Что лучше действие или бездействие в трагедии шекспира гамлет
Анализ пьесы Шекспира «Гамлет»
Автор: Guru · 14.02.2018
Гамлет – одна из величайших шекспировских трагедий. Вечные вопросы, затронутые в тексте, волнуют человечество до сих пор. Любовные коллизии, темы, связанные с политикой, размышления о религии: в этой трагедии собраны все основные интенции человеческого духа. Пьесы Шекспира одновременно трагичны и реалистичны, а образы уже давно стали вечными в мировой литературе. Возможно, именно в этом заключается их величие.
История создания
Знаменитый английский автор был не первым, кто написал историю Гамлета. До него существовала «Испанская трагедия», написанная Томасом Кидом. Исследователи и литературоведы предполагают, что Шекспир позаимствовал сюжет у него. Однако сам Томас Кид, вероятно, обращался к более ранним источникам. Скорее всего, это были новеллы раннего средневековья.
Саксон Грамматик в своей книге «История датчан» описал реальную историю правителя Ютландии, у которого был сын под именем Амлет (англ. Amlet) и жена Герута. У правителя был брат, который завидовал его богатству и решился на убийство, а затем женился на его жене. Амлет не покорился новому правителю, и, узнав о кровавом убийстве отца, решает отомстить. Истории совпадают вплоть до мельчайших деталей, но Шекспир иначе трактует произошедшие события и глубже проникает в психологию каждого героя.
Гамлет возвращается в родной замок Эльсинор на похороны отца. От солдат, служивших при дворе, он узнает о призраке, который приходит к ним по ночам и очертаниями напоминает покойного короля. Гамлет решает пойти на встречу с неведомым явлением, дальнейшая встреча приводит его в ужас. Призрак раскрывает ему истинную причину своей смерти и склоняет сына к мести. Датский принц растерян и находится на грани сумасшествия. Он не понимает, действительно ли видел дух отца, или это дьявол наведался к нему из глубин ада?
Герой долго размышляет над случившимся и в итоге решает самостоятельно узнать, действительно ли виновен Клавдий. Для этого он просит труппу актеров сыграть пьесу «Убийство Гонзаго», чтобы посмотреть на реакцию короля. Во время ключевого момента в пьесе Клавдию становится плохо, и он уходит, в этот момент раскрывается зловещая правда. Все это время Гамлет притворяется сумасшедшим, и даже подосланные к нему Розенкранц и Гильденстерн не смогли выведать у него истинных мотивов его поведения. Гамлет намеревается поговорить с королевой в её покоях и случайно убивает Полония, который спрятался за шторой с целью подслушать. Он видит в этой случайности проявление воли небес. Клавдий понимает всю критичность ситуации и пытается выслать Гамлета в Англию, где его должны казнить. Но этого не происходит, и опасный племянник возвращается в замок, где убивает дядю и сам же погибает от яда. Королевство переходит в руки норвежского правителя Фортинбраса.
Жанр и направление
«Гамлет» написан в жанре трагедии, но при этом следует учитывать «театральность» произведения. Ведь в понимании Шекспира мир – это сцена, а жизнь – театр. Это некое специфическое мироощущение, творческий взгляд на явления, окружающие человека.
Драмы Шекспира традиционно относят к барочной культуре. Ей свойственны пессимизм, мрачность и эстетизация смерти. Эти черты можно обнаружить и в творчестве великого английского драматурга.
Конфликт
Основной конфликт в пьесе разделился на внешний и внутренний. Внешнее его проявление заключается в отношении Гамлета к обитателям датского двора. Он считает их всех низменными существами, лишенными разума, гордости и достоинства.
Внутренний конфликт очень хорошо выражен в душевных переживаниях героя, его борьбе с самим собой. Гамлет выбирает между двумя поведенческими типами: новым (ренессансным) и старым (феодальным). Он формируется как борец, не желая воспринимать действительность такой, какая она есть. Потрясенный тем злом, которое окружило его со всех сторон, принц собирается бороться с ним, несмотря на все трудности.
Композиция
Основная композиционная канва трагедии состоит из рассказа о судьбе Гамлета. Каждый отдельный пласт пьесы служит для полного раскрытия его личности и сопровождается постоянными изменениями в мыслях и поведении героя. События постепенно разворачиваются таким образом, что читатель начинает чувствовать постоянное напряжение, которое не прекращается даже после гибели Гамлета.
