэт! К моему удивленью,
Вы не понимаете сути явлений,
По сути — любовь завершается браком,
А свет торжествует над мраком.
Сапожник Подметкин из полуподвала,
Доложим, пропойца. Но этого мало
Для литературы. И в роли героя
Должны вы его излечить от запоя
И сделать счастливым супругом Глафиры,
Лифтерши из сорок четвертой квартиры.
__________________

На улице осень… И окна. И в каждом окошке
Жильцы и жилицы, старухи, и дети, и кошки.
Сапожник Подметкин играет с утра на гармошке.
Глафира выносит очистки картошки.
А может, и впрямь лучше было бы в мире,
Когда бы сапожник женился на этой Глафире?
А может быть, правда — задача поэта
Упорно доказывать это:
Что любовь завершается браком,
А свет торжествует над мраком.

Ах, наверное, Анна Андревна 0 (0)

Ах, наверное, Анна Андревна,
Вы вовсе не правы.
Не из сора родятся стихи,
А из горькой отравы,
А из горькой и жгучей,
Которая корчит и травит.
И погубит. И только травинку
Для строчки оставит.

Источник

Давид Самойлов — Стихи о любви

Жалость нежная пронзительней любви 0 (0)

Жалость нежная пронзительней любви.
Состраданье в ней преобладает.
В лад другой душе душа страдает.
Себялюбье сходит с колеи.

Страсти, что недавно бушевали
И стремились все снести вокруг,
Утихают, возвышаясь вдруг
До самоотверженной печали.

На рассвете 0 (0)

Почти светает. После объясненья,
Где все разъяснено,
Прозрачный воздух льется в помещенье
Сквозь тусклое окно.

Все фразы завершаем многоточьем…
Проснулись воробьи.
Залаял сонный пес. И между прочим —
Признанье в нелюбви.

Элегия 0 (0)

Дни становятся все сероватей.
Ограды похожи на спинки железных кроватей.
Деревья в тумане, и крыши лоснятся,
И сны почему-то не снятся.
В кувшинах стоят восковые осенние листья,
Которые схожи то с сердцем, то с кистью
Руки. И огромное галок семейство,
Картаво ругаясь, шатается с места на место.
Обычный пейзаж! Так хотелось бы неторопливо
Писать, избегая наплыва
Обычного чувства пустого неверья
В себя, что всегда у поэтов под дверью
Смеется в кулак и настойчиво трется,
И черт его знает — откуда берется!

Обычная осень! Писать, избегая неверья
В себя. Чтоб скрипели гусиные перья
И, словно гусей белоснежных станицы,
Летели исписанные страницы…
Но в доме, в котором живу я — четырехэтажном,-
Есть множество окон. И в каждом
Виднеются лица:
Старухи и дети, жильцы и жилицы,
И смотрят они на мои занавески,
И переговариваются по-детски:
— О чем он там пишет? И чем он там дышит?
Зачем он так часто взирает на крыши,
Где мокрые трубы, и мокрые птицы,
И частых дождей торопливые спицы? —

А что, если вдруг постучат в мои двери и скажут: — Прочтите.
Но только учтите,
Читайте не то, что давно нам известно,
А то, что не скучно и что интересно…
— А что вам известно?
— Что нивы красивы, что люди счастливы,
Любовь завершается браком,
И свет торжествует над мраком…
— Садитесь, прочту вам роман с эпилогом.
— Валяйте! — садятся в молчании строгом.
И слушают. Он расстается с невестой.
(Соседка довольна. Отрывок прелестный.)
Невеста не ждет его. Он погибает.
И зло торжествует. (Соседка зевает.)
Сосед заявляет, что так не бывает,
Нарушены, дескать, моральные нормы
И полный разрыв содержанья и формы…
— Постойте, постойте! Но вы же просили…
— Просили! И просьба останется в силе…
Но вы же поэт! К моему удивленью,
Вы не понимаете сути явлений,
По сути — любовь завершается браком,
А свет торжествует над мраком.
Сапожник Подметкин из полуподвала,
Доложим, пропойца. Но этого мало
Для литературы. И в роли героя
Должны вы его излечить от запоя
И сделать счастливым супругом Глафиры,
Лифтерши из сорок четвертой квартиры.
__________________

На улице осень… И окна. И в каждом окошке
Жильцы и жилицы, старухи, и дети, и кошки.
Сапожник Подметкин играет с утра на гармошке.
Глафира выносит очистки картошки.
А может, и впрямь лучше было бы в мире,
Когда бы сапожник женился на этой Глафире?
А может быть, правда — задача поэта
Упорно доказывать это:
Что любовь завершается браком,
А свет торжествует над мраком.

Беатриче 0 (0)

Говорят, Беатриче была горожанка,
Некрасивая, толстая, злая.
Но упала любовь на сурового Данта,
Как на камень серьга золотая.

Он ее подобрал. И рассматривал долго,
И смотрел, и держал на ладони.
И забрал навсегда. И запел от восторга
О своей некрасивой мадонне.

А она, несмотря на свою неученость,
Вдруг расслышала в кухонном гаме
Тайный зов. И узнала свою обреченность.
И надела набор с жемчугами.

