Что меняет отношение к детям
«В отношении к ребенку невозможен формальный подход»: психолог — об устаревших идеях в воспитании
© Иллюстрация Лиза Стрельцова
Некоторые стратегии не работают в современном мире
В воспитании детей мы часто опираемся на опыт наших родителей. Однако многие идеи и принципы, которые стояли во главе угла раньше, давно устарели. Мы попросили Викторию Шиманскую, доктора психологии и ведущего специалиста по эмоциональному интеллекту в России, основателя SKILLFOLIO — цифрового университета диагностики и развития EQ и Soft Skills — рассказать, о каких вещах на самом деле не стоит переживать современным родителям.
А 24 мая в 19:00 Виктория проведет бесплатный вебинар «Самое ценное. Чему на самом деле научить ребенка, чтобы он вырос счастливым».
Запрет на эмоции
Идея о том, что любые бурные проявления эмоций неприемлемы на публике, а иногда и дома, передается из поколения в поколение. Так воспитывали наших родителей, так они воспитывали нас: быть удобными прежде всего для общества, затем — для семьи и только потом — для самих себя. Все, что родителям было не комфортно, находилось под запретом.
Однако на самом деле это — история о том, что мы, родители, не умеем воспринимать эмоции как ресурс. И не пытаемся разобраться в причинах детских истерик и капризов.
Прежде чем запретить ребенку плакать, стоит понять, из-за чего он так себя ведет. Любая негативная эмоция на самом деле может стать источником важных знаний. Возможно, плач связан с физиологическими причинами: ребенок устал, хочет есть или пить, замерз или, наоборот, перегрелся. В этом случае наша задача — прежде всего устранить источник дискомфорта. А может быть, истерика возникла от того, что ребенок требует вашего внимания — или просто проверяет границы. Тогда поведение будет совсем другим.
В любом случае сначала нужно признать эмоцию ребенка — неважно, позитивная она или негативная. А затем вместе разобраться в причинах того, почему ему грустно. Чем раньше мы начинаем закреплять процесс проработки эмоций, тем легче малыш потом справится с этим сам.
Это и есть развитие эмоционального интеллекта, то есть способности понимать свои эмоции и управлять ими. Подчеркну — не зажимать эмоции, а именно управлять ими, сделать их ресурсом и своими помощниками.
«Искаженный Спок»
Поколение родителей, которые пытались воспитывать по Споку — это интересный феномен. И пример того, как здравые по сути своей мысли нашли неверное применение.
В подходах Спока не было многого из того, что ему ошибочно стали приписывать. Фактически он призывал не бросаться к ребенку по первому зову, а для начала разобраться в причинах плача. Но теорию исказили и свели к тому, что детей с трех месяцев нужно приучать к самостоятельности и вообще не реагировать на их плач.
В отношении к ребенку невозможен формальный подход. Мы всегда должны действовать осознанно, двигаться в глубину, разбираться в первопричинах, а не просто действовать по кем-то написанной инструкции.
Ребенок как центр Вселенной
Сейчас маятник качнулся от «искаженного Спока» к другой крайности. Мамы стали меньше работать, материальные возможности многих семей возросли, детям стали уделять больше внимания — и в результате дети начали становиться настоящими центрами Вселенной. Мамы растворяются в них, забывать о своих целях и желаниях.
«Ладно, я потерплю, зато у ребенка все будет прекрасно», — думают они.
Но это приводит к тому, что на консультации приходит все больше семей, где в пять-шесть лет дети дерутся или кусаются. Надо понимать, что если ребенок в таком возрасте может ударить маму, — это деструктивная и болезненная ситуация. И таких случаев с каждым годом становится все больше.
Выход — обозначить свои границы, установить семейные правила и ценности и дать понимание, что мама и папа — это отдельные личности. С детьми от трех лет это уже можно обсуждать и проговаривать.