Действие можно разделить на пять частей:
Главные герои и их характеристика
Проблемы
Проблематика, освещенная в «Гамлете» очень широка. Здесь темы любви и ненависти, смысла жизни и назначения человека в этом мире, сила и слабость, право на месть и убийство.
Одна из главных – проблема выбора, с которой сталкивается главный герой. В его душе много неуверенности, он в одиночестве долго размышляет и анализирует все происходящее в его жизни. Рядом с Гамлетом нет никого, кто смог бы помочь ему принять решение. Поэтому он руководствуется лишь собственными моральными установками и личным опытом. Сознание его разделяется на две половины. В одной живет философ и гуманист, а в другой, человек, который понял суть прогнившего мира.
Его ключевой монолог «Быть или не быть» отражает всю боль в душе героя, трагедию мысли. Эта невероятная внутренняя борьба изматывает Гамлета, навязывает ему думы о самоубийстве, но его останавливает нежелание совершать ещё один грех. Его все больше начала волновать тема смерти и её тайна. Что там дальше? Вечная тьма или продолжение страданий, которые он терпит при жизни?
Смысл
Основная идея трагедии заключается в поиске смысла бытия. Шекспир показывает человека образованного, вечно ищущего, обладающего глубоким чувством эмпатии ко всему, что его окружает. Но жизнь вынуждает его столкнуться с истинным злом в различных проявлениях. Гамлет осознает его, пытается разгадать, как именно оно возникло и почему. Его потрясает факт того, что одно место может так быстро превратиться в ад на Земле. И акт его мести заключается в том, чтобы уничтожить зло, проникшее в его мир.
Основополагающей в трагедии становится мысль о том, что за всеми этими королевскими разборками стоит великий перелом всей европейской культуры. И на острие этого перелома возникает Гамлет – новый тип героя. Вместе со смертью всех главных героев рушится веками сложившаяся система миропонимания.
Критика
Белинский в 1837 году пишет статью, посвященную «Гамлету», в которой называет трагедию «блистательным алмазом» в «лучезарной короне царя драматургических поэтов», «увенчанного целым человечеством и ни прежде, ни после себя не имеющего себе соперника».
В образе Гамлета присутствуют все общечеловеческие черты « это я, это каждый из нас, более или менее…», – пишет о нем Белинский.
С. Т. Колридж в «Шекспировских лекциях» (1811–1812 гг.) пишет: «Гамлет колеблется в силу природной чувствительности и медлит, удерживаемый рассудком, который заставляет его обратить действенные силы на поиски умозрительного решения».
Психолог Л.С. Выготский акцентировал внимание на связь Гамлета с потусторонним миром: «Гамлет — мистик, это определяет не только его душевное состояние на пороге двойного бытия, двух миров, но и его волю во всех ее проявлениях».
А литературовед В.К. Кантор рассмотрел трагедию с другого ракурса и в своей статье «Гамлет как «христианский воин»» указал: «Трагедия «Гамлет»- это система искушений. Его искушает призрак (это главное искушение), и задача принца — проверить, не дьявол ли его пытается ввести в грех. Отсюда театр-ловушка. Но при этом его искушает любовь к Офелии. Искушение — это постоянная христианская проблема».
Беляева Н. Шекспир. «Гамлет»: проблемы героя и жанра
Наталия БЕЛЯЕВА
Шекспир. «Гамлет»: проблемы героя и жанра
© Данная статья была опубликована в № 33/2001 газеты «Литература» Издательского дома «Первое сентября». Все права принадлежат автору и издателю и охраняются.
Студент Виттенбергского университета, весь ушедший в науку и размышления, державшийся вдали от придворной жизни, Гамлет внезапно открывает такие стороны жизни, какие ему раньше «и не снились». С его глаз словно спадает пелена. Ещё до того, как он удостоверился в злодейском убийстве своего отца, ему открывается ужас непостоянства матери, вышедшей вторично замуж, «не успев износить башмаков», в которых хоронила первого мужа, ужас неимоверной фальши и развращённости всего датского двора (Полоний, Гильденстерн и Розенкранц, Озрик и другие). В свете моральной слабости матери ему становится ясно также нравственное бессилие Офелии, которая, при всей её душевной чистоте и любви к Гамлету, не в состоянии его понять и помочь ему, так как во всём верит и повинуется жалкому интригану – своему отцу.