И, свою обреченность почувствовав скромно,
Хорошела, худела, бледнела,
Обрела розоватую матовость, словно
Мертвый жемчуг близ теплого тела.

Он же издали сетовал на безответность
И не знал, озаренный веками,
Каково было ей, обреченной на вечность,
Спорить в лавочках с зеленщиками.

В шумном доме орали драчливые дети,
Слуги бегали, хлопали двери.
Но они были двое. Не нужен был третий
Этой женщине и Алигьери.

Странно стариться 0 (0)

Странно стариться,
Очень странно.
Недоступно то, что желанно.
Но зато бесплотное весомо —
Мысль, любовь и дальний отзвук грома.
Тяжелы, как медные монеты,
Слезы, дождь. Не в тишине, а в звоне
Чьи-то судьбы сквозь меня продеты.
Тяжела ладонь на ладони.
Даже эта легкая ладошка
Ношей кажется мне непосильной.
Непосильной,
Даже для двужильной,
Суетной судьбы моей… Вот эта,
В синих детских жилках у запястья,
Легче крылышка, легче пряжи,
Эта легкая ладошка даже
Давит, давит, словно колокольня…
Раздавила руки, губы, сердце,
Маленькая, словно птичье тельце.

Возвращаюсь к тебе, дорогая 0 (0)

Возвращаюсь к тебе, дорогая,
К твоим милым и легким словам.
На пороге, меня обнимая,
Дашь ты волю свободным слезам.

— Ах,— ты скажешь,— как времени много
Миновало! Какие дела!
Неужели так долго дорога,
Милый мой, тебя к дому вела!

Не отвечу, к тебе припадая,
Ибо правды тебе не скажу.
Возвращаюсь к тебе, дорогая,
У тебя на пороге лежу.

Соври, что любишь 0 (0)

Да! Притворись! Мне правду знать
Невыносимо, невозможно.
Лелей неправды благодать,
Как в колыбели, осторожно.

Три стихотворения 0 (0)

С любовью дружеской и братской
Я вновь сегодня помяну
Всех декабристов без Сенатской,
Облагородивших страну.

Сыны блистательной России,
Горевшие святым огнем,
Отечество не поносили —
Радели искренно о нем.

К их праху, после муки черной,
Всех неурядиц и невзгод
Народ России просвещенной
Благоговейно припадет.

Откладыватель в долгий ящик,
На послезавтра, на потом,
Певец каникул предстоящих,
Дней, не заполненных трудом.

Ленивец, нелюбитель спешки,
И постепенности пророк,
Я раздавал свои усмешки,
Пока всему не вышел срок.

Теперь уже не до усмешек,
Когда азартно, как юнец,
Нагромоздив орлов и решек,
Играет время в расшибец.

И делает уже попытки
Втянуть нас в дикую войну,
Чтоб мы рассыпались от битки,
Как гривенники на кону.

Свободы нет. Порыв опасный
Отнюдь не приближает к ней.
Лишь своевольства дух всевластный
Осуществляется вольней.

Но все же в звездные минуты
Мы обольщаемся мечтой.
И кровь кипит. И судьбы вздуты,
Как парус, ветром налитой.

И в упоенном нетерпенье
Рвем узы тягостных тенет.
И сокрушаем угнетенье,
Чтоб утвердился новый гнет.

Я вас измучил не разлукой 0 (0)

Я вас измучил не разлукой — возвращеньем,
Тяжелой страстью и свинцовым мщеньем.
Пленен когда-то легкостью разлук,
Я их предпочитал, рубя узлы и сети.
Как трудно вновь учить азы наук
В забушевавшем университете!

Как длинны расстоянья расставаний.
В тоске деревья… Но твоя рука
И капор твой в дожде. И ночью ранней
Угрюмый стук дверного молотка…

Круг любви распался вдруг 0 (0)

Круг любви распался вдруг,
День какой-то полупьяный.
У рябины окаянной
Покраснели кисти рук.

Не маши мне, не маши,
Окаянная рябина!
Мне на свете все едино,
Коль распался круг души.

Пярнуские Элегии 0 (0)

Когда-нибудь и мы расскажем,
Как мы живем иным пейзажем,
Где море озаряет нас,
Где пишет на песке, как гений,
Волна следы своих волнений
И вдруг стирает, осердясь.

Красота пустынной рощи
И ноябрьский слабый свет —
Ничего на свете проще
И мучительнее нет.

Так недвижны, углублённы
Среди этой немоты
Сосен грубые колонны,
Вязов нежные персты.

Но под ветром встрепенется
Нетекучая вода…
Скоро время распадется
На сейчас и «никогда».

Круг любви распался вдруг.
День какой-то полупьяный.
У рябины окаянной
Покраснели кисти рук.

Не маши мне, не маши,
Окаянная рябина,
Мне на свете все едино,
Коль распался круг души.

И жалко всех и вся. И жалко
Закушенного полушалка,
Когда одна, вдоль дюн, бегом —
Душа — несчастная гречанка…
А перед ней взлетает чайка.
И больше никого кругом.

Здесь великие сны не снятся,
А в ночном сознанье теснятся
Лица полузабытых людей —
Прежних ненавистей и любвей.
Но томителен сон про обманы,
Он болит, как старые раны,
От него проснуться нельзя.
А проснешься — еще больнее,
Словно слышал зов Лорелеи
И навек распалась стезя.