«Учись на 5 — и все будет хорошо»
Часто родители пытаются снять свои страхи через внешние факторы, к которым относятся оценки. Кто из нас не слышал присказку про то, что «будешь плохо учиться — станешь дворником». Все понимают — эта установка давно устарела, однако большинство родителей все равно «цепляются» за оценки детей как за фактор, который предопределяет их успешность и счастье в будущем.
Происходит подмена: ребенок получает «пятерку» — и родители успокаиваются, считая, что теперь у него все будет хорошо. Однако это не так. В современном мире оценки давно перестали быть показателем успеха.
Важнее уделять внимание самому процессу познания, выделять и развивать таланты ребенка. Пусть он не получит «пятерку» по биологии и не выучит названия всех динозавров, зато вы вместе посмотрите познавательный фильм по этой теме, найдете интересную энциклопедию или сходите в Палеонтологический музей. Иначе есть большой риск загубить мотивацию к учебе, что, к сожалению, часто происходит в школе.
Профессии правильные и неправильные
В более старшем возрасте все тот же механизм закрытия родительских страхов переносится на профессии. Считается, что среди них есть перспективные и не очень. Что если станешь программистом — все будет хорошо, а если пойдешь официантом в кафе — значит, жизнь не сложилась.
Это тоже не так. Есть огромное количество тех, кто идет в официанты, а потом открывает свои кафе и рестораны или становится классным барменом.
Правда в том, что лучше быть выдающимся барменом, чем никаким программистом. Но преодолеть этот шаблон многим родителям пока еще сложно.
Для большинства колледж, техникум или ПТУ звучит как путь в никуда. Хотя сейчас очень активно развивается среднее профессиональное образование, которое было загублено в течение долгого времени. Это принципиально меняет подход к освоению профессии. Если у ребенка есть талант в какой-то практической сфере, позвольте ему реализоваться в ней. Далеко не все родились, чтобы пойти в науку — многие отлично чувствуют себя, делая что-то руками.
Что делать, если вы «упустили ребенка»: в 10, в 15 и в 25 лет
Как корректировать взаимоотношения с ребенком в разном возрасте
Светлана Лукка психолог, специалист в сфере детско-родительских отношений, преподаватель, проводит вебинары, частные и групповые консультации, мать троих детей
«Жалею, что мало занималась сыном в его детстве», «Подросток совсем отбился от рук», «Мы со взрослой дочерью – как чужие». Можно ли исправить отношения, если ваши сын или дочь – уже совсем не младенцы?
Меня часто спрашивают: что делать, если вдруг стало понятно, что в детстве мы как родители недодали что-то ребёнку? Возможно, и у вас возникал этот вопрос.
Я искренне считаю, что восполнить любые эмоциональные дефициты можно практически в любом возрасте. Если вашему ребёнку три года, то прогноз отличный. Если десять – прогноз хороший. Если двадцать пять – изменить личность вы уже не сможете, но сможете дать ему осознание надёжного тыла в вашем лице и сильно облегчить его повседневность во взрослой жизни.
До 12 лет: меняйтесь сами – и ребенок изменится
Очевидно, что чем раньше мы начнем исправлять ошибки – другими словами, менять своё поведение, – тем большее положительное влияние это окажет на наших сына или дочь. До десяти-одиннадцати лет, пока семья играет главенствующую роль в развитии, наши отношения с детьми – главное, что формирует будущую личность.
Иногда даже можно встретить мнение, что основы эмоциональной системы закладываются в возрасте до трех лет, а потом ребёнок формируется с той базой, которую он получил. В этом есть доля правды, особенно если брать во внимание логику развития головного мозга, однако менять наши отношения с детьми никогда не поздно.
И в возрасте до десяти лет, для того чтобы что-то сдвинулось в отношениях, достаточно просто начать меняться самому родителю. В этом возрасте ещё не надо объяснять, почему вы меняетесь. Ребёнок с благодарностью примет положительную динамику. Вы легко можете начать с большим пониманием относится к его особенностям, больше доверять, идти навстречу его желаниям в поиске своего призвания.