Всё это обобщается Гамлетом в картину испорченности мира, который представляется ему «садом, поросшим сорняками». Он говорит: «Весь мир – тюрьма, с множеством затворов, темниц и подземелий, причём Дания – одна из худших». Гамлет понимает, что дело не в самом факте убийства его отца, а в том, что это убийство могло осуществиться, остаться безнаказанным и принести свои плоды убийце лишь благодаря равнодушию, попустительству и угодничеству всех окружающих. Таким образом, весь двор и вся Дания оказываются участниками этого убийства, и Гамлету для совершения мести пришлось бы ополчиться против всего мира. С другой стороны, Гамлет понимает, что не он один пострадал от разлитого вокруг него зла. В монологе «Быть или не быть?» он перечисляет бичи, терзающие человечество: «. плети и глумленье века, гнёт сильного, насмешку гордеца, боль презренной любви, судей неправду, заносчивость властей и оскорбленья, чинимые безропотной заслуге». Если бы Гамлет был эгоистом, преследующим исключительно личные цели, он быстро расправился бы с Клавдием и вернул бы себе престол. Но он мыслитель и гуманист, озабоченный общим благом и чувствующий себя ответчиком за всех. Гамлет поэтому должен бороться с неправдой всего мира, выступив в защиту всех угнетённых. Таков смысл его восклицания (в конце первого акта):
Век расшатался; и скверней всего,
Но такая задача, по мнению Гамлета, непосильна даже для самого могучего человека, и потому Гамлет отступает перед ней, уходя в свои размышления и погружаясь в глубину своего отчаяния. Однако, показывая неизбежность такой позиции Гамлета и его глубокие причины, Шекспир отнюдь не оправдывает его бездеятельность и считает её болезненным явлением. Именно в этом и заключается душевная трагедия Гамлета (то, что критикой XIX века было названо «гамлетизмом»).
Своё отношение к переживаниям Гамлета Шекспир очень ясно выразил тем, что у него Гамлет сам оплакивает своё душевное состояние и корит себя за бездействие. Он ставит себе в пример юного Фортинбраса, который «из-за былинки, когда задета честь», ведёт на смертный бой двадцать тысяч человек, или актёра, который, читая монолог о Гекубе, так проникся «вымышленной страстью», что «весь стал бледен», между тем как он, Гамлет, словно трус, «отводит словами душу». Мысль Гамлета настолько расширилась, что сделала невозможным непосредственное действие, так как объект устремлений Гамлета стал неуловим. В этом корень скептицизма Гамлета и видимого его пессимизма. Но вместе с тем такая позиция Гамлета необычайно заостряет его мысль, делая его зорким и беспристрастным судьёй жизни. Расширение и углубление познания действительности и сущности человеческих отношений становится как бы жизненным делом Гамлета. Он срывает маски со всех лжецов и лицемеров, с которыми встречается, разоблачает все старые предрассудки. Часто высказывания Гамлета полны горького сарказма и, как может показаться, мрачной мизантропии; например, когда он говорит Офелии: «Если вы добродетельны и красивы, ваша добродетель не должна допускать бесед с вашей красотой. Уйди в монастырь: к чему тебе плодить грешников?», или когда он заявляет Полонию: «Если принимать каждого по заслугам, то кто избежит кнута?» Однако сама страстность и гиперболизм его выражений свидетельствуют о горячности его сердца, страдающего и отзывчивого. Гамлет, как показывает его отношение к Горацио, способен к глубокой и верной дружбе; он горячо любил Офелию, и порыв, с каким он бросается к её гробу, глубоко искренен; он любит свою мать, и в ночной беседе, когда он терзает её, у него проскальзывают черты трогательной сыновней нежности; он подлинно деликатен (перед роковым состязанием на рапирах) с Лаэртом, у которого он прямодушно просит прощения за недавнюю резкость; последние слова его перед смертью – приветствие Фортинбрасу, которому он завещает престол ради блага своей родины. Особенно характерно, что, заботясь о своём добром имени, он поручает Горацио поведать всем правду о нём. Благодаря этому, высказывая исключительные по глубине мысли, Гамлет является не философским символом, не рупором идей самого Шекспира или его эпохи, а конкретным лицом, слова которого, выражая его глубокие личные переживания, приобретают через это особую убедительность.
Какие же черты жанра трагедии-мести можно обнаружить в «Гамлете»? Как и почему эта пьеса выходит за рамки этого жанра?