Деревья прянули от моря,
Как я хочу бежать от горя —
Хочу бежать, но не могу,
Ведь корни держат на бегу.

Когда замрут на зиму
Растения в садах,
То невообразимо,
Что превратишься в прах.

И очень долго снится —
Не годы, а века —
Морозная ресница
И юная щека.

Как эти дали хороши!
Залива снежная излука.
Какая холодность души
К тому, что не любовь и мука!

О, как я мог так низко пасть,
Чтобы забыть о милосердье.
Какое равнодушье к смерти
И утомительная страсть!

Любить не умею.
Любить не желаю.
Я глохну, немею
И зренье теряю.
И жизнью своею
Уже не играю.
Любить не умею —
И я умираю.

Пройти вдоль нашего квартала,
Где из тяжелого металла
Излиты снежные кусты,
Как при рождественском гаданье,
Зачем печаль? Зачем страданье,
Когда так много красоты?
Но внешний мир — он так же хрупок,
Как мир души. И стоит лишь
Невольный совершить проступок:
Задел — и ветку оголишь.

В Пярну легкие снега.
Так свободно и счастливо!
Ни одна еще нога
Не ступала вдоль залива.

Быстрый лыжник пробежит
Синей вспышкою мгновенной.
А у моря снег лежит
Свежим берегом вселенной.

Когда тайком колдует плоть,
Поэзия — служанка праха.
Не может стих перебороть
Тщеславья, зависти и страха.

Но чистой высоты ума
Достичь нам тоже невозможно.
И все тревожит. Все тревожно.
Дождь. Ветер. Запах моря. Тьма.

Утраченное мне дороже,
Чем обретенное. Оно
Так безмятежно, так погоже,
Но прожитому не равно.
Хотел мне дать забвенье Боже,
И дал мне чувство рубежа
Преодоленного. Но все же
Томится и болит душа.

Вдруг март на берегу залива.
Стал постепенно таять снег.
И то, что было несчастливо,
Приобрело иной разбег.

О, этот месяц непогожий!
О, эти сумрачные дни!
Я в ожидании… О Боже,
Спаси меня и сохрани…

Расположенье на листе
Печальной строчки стихотворной.
И слезы на твоем лице,
Как на иконе чудотворной.
И не умею передать
То, что со мною происходит:
Вдруг горний свет в меня нисходит,
Вдруг покидает благодать.

Чет или нечет?
Вьюга ночная.
Музыка лечит.
Шуберт. Восьмая.

Правда ль, нелепый
Маленький Шуберт,
Музыка — лекарь?
Музыка губит.

Снежная скатерть.
Мука без края.
Музыка насмерть.
Вьюга ночная.

Мне снился сон жестокий 0 (0)

Мне снился сон жестокий
Про новую любовь.
Томительно и нежно
Звучавшие слова.
Я видел твое платье,
И туфли, и чулки
И даже голос слышал.
Но не видал лица.

О чем меня просила?
Не помню. Повтори.
Опять с такой же силой
Со мной заговори.
И снова в сновиденье
Случайное вернись.
Не надо завершенья,
Но только повторись!

Ведь в этой жизни смутной,
Которой я живу,
Ты только сон минутный,
А после, наяву —
Не счастье, не страданье,
Не сила, не вина,
А только ожиданье
Томительного сна.

Ты скажи, чем тебя я могу одарить 0 (0)

Ты скажи, чем тебя я могу одарить?
Ни свободой, ни силой, ни славой,
Не могу отпустить тебя жить и творить
И свой путь по земле невозбранно торить,-
Только горстью поэзии шалой.

Потому-то у нас перекресток пути,
Потому-то нам в разные страны идти,
Где мы оба недолго покружим.

Ты раздаривать будешь осенний букет,
Я разбрасывать старости злой пустоцвет,
Что лишь мне самому только нужен.

Ночной гость 0 (0)

Наконец я познал свободу.
Все равно, какую погоду
За окном предвещает ночь.

Дом по крышу снегом укутан.
И каким-то новым уютом
Овевает его метель.

Спят все чада мои и други.
Где-то спят лесные пичуги.
Красногорские рощи спят.

Анна спит. Ее сновиденья
Так ясны, что слышится пенье
И разумный их разговор.

Молодой поэт Улялюмов
Сел писать. Потом, передумав,
Тоже спит — ладонь под щекой.

Словом, спят все шумы и звуки,
Губы, головы, щеки, руки,
Облака, сады и снега.

Спят камины, соборы, псальмы,
Спят шандалы, как написал бы
Замечательный лирик Н.

Спят все чада мои и други.
Хорошо, что юные вьюги
К нам летят из дальней округи,
Как стеклянные бубенцы.

Было, видно, около часа.
Кто-то вдруг ко мне постучался.
Незнакомец стоял в дверях.

Он вошел, похож на Алеко.
Где-то этого человека
Я встречал. А может быть — нет.

Я услышал: всхлипнула тройка
Бубенцами. Звякнула бойко
И опять унеслась в снега.

Я сказал: — Прошу! Ради бога!
Не трудна ли была дорога?—
Он ответил: — Ах, пустяки!

И не надо думать о чуде.
Ведь напрасно делятся люди
На усопших и на живых.