До пубертата самое время, чтобы постепенно отказываться от тотальной власти над школьником и воспитывать в нем ответственность за свои поступки и решения. Дети всё ещё очень чувствительны к родительской оценке себя и своих действий, поэтому появление новых детальных комментариев относительно своих успехов вдохновит их и заставит больше стараться. В этом возрасте вера родителей в успех сына или дочери творит чудеса.
До 18 лет: меняйтесь и разговаривайте
Но на деле родители редко спохватываются так рано – чаще мы сталкиваемся с необходимостью перестраивать отношения уже с подростком. И это происходит не в двенадцать-тринадцать лет, пока он еще сильно зависим от нас, а в шестнадцать-семнадцать, когда молодой человек готов сжигать мосты, и добрые отношения становятся важнее вам, чем ему. В такой ситуации простая смена поведения скорее насторожит его, чем приведет к положительным изменениям.
Здесь уже важно начинать разговаривать. Говорить о ваших чувствах, о готовности понимать и слышать. И не только говорить, но и доказывать реальными поступками свою новую позицию.
При этом всё равно важно оставаться в этой ситуации родителем, который опытнее и мудрее. В подростковый период как никогда важно иметь тыл дома, поддержку и грамотный совет. Сын или дочь всё ещё нуждаются в сильном родителе, они пока не могут идти по жизни самостоятельно, хотя внутренне и готовы к этому.
Бывает, что ситуация зашла в тупик, любое общение крайне эмоционально накалено, и долгие разговоры с исследованием позиций сторон оказываются просто невозможными. В этом случае родителю потребуется много мужества и терпения.
Также надо быть готовым к тому, что первый шаг делает родитель, который старше и сильнее. Ведь инициатива в детско-родительских отношениях всегда на стороне родителя, именно он определяет их тон в любом возрасте.
Взрослые дети: принимайте такими, какими выросли
Если мы стараемся менять отношения с ребёнком, когда последний уже и вовсе взрослый, порой имеющий собственную семью, то ситуация ещё сложнее, а прогноз менее оптимистичный. Рассчитывать на изменение личностных характеристик уже сформировавшегося молодого человека я бы не стала. Это, скорее всего, работа психолога, рассчитанная на несколько лет.
Но изменить именно отношения — стать ближе и восстановить контакт — возможно. Все мы в любом возрасте нуждаемся в том потоке любви и доверия, который исходит от родителей. Этот поток не всегда можно почувствовать, тем более — описать. Но когда мы родителей теряем, мы понимаем, что поток прервался, и мы осиротели. Эта боль и пустота знакома всем, чьи родители уже ушли в мир иной. Они знакомы и мне.
Восстанавливать отношения со взрослыми детьми сложнее, чем с подростками. Выросшие сыновья и дочери уже научились жить в изоляции, с ощущением покинутости самыми близкими людьми. Они научились прятать боль в глубине своего сердца и не хотят её лишний раз тревожить. Часто они боятся близких эмоциональных отношений с другими, потому что не хотят опять испытать горечь обид и отвержения.
В этой ситуации быстро наладить контакт сложно. Скорее всего, вам придется начать принимать своего взрослого ребёнка таким, каким он получился. Не пытаясь что-либо исправить. И через принятие вы сможете восстановить тот поток, который иссяк в какой-то момент.
Таким образом, восстановление отношений с ребёнком и их улучшение возможно в любом возрасте. Но когда бы вы ни начали это делать, легко и быстро это не получится. Отношения — это большая духовная работа, требующая изменений именно от нас, родителей. Она требует преодоления усвоенных и закреплённых стереотипов в родительском поведении. Готовности пожертвовать своей позицией и ожиданиями в пользу гармонизации жизни своих детей и своей собственной.