Месть Гамлета не решается простым ударом кинжала. Даже практическое осуществление её наталкивается на серьёзные препятствия. Клавдий имеет надёжную охрану, и к нему нельзя подступиться. Но внешнее препятствие менее значительно, чем та нравственная и политическая задача, которая стоит перед героем. Чтобы осуществить месть, он должен совершить убийство, то есть такое же преступление, какое лежит на душе Клавдия. Месть Гамлета не может быть тайным убийством, она должна стать публичной карой преступника. Для этого надо сделать очевидным для всех, что Клавдий – низменный убийца.
– убедить мать в том, что она совершила серьёзное нравственное нарушение, вступив в кровосмесительный брак. Месть Гамлета должна быть не только личным, но и государственным актом, и он сознаёт это. Такова внешняя сторона драматического конфликта.
Сразив мечом спрятавшегося за занавесом Полония, Гамлет говорит:
Что до него,
То я скорблю; но небеса велели,
Чтобы я стал бичом их и слугою.
В том, что кажется случайностью, Гамлет видит проявление высшей воли. Небеса возложили на него миссию быть бичом и исполнителем их предначертания. Так смотрит Гамлет на дело мести.
Давно была замечена разнообразная тональность трагедий, смешение в них трагического с комическим. Обычно у Шекспира носителями комического являются персонажи низкого звания и шуты. В «Гамлете» нет такого шута. Правда, есть третьестепенные комические фигуры Озрика и второго дворянина в начале второй сцены пятого акта. Комичен Полоний. Все они подвергаются осмеянию и сами смешны. Серьёзное и смешное перемежается в «Гамлете», а иногда и сливается. Когда Гамлет описывает королю, что все люди пища для червей, шутка оказывается одновременно угрозой противнику в той борьбе, которая происходит между ними. Шекспир строит действие так, что трагическое напряжение сменяется сценами спокойными и насмешливыми. То, что серьёзное перемежается смешным, трагическое – комическим, возвышенное – повседневным и низменным, создаёт впечатление подлинной жизненности действия его пьес.
– давно замеченная особенность драматургии Шекспира. В «Гамлете» можно увидеть этот принцип в действии. Достаточно напомнить хотя бы начало сцены на кладбище. Перед зрителями появляются комические фигуры могильщиков; обе роли играют шуты, но даже здесь клоунада различна. Первый могильщик принадлежит к шутам-острословам, умеющим потешить публику умными замечаниями, второй шут – из тех комических персонажей, которые служат предметом насмешек. Первый могильщик на наших глазах показывает, что этого простака легко обвести вокруг пальца.
вся королевская семья!
Насколько актуально содержание пьесы в наше время?
Монологи Гамлета вызывают у читателей и зрителей впечатление общечеловеческой значимости всего происходящего в трагедии.
«Гамлет» – трагедия, глубочайший смысл которой заключается в осознании зла, в стремлении постичь его корни, понять разные формы его проявления и найти средства борьбы против него. Художник создал образ героя, потрясённого до глубины души открытием зла. Пафос трагедии составляет негодование против всесилия зла.
какими средствами и возможно ли его победить? Стоит ли вообще жить, если жизнь полна зла и победить его невозможно? Что в жизни правда, а что ложь? Как истинные чувства отличить от ложных? Может ли любовь быть вечной? В чём вообще смысл человеческой жизни?
Пришло время сделать Шекспира опасным: философ Саймон Кричли о доктрине Гамлета и бездействии
Иван Мин
Шекспир и его пьесы превратились в банальность, упакованную в продукт культурного экспорта и комфортных интерпретаций. Чтобы творения великого драматурга вновь обрели былую силу, философ Саймон Кричли и психоаналитик Джэмисон Вебстер предлагают сделать Шекспира снова опасным. Драма полицейского государства, комплекс бездействия, двусмысленность морализма — T&P публикуют перевод статьи Саймона Кричли.
Шекспир слишком часто ассоциируется с сентиментальным, обывательским, ностальгическим, а так же с поверхностным образом Англии и всего английского. Действительно, индустрия, связанная с Шекспиром, зависит от рыночного продвижения этого образа. Это касается и предметов внутреннего потребления. Будь то магниты на холодильник, летние постановки на открытом воздухе или культурный экспорт, вроде проекта «Глобальный Гамлет» в 102 странах мира. Однако существует более радикальная и подрывная версия Шекспира, которая лучше всего считывается в самой значительной и известной пьесе драматурга — «Гамлет».
Среди писем с отказами, которые мы получили, пытаясь издать «Доктрину Гамлета» в Британии (в США мы не сталкивались с такими проблемами), было письмо от одного издателя, который назвал книгу «непубликуемой, потому что она оскорбляет литературную культуру моей страны». В смысле он прав: наша книга явно осуждает доминирующую версию английской культуры.