Мне забавно времен смешенье.
Ведь любое наше свершенье
Независимо от времен.

Я ответил: — Может, вы правы,
Но сильнее нету отравы,
Чем привязанность к бытию.

Мы уже дошли до буколик,
Ибо путь наш был слишком горек,
И ужасен с временем спор.

Но есть дней и садов здоровье,
И поэтому я с любовью
Размышляю о том, что есть.

Ничего не прошу у века,
Кроме звания человека,
А бессмертье и так дано.

Если речь идет лишь об этом,
То не стоило быть поэтом.
Жаль, что это мне суждено.

Он ответил: — Да, хорошо вам
Жить при этом мненье готовом,
Не познав сумы и тюрьмы.

Неужели возврат к истокам
Может стать последним итогом
И поить сердца и умы?

Не напрасно ли мы возносим
Силу песен, мудрость ремесел,
Старых празднеств брагу и сыть?
Я не ведаю, как нам быть.

Длилась ночь, пока мы молчали.
Наконец вдали прокричали
Предрассветные петухи.

Гость мой спал, утопая в кресле.
Спали степи, разъезды, рельсы,
Дымы, улицы и дома.

Улялюмов на жестком ложе
Прошептал, терзаясь: — О боже!
И добавил: — Ах, пустяки!

Наконец сновиденья Анны
Задремали, стали туманны,
Растеклись по глади реки.

Дворик Мицкевича 0 (0)

Здесь жил Мицкевич. Как молитва.
Звучит пленительное: Litwo,
Ojczyzno moja. Словно море
Накатывается: О, Litwo,
Ojczyzno moja.
Квадратный дворик. Монолитно,
Как шаг в забое,
Звучит звенящее: О, Litwo,
Ojczyzno moja!
И как любовь, как укоризна,
Как признак боли,
Звучит печальное: Ojczyzno,
Ojczyzno moja.
Мицкевич из того окошка
Глядел на дворик,
Поэт, он выглядел роскошно,
Но взгляд был горек.
Он слышал зарожденье ритма.
Еще глухое,
Еще далекое: О, Litwo,
Ojczyzno moja!

Источник

Сороковые, роковые… Давид Самойлов. Стихи о войне

Давид Самойлов ушёл на войну со студенческой скамьи, как многие его сокурсники. Был простым разведчиком-рядовым. Война определила его судьбу. Он очень хочет написать роман, но получилось самое лучшее его стихотворение «Сороковые». В нём все мысли и переживания поэта о военной поре. Как жаль – «Война гуляет по России, а мы такие молодые!»

Мы сделали подборку лучших стихов о войне Давида Самойлова, которые легко учатся.

Он проклинал наш век, войну, судьбу

Давид Самойлов. Короткие стихи о войне (для школьников 5-6 класса)

Мне снился сон

Мне снился сон. И в этом трудном сне
Отец, босой, стоял передо мною.
И плакал он. И говорил ко мне:
— Мой милый сын! Что сделалось с тобою!

Он проклинал наш век, войну, судьбу.
И за меня он требовал расплаты.
А я смиренно говорил ему:
— Отец, они ни в чем не виноваты.

И видел я. И понимал вдвойне,
Как буду я стоять перед тобою
С таким же гневом и с такой же болью…
Мой милый сын! Увидь меня во сне.

Луч солнца вдруг мелькнёт, как спица,
Над снежной пряжею зимы…
И почему-то вновь приснится,
Что лучше мы, моложе мы,

Как в дни войны, когда, бывало,
Я выбегал из блиндажа
И вьюга плечи обнимала,
Так простодушна, так свежа;

И даже выстрел был прозрачен
И в чаще с отзвуками гас.
И смертный час не обозначен,
И гибель дальше, чем сейчас…

Перед боем

В тот тесный час перед сраженьем
Простуженные голоса
Угрюмым сходством выраженья
Страшны, как мертвые глаза.

И время не переиначишь.
И утешение одно:
Что ты узнаешь и заплачешь,
И что тебе не все равно.

Мальчики уходят на войну

Мальчики уходят на войну,
Возвращаются с войны – мужчины.
Девочками были в ту весну,
А теперь на лбу у них – морщины.

Смотрят друг на друга, узнают,
Бродят вместе, рук не разнимая.
Соловьи вот только не поют,
И любовь у них уже другая.

Видно, мало – памяти сердец,
Знают оба – жить им врозь отныне.
Там начало было, здесь – конец,
А война была посередине.

Я недругов своих прощаю
И даже иногда жалею.
А спорить с ними не желаю,
Поскольку в споре одолею.

Но мне не надо одолеть их,
Мои победы не крылаты.
Ведь будем в дальних тех столетьях
Они и я не виноваты.

Они и мы не виноваты,
Так говорят большие дни.
И потому условны даты,
И правы мы или они…

Упущенных побед немало,
Одержанных побед немного,
Но если можно бы сначала
Жизнь эту вымолить у бога,
Давид Самойлов

Долго пахнут порохом слова

Давид Самойлов. Стихи о войне 1941-1945 годов

Тревога

Долго пахнут порохом слова.
А у сосен тоже есть стволы.
Пни стоят, как чистые столы,
А на них медовая смола.