Как менялось отношение к детям на протяжении истории
Каждый стиль воспитания формирует свой тип характера, с присущими ему психологическими особенностями и проблемами. Поэтому общепринятое отношение к детям в конкретном обществе формирует то, какие люди будут составлять это общество спустя 20 лет и позже. Хотя в каждую эпоху есть люди, которые психологически отстают от своего времени (человека, считавшегося совершенно нормальным в архаическом обществе, мы сегодня назовем сумасшедшим) или опережают его (и становятся либо носителями прогрессивных идей, либо невротиками, которые с трудом справляются с жестокостью окружающего их мира — совершенно нормальной для их современников).
К счастью, на всем протяжении истории человечества в каждом поколении родителей появлялись те, кто относился к своим детям лучше, чем это было принято в его детстве. Именно благодаря таким людям отношение к детям постепенно становится более добрым и принимающим. В этом кроется причина определенного психологического прогресса: человечество психологически взрослеет, очень медленно (и неоднородно) двигаясь от состояния психики, свойственного младенцам к относительной зрелости.
Архаическое общество
О том, как обращались с детьми люди первобытной культуры, мы можем судить как по археологическим данным, так и по тому, как ведут себя с детьми сегодня австралийские, африканские и другие племена охотников и собирателей.
В архаическом обществе детоубийство — широко распространенное явление, обыденная норма, а ребенок просто не считается человеком до того, как в подростковом возрасте пройдет кровавый обряд инициации (во время которого совершенно не обязательно сможет выжить). Ребенок — это нечто не имеющее ни чувств, ни прав. Поэтому детоубийственные импульсы (возникающие в любой культуре) не считают нужным подавлять.
Родители охотно едят детей, причем не от голода, а ради удовольствия (это называется «голод к младенцам») или с магическими целями. Оставшихся детей воспитывают в суровом небрежении.
Даже в тех племенах, которые вызывают похвалы антропологов внимательным отношением к малышам, это внимание обычно только к нуждам тела, а не к чувствам. Исследователь воспитания у аборигенов А. Хипплер писал: «Я никогда не видел, чтобы хоть один взрослый йолнгу, любого пола и возраста, прогуливал малыша, начинающего ходить, показывал ему мир, объяснял что-нибудь, проявлял эмпатию к его потребностям». И даже физически заботливые матери без переживаний убивают или бросают своих детей, с которыми еще за неделю до того возились.
Каким вырастет ребенок, в воспитании которого нет никакой последовательности? До душевных потребностей которого никому нет дела? Которого не считают человеком?
Античное и раннее христианское общество (до 4 века н.э.)
Появились жестокие наказания «по поводу» — в этом были зачатки последовательности и внимания к детям (пусть и отрицательного), что, как ни странно, было шагом вперёд.
Ребенок считался собственностью родителей, с которой можно законно делать всё, что захочется: детоубийство оставалось нормой. Аристипп говорит, что мужчина может делать со своими детьми все, что ему заблагорассудится, ибо «разве мы не сплевываем лишнюю слюну или не отшвыриваем вошь, как нечто ненужное и чужеродное?».
Убивали почти всех незаконнорождённых и огромный процент законных детей; девочек — гораздо чаще, чем мальчиков. Как писал Посейдипп «даже богатые люди почти всегда бросают дочь».
«Бросают» — это вовсе не «отдают в приют», «бросают» — это убивают или выбрасывают. Если брошенный ребенок выживал, то обычно становился рабом или храмовой проституткой.
Легальным было принесение детей в жертву для религиозных обрядов и других нужд (например, замуровывание в стену при закладке здания).
Сексуальное использование детей, в том числе самых маленьких, считалось нормальным и законным — упоминаниями об этом полны античные переписка, мемуары и философские трактаты.
Человек античности жил в пугающем мире кошмаров и суеверий. Он растворялся в окружающих. Боги — проекции бессознательных страхов и родительских фигур, по-прежнему требовали жертв, часто человеческих и отличались жестокостью и непоследовательностью (вспомним мифы древней Греции, где боги ведут себя как шайка распоясавшихся хулиганов), хотя в отличие от хтонических чудовищ первобытных предков, уже приобрели человеческие черты. Люди наслаждались насилием: бои гладиаторов, мастерские для калечения детей, живые картины, в которых использовали убийства и истязания и т.д.