«Гамлет — это не тот, кто не может сохранить рассудок, но, напротив, тот, кто стремится окончательно его потерять. Дело не в том, что мы не знаем, что делать, а в том, что мы слишком много знаем и ничего не делаем»
Говоря проще, нужно побороть слащавого Шекспира и сделать его работы снова опасными. Если бы власти действительно понимали, что происходит в голове у Гамлета, вряд ли они разрешали студентам изучать текст пьесы. Мир «Гамлета» — это сфера всепроникающего шпионажа, в котором и зеркало — орудие слежки за самим собой. «Гамлет», пожалуй, это драма полицейского государства, вроде полицейской Англии Елизаветы в конце XVI века, или Англии Елизаветы нынешней, когда множество камер наблюдения следят за перемещающимися по Лондону гражданами. Агонизирующая паранойя Гамлета — это лишь предвкушение нашей сегодняшней паранойи.
В отличие от типичного прочтения «Гамлета» на гуманистический и морализаторский лад — история про милого парня, страдающего от непосильной ноши, выпавшей на его долю, — мы предлагаем подход в духе того, что Вирджиния Вулф называла опрометчивым, болезненным и непочтительным. Наш анализ пьесы опирается на серию маргинальных интерпретаций — философских и психоаналитических, — которые отражают наши общие позиции и убеждения и, вместе с тем, проливают свет на проблему Шекспира и английскости. Это концепции, которые предлагают Карл Шмитт, Вальтер Беньямин, Гегель, Фрейд, Лакан, Ницше, Мелвилл и Хайнер Мюллер.
В конце своей небольшой книги о Гамлете, Шмитт делает весьма интригующее заявление. Он утверждает, что Англию конца XVI века — начала XVII века ни в коей мере нельзя назвать политическим государством, поскольку она по-прежнему была варварской страной. Между поражением Испанской армады в 1588 году и так называемой Славной революцией 1688 года (на самом деле и не славной, и не революцией), Англия вступила на путь формирования своей государственности. Но в данном случае, настаивает Шмитт, речь идет о концепции морской державы, которой не обязательно проходить через все стадии континентальной модели, где государство определяется через территорию. В XVII веке, вместе с появлением пиратства, каперства и корсаров, обширной колониальной торговли, компаний, плантационного рабства и, в конце концов, с началом индустриальной революции, Англия пришла к самоопределению не через свою территорию, а через моря. Так Англия стала безответственно эксцентричным государством, которое больше походило на серию земельных владений с некоторыми варварскими чертами, где политика была напрямую связана с пиратством. И чем дальше, тем больше укоренялась эта особенность.
Но это не только безответственное и эксцентричное государство. В начале пятого акта клоун-могильщик говорит, что Гамлета отправили в Англию, потому что он был безумен, однако «там в нем этого не заметят, там все такие же сумасшедшие, как он сам».
Для Фрейда образ Гамлета показывает разрушительные последствия вытеснения и подавления желания. Как писал Достоевский, «ад — это неспособность любить». Казалось бы, это Призрак должен мучиться в чистилище, но именно жизнь Гамлета — сущий ад. Фрейд писал о подобных эротических отношениях в возрасте 44 лет, когда уже был не в состоянии довести до конца свои исследования. О том, насколько это было трудно для Фрейда, можно судить по переписке с его квазианалитком Вильгельмом Флиссом, которая относится к периоду формирования фрейдовской теории Гамлета и кризиса в отношениях с женой Мартой.
Другой психоаналитический интерпретатор Гамлета, Жак Лакан, не публиковал собрание своих главных работ до 65 лет. В психоаналитических битвах вокруг вопроса о безумии Гамлета желание может быть найдено с большим трудом, в своих самых предельных формах. Вопреки стенаниям специалистов по психическому здоровью о том, как часто встречаются феномены «отыгрывания вовне», «расторможенности» и других форм потери контроля над поведением, сегодня, спустя четыре века, как написана пьеса, скорее не возможно игнорировать подавленность в стиле Гамлета. Так много мы не можем себе позволить.