Бабы бьют вальками над прудом —
Спящим снится орудийный гром.
Как фугаска, ухает подвал,
Эхом откликаясь на обвал.

К нам война вторгается в постель
Звуками, очнувшимися вдруг,
Ломотой простреленных костей,
Немотою обожженных рук.

Долго будут в памяти слова
Цвета орудийного ствола.
Долго будут сосны над травой
Окисью синеть пороховой.

И уже ничем не излечим
Пропитавший нервы непокой.
«Кто идет?» — спросонья мы кричим
И наганы шарим под щекой.

Слава Богу!

Слава богу! Слава богу!
Что я знал беду и тревогу!
Слава богу, слава богу —
Было круто, а не отлого!

Не по крови и не по гною
Я судил о нашей эпохе.
Все, что было,- было со мною,
А иным доставались крохи!

Я судил по людям, по душам,
И по правде, и по замаху.
Мы хотели, чтоб было лучше,
Потому и не знали страху.

Потому пробитое знамя
С каждым годом для нас дороже.
Хорошо, что случилось с нами,
А не с теми, кто помоложе.

Я недругов своих прощаю
И даже иногда жалею.
А спорить с ними не желаю,
Поскольку в споре одолею.
Давид Самойлов

Война гуляет по России, а мы такие молодые!

Лучшие стихи про войну Давида Самойлова

Сороковые

Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.

Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку…

А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звездочка не уставная,
А вырезанная из банки.

Да, это я на белом свете,
Худой, веселый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.

И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И все на свете понимаю.

Как это было! Как совпало —
Война, беда, мечта и юность!
И это все в меня запало
И лишь потом во мне очнулось.

Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!

Перебирая наши даты

Перебирая наши даты,
Я обращаюсь к тем ребятам,
Что в сорок первом шли в солдаты
И в гуманисты в сорок пятом.

А гуманизм не просто термин,
К тому же, говорят, абстрактный.
Я обращаюсь вновь к потерям,
Они трудны и невозвратны.

Я вспоминаю Павла, Мишу,
Илью, Бориса, Николая.
Я сам теперь от них завишу,
Того порою не желая.

Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом,
И леса нет — одни деревья.

И вроде день у нас погожий,
И вроде ветер тянет к лету…
Аукаемся мы с Сережей,
Но леса нет, и эха нету.

А я все слышу, слышу, слышу,
Их голоса припоминая…
Я говорю про Павла, Мишу,
Илью, Бориса, Николая.

Если вычеркнуть войну

Послушайте одно из лучших стихотворений Давида Самойлова «Сороковые» в исполнении Юрия Беляева.

Источник

Имя на поэтической поверке. Давид Самойлов

Визитной карточкой известного российского поэта-фронтовика Давида Самойлова стало одно из самых его известных стихотворений:

Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку.
А это я на полустанке,
В своей замурзанной ушанке,
Где звёздочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, весёлый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю.
И пайку надвое ломаю,
И всё на свете понимаю.
Как это было! Как совпало –
Война, беда, мечта и юность!
И это всё в меня запало
И лишь потом во мне очнулось…
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые.
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
1941 год.

Родился Давид Самойлович Самойлов (настоящая фамилия Кауфман) 1 июня 1920 года в Москве в семье известного врача, главного венеролога Московской области, Самуила Абрамовича Кауфмана и матери Цецилии Израилевны. Псевдоним поэт взял после войны в память об отце.

В 1938 году Давид Самойлов окончил школу и поступил в Московский институт философии, истории и литературы (МИФЛИ) – объединение гуманитарных факультетов, выделенное из состава МГУ.

В это время в МИФЛИ преподавали лучшие специалисты того времени. Давиду Самойлову повезло в друзьях и учителях. Друзьями поэтической юности были Михаил Кульчицкий, Павел Коган, Борис Слуцкий, Сергей Наровчатов.
Давид Самойлов посвятил им стихотворение «Пятеро» в котором написал:

«Жили пятеро поэтов
«В предвоенную весну,
Неизвестных, незапетых,
Сочинявших про войну».

Учителями были известные русские поэты советского периода Николай Тихонов, Илья Сельвинский, Николай Асеев, Владимир Луговской, Павел Антокольский. Видел Давид Самойлов Бориса Пастернака. Встречался с Анной Ахматовой и Николаем Заболоцким.
Не раз беседовал с Леонидом Мартыновым и Арсением Тарковским.

Поэтическая школа была строгая. Вместе с друзьями Давид Самойлов занимался в неофициальном творческом семинаре поэта Ильи Сельвинского, который добился публикации стихов своих учеников в журнале «Октябрь».

В 1941 году, летом, Давид Самойлов вместе с другими студентами, был мобилизован, на рытьё окопов в Смоленской области, заболел и был эвакуирован в Ашхабад, где поступил в военно-пехотное училище, по окончанию которого, в 1942 году, был направлен, в пулемётный расчёт, на Волховский фронт, под Тихвин.

Помню! Мальчик простёрт на талом
Снегу с простреленным животом.
Помню ещё – о большом и малом,
Об очень сложном и очень простом.

И всё же были такие минуты,
Когда, головой упав на мешок,
Думал, что именно так почему-то
Жить особенно хорошо.