Несмотря на интеллектуальную и эстетическую зрелость, несмотря на развитие философской мысли, эмоционально и психологически большинство людей античности находились на уровне детей до 3 лет: были жестоки, не умели сострадать и мечтали о еде и удовольствиях, в том числе садистических («хлеба и зрелищ!»). Хотя это был шаг вперед, по сравнению с младенческим состоянием психики человека в архаическом обществе.
С 4 по 13 век нашей эры
В Европе сказывается влияние христианства: детоубийства становились не такими распространенными и считались не законными (хотя детская смертность всё ещё очень высока, в частности потому, что о безопасности детей очень мало заботятся).
С первых дней жизни детей отсылали на несколько лет кормилицам (все, кому позволял доход), а потом в услужение, в заложники (в дворянских семьях), в монастыри или просто на воспитание в другие семьи.
Характер людей в это время меняется. В прежние времена главным страхом детства было то, что тебя убьют, а теперь, что тебя покинут: родители, а потом и Бог, на которого средневековые люди проецировали свой детский страх оставленности. С этим связаны тоска, страхи и агрессия человека этой эпохи. Чтобы справляться с этими переживаниями люди объединялись в группы, символизировавшие родство и близость: феодальные структуры (король или сюзерен начинают восприниматься как отец), монастырские и цеховые братства.
С 13 по 18 век
Отношение к детям стало двойственным: дитя видят одновременно невинным и греховным. К сожалению, невинность ребенка нередко понималась в том смысле, что его невозможно растлить, что бы с ним не проделали, а «греховность» смиряли жестокими порками.
Ллойд Демоз в своей «Психоистории» писал об одном немецком школьном учителе, «который подсчитал, что в общей сложности отвесил 911527 ударов палкой, 124000 ударов плетью, 136715 шлепков рукой и 1115800 пощечин.
Детей били, они вырастали и в свою очередь били собственных детей. Так повторялось век за веком. Даже те гуманисты и педагоги, которые славились своей добротой и мягкостью одобряли битье детей. Жена Мильтона жаловалась, что не выносит криков своих племянников, когда муж их бьет; Бетховен хлестал учеников вязальными спицами, а иногда колол. Даже принадлежность к королевской семье не освобождала от побоев, чему пример — детство Людовика XIII. За обедом рядом с его отцом лежал кнут, а сам дофин уже в 17 месяцев прекрасно знал, что, если ему показали кнут, надо замолкнуть. В 25 месяцев его начали бить регулярно, часто по голому телу. Руссо рассказывает, как младенцев уже в первые дни били, чтобы успокоить. Одна мать пишет о своем первом сражении с четырехмесячным младенцем: „Я лупила его, пока рука не устала, буквально живого места не оставила, а он хоть бы на йоту уступил“.
Большинство средневековых авторов описывает очень суровые сцены избиения».
Юристы 13 века оценивали положение дел так: «Если ребенка бьют до крови, это будет ему хорошая память, если же его забивают до смерти, тут дело касается закона».
Детей повсеместно жестоко запугивали, разделяя с ними страхи взрослых перед ведьмами и нечистой силой — в которых явно звучали отголоски психологической памяти о тех временах, когда детей поедали: ведьмы и чудовища из этих карательных фантазий, призванных усмирить ребенка, обычно едят детей.
Детоубийство уже осуждается, но только убийство законных детей. Именно повсеместное убийство незаконнорождённых младенцев породило миф о том, что «в старые добрые времена мораль была выше, и незаконнорождённых детей, если верить переписям, почти не было». Совершенно верно, не было — их просто убивали. По этой же причине, а не потому, что люди были чище и лучше, не было детских приютов: до детей, гибнущих на улицах, просто никому не было дела. Только в 1740-х появился первый детдом — госпиталь для брошенных детей открытый в Лондоне купцом Томасом Корамом.