Книга Саймона Кричли и Джэмисон Вебстер «The Hamlet Doctrine: Knowing Too Much, Doing Nothing»
Беньямин предлагает весьма смутное прочтение Гамлета в своей крайне сложной книге 1928 года, «Происхождение немецкой барочной драмы». Представив достаточно сильное описание мира эпохи барокко, мира, по сути уже мертвого — сад, заросший сорными травами, как сказал бы Гамлет, —Беньямин переходит к утверждению, что шекспировский Гамлет достигает христианского искупления от окружающего его гниения, эдакого мессианского триумфа. Вместе с Гарольдом Бумом, изобретающим новый образ человечества, Беньямину хочется увидеть в Гамлете образ Феникса, восстающего из пепла: Гамлет — это тот, кто бросается на защиту Клавдия вместо того, чтобы сражается против него, он тот, кто перед финальной сценой ожидает услышать истину, хотя она ему уже известна из других уст (имеется ввиду реплика Лаэрта: «Король, король виновен!»).
Гегель, к своей чести, не разделяет восторгов Беньямина, и завершает свои лекции по эстетике, труд почти на полторы тысячи страниц, оглушающей интерпретацией Гамлета. Диалектическое напряжение, которое в античной трагедии формировало публичную жизнь города, переносится в сферу приватного и внутреннего, то есть оживает в голове Гамлета, делая его рассеянным и парализованным. Более того, Гегель идет дальше и утверждает, что Гамлет не только неподходящая кандидатура на роль мстителя, но и просто потерянный и даже обреченный человек, снедаемый чувством отвращения.
Ницше, в свою очередь, делает это отвращение центральной темой своей краткой, но чрезвычайно интересной и при этом недооцененной интерпретации «Гамлета» в «Рождении трагедии». Здесь Гамлет — это анти-Эдип. Если Эдип действует, но неосознанно, то Гамлету все известно с самого начала (со слов Призрака), но он не может действовать. Кроме того, причиной такого бездействия не является нерешительность или бессилие Гамлета, скорее, причина в том, что Гамлету отвратительна сама перспектива действия. Почему же, зная страшную тайну, он бездействует? В любом случае, мир катится в тартарары. Такова суть того, что Ницше называет «доктриной Гамлета», и здесь мы снимаем перед ним шляпу.
«Потратьте несколько недель на неторопливое чтение “Гамлета”. Вы увидите, как причудлива эта пьеса. Слишком странная для той самодовольной, обывательской Англии, превратившей Шекспира в индустрию»
Но наш настоящий герой — Герман Мелвилл. Он предлагает незаурядную версию трагедии Гамлета в своей на удивление провальной книге «Пьер, или Двусмысленности». Эта книга могла бы стать бестселлером, готичной эротической халтурой для хороших жен Новой Англии. К сожалению для Мелвилла, но к счастью для нас, Мелвилл не перестает быть Мелвиллом: он пишет изумительную книгу, которая с треском провалилась в продажах. Пьер, чье имя стоит в заголовке книги, не видит ни какого смысла в том, что он называет «безнадежным внутренним мраком» Гамлета, а так же в истории в «этих поверхностных и совершенно случайных уроков, о которых с таким самодовольством разглагольствует дотошный моралист». Мы стараемся воздерживаться от таких напыщенных моралистических тирад.
Гермидж и Конделл, редакторы издания Шекспира 1623 года, в конце своего короткого предисловия увещевают: «Читайте его и перечитывайте снова и снова». Что мы и делаем, повинуясь этому весьма консервативному требованию. Борьба с идеологическим использованием Шекспира, возвращение его подрывной силы, возможна только посредством его прочтения. Потратьте несколько недель на неторопливое чтение «Гамлета». Вы увидите, как причудлива эта пьеса. Слишком странная для той самодовольной, обывательской Англии, превратившей Шекспира в индустрию, она наводит на мысль о возможности представить и обжить другую Англию и другую английскость.
Осознавая, что его любовному роману могут отказать в публикации, Мелвилл, на манер Шекспира подводит Пьера к гибели, используя ситуацию как зеркало. Пьер получает следующее письмо:
«Сэр, вы мошенник. Под видом написания популярного романа, вы получаете от нас денежные авансы, при этом через нашу печать проходят страницы кощунственной рапсодии, краденные у мерзких безбожников, Лукиана и Вольтера… Наш счет за печать в данный момент… в руках у нашего юриста, который знает свое дело и без промедлений приступит к работе со всей строгостью.
СТИЛ, ФЛИНТ И АСБЕСТОС».
Пьер убивает себя вместе со своей сестрой и любовницей, ожидая суда в тюрьме. Мы также с нетерпением ждем оказаться на скамье подсудимых за нашу краденную, кощунственную, самоубийственную рапсодию.
Перевод Дарья Ширяева и Александр Бидин