И ясно мне всё без лишних вопросов,
И правильно всё и просто вокруг.
А рядом – Семён Андреевич Косов,
Алтайский пахарь, до смерти друг.
………………………………………
Семён Андреич! Алтайский пахарь!

С тобой мы полгода друг друга грели.
Семь раз в атаку ходил без страха,
И пули тебя, как святого жалели.
………………………………………
Семён Андреич! Алтайский пахарь!
Счастлив ли ты? Здоровый? Живой ли?
Помнишь, как разорвав рубаху
И руку мне перетянул до боли?

Помнишь? Была побита пехота,
И мы были двое у пулемёта.
И ты сказал, по-обычному просто,
Ленту новую заложив:
— Ступай. Ты ранен (Вот нынче мороз-то!)
А я останусь, покуда жив.
С ранением Давид Самойлов был направлен в Красноуральский госпиталь. После госпиталя, Давид Самойлов, с апреля 1944 года, вернулся на фронт и служил разведчиком, в разведроте 1-го Беларусского фронта, освобождал Польшу, Германию, окончил войну в Берлине. Был награждён орденом Красной Звезды, медалями.
Орденом Красной Звезды (14.06.1945 г.), автоматчик ефр.Кауфман был награждён за захват немецкого бронетранспортёра и трех пленных, в том числе одного унтер-офицера, давшего ценные сведения, и за активное участие в боях за город Берлин, в составе 1-го Белорусского фронта.

Медаль «За отвагу» и почётный знак «Отличный разведчик» (30.03.1943 г.), пулемётчик, красноармеец Кауфман был награждён за то, что он в бою 23 марта 1943 года в районе Карбусель, Волховский фронт, с пулемётным расчётом, во время атаки, первым ворвался в немецкую траншею и в рукопашной схватке уничтожил трёх гитлеровских солдат.

Медаль «За боевые заслуги» (01.11.1944 г.), ефр. Кауфман был награждён, за полученные тяжёлые ранения, в бою в районе станции Мга, участие в боях на Волховском и 1-м Белорусском фронтах, и образцовое выполнение, своих непосредственных обязанностей писаря, отдельной моторазведроты.

В годы войны Давид Самойлов стихов не писал – за исключением поэтической сатиры на Гитлера и стихотворений об удачливом солдате Фоме Смыслове, которые он сочинял для гарнизонной газеты и подписывал «Семён Шило».

Давид Самойлов считал необходимым, чтобы впечатления жизни «отстоялись» в его душе, прежде чем воплотиться в поэзии, но в апреле 1944 года, после освобождения концлагеря на территории Польши, в сильном эмоциональном состоянии от увиденного, он написал стихотворение:

«Девочка».
Восемь дней возила иудеев
Немчура в песчаные карьеры.
Восемь дней, как в ночь Варфоломея,
Землю рыли и дома горели.

Девочка, растрёпанный галчонок,
Бурей исковерканная птаха.
И глаза – не как у всех девчонок –
Полусумасшедшие от страха.

Я обнял несчастного ребёнка,
Сел на покосившемся крыльце с ней,
Расчесал ей волосы гребёнкой,
Волосы из «Песни песней».

Девочка! И я ношу и грею
Под личиной грубой и несхожей
Сердце Божьей милостью евреев,
Милости не заслуживших Божьей.
1944 год.

«Отмахала моё поколение
Годы странствий и годы ученья…
Да, испита до дна круговая
Хмелем юности полная чаша.
Отгремела война мировая –
Наша, кровная, злая, вторая
Ну а третья уж будет не наша. ».

В 1958 году Давид Самойлов издал свою первую поэтическую книгу «Ближние страны». Художественным центром книги стали «Стихи о царе Иване», в которых в полной мере проявился присущий Давиду Самойлову историзм.

Перекличка исторических эпох происходит и в поэме Давида Самойлова «Последние каникулы – 1972 год, в которой лирический герой путешествует по Польше и Германии разных времён вместе с польским скульптором ХVI века Витом Сквошем.

Своё философское отношение к жизни, Давид Самойлович, убедительно выразил в небольшом стихотворении «Кто устоял…»

Кто устоял, в сей жизни трудной,
Тому трубы не страшен судной
Звук безнадёжный и нагой.
Вся наша жизнь – самосожженье,
Но сладко медленное тленье
И страшен жертвенный огонь.
1970 год.

Вспоминая разгул антисемитизма, в последние годы управления страной Сталиным, Давид Самойлов, написал проникнутые состраданием слова в защиту еврейского народа:

«Еврейское неистребимо семя,
И как его жестоко не полоть,
Мы семь столетий имя, а не племя,
Страданье, воплотившееся в плоть.

Ответственны за все грехи Востока,
Испании, Германии, Руси,
Не требуй же теперь за око око,
Глас вопиющего, не голоси.

Пощады нет ни старцам, ни младенцам.
И каждый сильный слаб, а слабый яр.
Дымит, дымит невиданный Освенцим
И ямы разверзает Бабий Яр.

Но если в человецех мир настанет,
И ближнего не оскорбит никто,
Пускай нас до последнего не станет.
Я отпер дверь. И застегнул пальто.
1989 год.

С 1967 года Давид Самойлов жил в деревне Опалиха, недалеко от Москвы. Поэт не участвовал в официозной писательской жизни, но круг его занятий был так же, широк, как круг общения.