Сопереживание всё ещё оставалось на зачаточном уровне, поэтому «добрый христианин» мог с удовольствием пытать врагов или выходить на большую дорогу, грабить и убивать проезжих, а жестокие казни считались шоу, на которые ходили семьями. Отличительной психологической чертой средневекового человека стал садомазохизм (в отличие от прежнего откровенного садизма): жестокость к другим сочеталась с жестокостью к себе: нанесение себе ран, психические эпидемии самоизбиений и других самодеструкций, умерщвление плоти, слепое подчинение церкви и феодалу.
Хотя желание слиться с группой (цехом или церковью) еще очень велико, у человека уже появился совершенно определенный образ целостного собственного «я».
Духовным идеалом стали гуманные христианские ценности: им обычно еще не могли следовать, но именно они уже были желанными. Количество людей, способных заботиться о ближнем и проявлять доброту очень медленно, но увеличивалось.
Всплески прежних страхов перед жестокими убивающими матерями (групповые страхи отмирают медленно и с рецидивами) приводили к охоте на ведьм, которым приписывали все качества чудовищных божеств архаического общества.
В 18-19 веке отношение к ребенку формулируется так «если ты будешь идеальным, не станешь вызывать у меня никаких искушений и дашь мне полностью контролировать твои чувства и волю, то я позволю тебе быть рядом со мной и буду тебя любить».
Детей с самого раннего возраста приучают к туалету (раньше они свободно «пачкали углы»), появляется запрет на мастурбацию и стремление, чтобы ребенок был чистым морально и физически. То есть, не напоминал взрослым об их запретных желаниях — не только сексуальных, а порой о совершенно невинных, но подавленных потребностях в эмоциональной свободе или спонтанности.
Ребенок, который не следует правилам: шалит, проявляет закономерный интерес к своему телу или просто слишком эмоционален — считается злокозненным и неправильным, его надо исправлять (желательно битьем, запугиванием и голоданием). Ребенок, которому удается справиться с родительскими требованиями, получает родительскую благосклонность (правда, бессознательно ощущает, что его любят только до тех пор, пока он ведет себя идеально, то есть любовь — более, чем обусловленная).
Воспитание стало набором последовательных, но очень строгих правил: и вместо людей, объятых тревогой, вырастают люди, не получившие душевного тепла, эмпатии и возможности выражать чувства. Поэтому главными чертами характера стали депрессивность, подавленность, мучительное терзающее чувство вины и психосоматические заболевания. Люди нового времени уже не боялись, что их покарают непредсказуемые божества, поэтому смогли произвести научную, индустриальную и технологическую революцию. Появились более теплые отношения в браке и личной сфере (правда, далеко не повсеместно).
ХХ-ХХI век
Начиная с конца ХIХ века и до наших дней, в Европе (хотя между разными европейскими странами есть в этом смысле существенная разница) и США преобладает социализирующий стиль воспитания детей, в котором последние несколько десятков лет появляются вкрапления поддерживающего, помогающего стиля.
Хотя даже в самых развитых странах хватает людей, обращающихся с детьми «как в старые добрые времена». Позиция «я боялся своего отца, так пусть и мои дети боятся меня» очень распространена. К тому же существует недооцененный феномен зависти к своим детям. Она обычно не осознается, но если вывести это ощущение на сознательный уровень, получается «а почему это ты должен жить лучше, чем жил я?».