Давид Самойлов дружил со многими своими выдающимися современниками Фазилем Искандером, Юрием Левитанским, Булатом Окуджавой, Зиновием Гердтом, Юлием Кимом.

На стихи Давида Самойлова, была написана известная, популярная песня:

«Память»
Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь,
И птицы – память по утрам поют,
И ветер – память по ночам гудит,
Деревья – память целый день лепечут.
И там, в пернатой памяти моей,
Все сказки начинаются с «однажды»
И в этом однократность бытия
И однократность утоленья жажды.
Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит…
Шумит, не умолкая, память дождь,
И память – снег летит, и пасть не может.
1964 год.

Несмотря на болезни глаз. поэт занимался в историческом архиве, работая над пьесой о 1917 годе, издал стиховедческую «Книгу о русской рифме», в которой рассмотрел проблемы стихосложения от народного эпоса до современности, занимался поэтическими переводами с польского, чешского, венгерского и других языков.

В 1974 году вышла книга поэта «Волна и пламень», которую критики назвали самой пушкинской книгой поэта – не только по числу упоминаний о Пушкине, но, главное, по поэтическому мироощущению.

В 1976 году Давид Самойлов поселился в эстонском приморском городе Пярну. Новые впечатления отразились в стихах, составивших сборники: «Весть»1978 года, «Улица Тооминга», «Залив», «Линия рук» 1981 года.

В этих сборниках, есть стихи которые раз прочитав, возвращаешься к ним снова и снова, поражающие своей философской направленностью и ясностью поэтической мысли, процитирую три стихотворения, из этого числа, написанные в 1989 году, за год до смерти поэта:

***
Фрегат летит на риф.
Но мы таим надежду,
Что будет он счастлив
И что проскочит между
Харибдою и Сциллой.
Что остаётся нам?
Убавить паруса.
Удерживать штурвал.
И, укрепясь молитвой,
Надеяться на то,
Что внемлют небеса
И пронесут фрегат
Над Сциллой и Харибдой.

***
Я в этой жизни милой
Изведал все пути.
Господь меня помилуй.
Господь меня прости.
Но суеты унылой
Не мог я побороть…
Господь меня помилуй,
Прости меня, Господь.
Да, в этой жизни, Боже,
Не избежал я лжи.
Карай меня построже,
Построже накажи.

***
Меня не трогайте! Я занемог
Недугом русским – чаяньем, надеждой.
На зов её, как птица на манок,
Я отозвался с радостью поспешной.
Разочаровывать меня нельзя,
Разочаровывать меня жестоко.
Верна ли, неверна моя стезя,
Надеюсь я на милосердье рока.

Давид Самойлович Самойлов скончался 23 февраля 1990 года, в Таллине, где он вёл вечер памяти Бориса Пастернака, едва завершив речь, и выйдя за кулисы, ему стало плохо,и его не стало.

Его последние слова были: «Всё хорошо, всё в порядке».

Духовная близость с Борисом Пастернаком, росла в нём год от года, на этот день пришлась и четвёртая годовщина кончины Бориса Слуцкого, с которым поэт страшно спорил и которого нежно любил.

Это был, главное и день Красной Армии, в строю которой поэт прошёл Великую Отечественную войну.

Похоронен Давид Самойлов в Пярну (Эстония)на Лесном кладбище.

С 1962 года Давид Самойлов вёл дневник, многие записи из которого послужили основой для прозы, изданной после его смерти в 1995 году, отдельной книгой «Памятные записки».

Говоря о жизни Давида Самойлова, нельзя пропустить примечательную историю его бурного романа с Светланой Аллилуевой, дочкой Сталина, который длился год, начиная с 1956 года.

Однажды его знакомый, редактор Библиотеки всемирной литературы пригласил его в гости, к Анастасу Ивановичу Микояну, по приглашению его дочки Эли Микоян, которая после МГУ работала с ним в коллективе.

Давид Самойлов сразу согласился, ему было, интересно посмотреть, как живёт, элита нашей страны.

Семья Микояна, жили в Доме правительства (более известным как Дом на набережной).
За огромным столом, во главе его сидел Анастас Иванович, который в ту пору был Председателем Верховного Совета СССР, иначе говоря, формальный глава государства.

Давид оказался рядом со Светланой Сталиной, которая после смерти отца, взяла фамилию матери – Аллилуева.
Эта была рыжеватая женщина, с лицом, которое нельзя было назвать красивым, но довольно привлекательным, и, прежде всего, умным и чувственным.

А может ей придавало известную долю обаяния её происхождение – нельзя было отделаться от мысли, что с тобой разговаривает дочь самого Сталина, имеющая к тому времени уже дочку и сына.

Для Светы было более чем естественно, она привыкла видеть в сподвижниках отца его слуг, а для поэта Самойлова чины и звания вообще ничего не значили, словом через пятнадцать минут они уже целовались взасос, за столом.

Близкие отношения затянулись на целый 1956 год, и стали фактом биографии Давида Самойлова.

Светлана была натурой очень эмоциональной, влюбчивой, готовой до конца отдаться каждой новой влюблённости, готовая всем жертвовать ради любимого человека.
Но при этом у неё была идея фикс, навязчивая идея, что мужчина, которого она полюбила, должен на ней жениться.

Она не терпела возражений в разговоре с ней.

Скажет Давиду едем завтра в Питер, значит это команда, надо выполнять.

Однажды, в ресторане ЦДЛ (Центральный Дом литераторов), Давид Самойлов сидел за ужином с Михаилом Светловым, вбежала Светлана и стала громко отчитывать Давида за невыполнение какой-то незначительной просьбы, и также быстро ретировалась.

Михаил Светлов, будучи свидетелем данной сцены, сразу же выдал Давиду экспромт:

«Трудно любить принцесс,
Ужасно мучительный процесс».

Давид Самойлов с 1946 года был женат на искусствоведе Ольге Лазаревне Фогельсон, дочери известного кардиолога, одной из самых красивых женщин Москвы.
Он был на неё женат, когда у него происходил роман со Светланой Аллилуевой.

В браке родился сын Александр- будущий писатель и переводчик. Брак распался из-за явной неверности мужа и частых скандалов по этой причине.

Позднее женился на Галине Ивановне Медведевой, у них родилось трое детей – Варвара, Петр и Павел.

В июне 2006 года в Москве была открыта мемориальная доска поэту-фронтовику Давиду Самойлову, она расположена на доме, где он прожил более 40 лет, на пересечении улицы Образцова и площади Борьбы.

Из поэтического наследия Давида Самойлова.

***
Вот и всё. Смежили очи гении.
И когда померкли небеса,
Словно в опустевшем помещении
Стали слышны наши голоса.

Тянем, тянем слово залежалое,
Говорим и вяло и темно.
Как нас чествуют и как нас жалуют!
Нету их. И всё разрешено.
1966 год.

Стихотворение написано в год смерти Анны Ахматовой, 5 марта 1966 года

***
Поэзия должна быть странной,
Шальной, бессмысленной, туманной,
И вместе ясной, как стекло,
И всем понятной, как тепло.

Как ключевая влага чистой
И, словно дерево, ветвистой,
На всё похожей, всем сродни.
И краткой, словно наши дни.
1981 год.
«Давай поедем в город…»

Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам хранится поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега. Листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И всё, что было зыбко,
Растрёпанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнёзда.

Так много сверху неба,
Садов и гнёзд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних.

О, как я поздно понял,
Зачем я существую!
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую.

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься!
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься…
1963 год.

Источник

Четверть века без Давида Самойлова Подборка стихов

«… О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что порой напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься.»
Давид Самойлов

Я тебя с ладони сдуну,
Чтоб не повредить пыльцу.
Улетай за эту дюну.
Лето близится к концу.
Над цветами по полянам,
Над стеною камыша
Поживи своим обманом,
Мятлик, бабочка, душа.

Вдруг странный стих во мне родится.

Вдруг странный стих во мне родится,
Я не могу его поймать.
Какие-то слова и лица.
И время тает или длится.
Нет! Невозможно научиться
Себя и ближних понимать!

Надоели поэтессы,
Их жеманство, их старенья.
Не важны их интересы,
Скучны их стихотворенья.
Выходите лучше замуж,
Лучше мальчиков рожайте,
Чем писать сто строчек за ночь
В утомительном азарте.
Не нудите постоянно,
Не страдайте слишком длинно,
Ведь была на свете Анна,
Ведь писала же Марина.

Сначала только пальцем
Покатывало гальку
И плотно, словно панцирь,
Полнеба облегало,
Потом луна в барашках
Сверкала белым кварцем.
Потом пошло качаться.
И наконец взыграло.

Вот и всё. Смежили очи гении.

Вот и всё. Смежили очи гении.
И когда померкли небеса,
Словно в опустевшем помещении
Стали слышны наши голоса.
Тянем, тянем слово залежалое,
Говорим и вяло и темно.
Как нас чествуют и как нас жалуют!
Нету их. И всё разрешено.
1966

У зим бывают имена.
Одна из них звалась Наталья.
И было в ней мерцанье, тайна,
И холод, и голубизна.

Еленою звалась зима,
И Марфою, и Катериной.
И я порою зимней, длинной
Влюблялся и сходил с ума.

И были дни, и падал снег,
Как теплый пух зимы туманной.
А эту зиму звали Анной,
Она была прекрасней всех.
1977

Когда-нибудь я к вам приеду.

Когда-нибудь я к вам приеду,
Когда-нибудь, когда-нибудь,
Когда почувствую победу,
Когда открою новый путь.
Когда-нибудь я вас увижу,
Когда-нибудь, когда-нибудь,
И жизнь свою возненавижу,
И к вам в слезах паду на грудь.
Когда-нибудь я вас застану,
Растерянную, как всегда.
Когда-нибудь я с вами кану
В мои минувшие года.

Даты жизни: 01.06.1920 – 23.02.1990 Поэт-фронтовик, автор «Сороковые роковые»
В 1990 году Давид Самуилович прибыл в Таллин на юбилей Бориса Пастернака. Только завершив свое выступление на этом вечере, он умер. Было 23 февраля. Похоронили Самойлова в Эстонии в городе Пярну. Уже в 2006 году в Москве установили мемориальную доску на доме, в котором Давид Самуилович прожил 40 долгих лет…

Источник