Проиллюстрирую опубликованными воспоминаниями актрисы Ольги Тумайкиной (замечу 1972 года рождения — далеко не начало ХХ века): «Мама отдала меня своим родителям в глухую таёжную деревню в два года. Так было принято — ребёнок до школы набирается сил. А в деревне воспитывают строго. Иначе нельзя: хозяйство большое, нужно всегда быть на подхвате. Помогать и не жаловаться. Я и не жаловалась. Однажды в лесу пропорола гвоздём ногу и до дома терпела, никому не сказала. Знала — попадёт. Ещё как-то зимой полоскала бельё в проруби и упустила простыню. Страх наказания был так велик, что я бежала километр или два по льду до порогов, где вода не замерзает, и выловила-таки её! Вся побилась, поморозилась, но опять никому ничего не сказала. В нашей семье дети не приучены беспокоить взрослых. Сын дяди, Кирилл, когда ему было десять лет, упал с велосипеда. От травмы в паху образовалась саркома, и он очень быстро сгорел. Врачи говорили, что если бы Кирилл вовремя сказал о своей боли, его можно было спасти. Но мы привыкли терпеть. ».
К сожалению, более чем закономерно, что Ольга вышла замуж за человека, который бил ее и унижал морально, и молчала о том, что происходит в ее супружестве: привычка терпеть, если не преодолевать ее специально, остается на всю жизнь. Таких примеров в России очень и очень много.
Последовательности и эмпатии тоже часто не хватает. Вспомним, сколько родителей без всяких объяснений меняют «нельзя» на «можно» и наоборот, а лучшим объяснением считают «потому что я так сказал». Главной психологической проблемой России является проблема личностных границ.
О Японии, Китае, Индии и арабских странах я в этом тексте говорить не буду, так как это отдельная большая тема.
Но вернемся к социализирующему стилю:
Социализирующий стиль
У родителей, воспитывающих дочерей и сыновей в этом стиле, проекции на детей становятся всё слабее, поэтому родители хотят не столько взять ребёнка под полный контроль, сколько направить его на правильный (по их мнению) путь. Главное желание родителей теперь социализировать ребёнка, встроить в общество. Ребёнок считается хорошим, когда он ведёт себя социально одобряемо (слушается старших, вежливо здоровается и т.д.). Он по прежнему «должен» родителям, но уже не прислуживать в доме или терпеть побои, а быть социально успешным: хорошо учиться, «быть самым лучшим», «таким, чтобы мы могли тобой гордиться». Социальные успехи ребёнка становятся престижем родителей. Он нередко оказывается виноват, если «не оправдал»: «лучше бы я пошла работать, чем с тобой сидела!», «я столько в тебя вложил(а)!».
Практически вся Европа и США к началу ХХ века уже определились, что бить детей — нехорошо (впрочем, были исключения: например, Германия, где жестокие физические наказания были широко распространены вплоть до Второй мировой войны). Это вовсе не значит, что детей в Европе и Америке в ХХ совсем не били. Били, но обычно с оглядкой: побои либо скрывались, либо родители старались оправдаться совершенной невыносимостью ребёнка. В наше время контроль над телесными наказаниями детей в западных странах стал гораздо строже.
Физический контроль над детьми при социализирующем стиле воспитания сменяется психологическим: битью предпочитают манипуляции и эмоциональный шантаж («веди себя хорошо, и тогда я. », «мальчики никогда не плачут» и т.д.).
Участие отца в жизни детей не только в качестве кормильца и наказывающей фигуры становится нормой. Всё меньше мужчин говорит «возиться с детьми женское дело», всё больше откликается на призывы жён «поговори с сыном», «дочке нужно твоё внимание». Да и количество мужчин, интересующихся своими детьми, душевно сближающихся с ними без напоминаний, увеличивается.
Между детьми и родителями появляется эмоциональная близость. Любимого человека по определению хочется радовать, и когда общество перестает «твердо знать», что только тотальная строгость и розга не дадут ребёнку стать аморальным и попасть в ад, всё больше родителей хочет доставить детям удовольствие, побаловать.
К сожалению, забота о ребёнке нередко бывает проективной: родитель удовлетворяет не истинные потребности ребенка, а свои за его счет; ребёнку дают то, что удобно дать родителям, а не то, в чём он нуждается.
Пример такого отношения, семьи, где у детей нет никаких ограничений, малейшие капризы мгновенно удовлетворяются без обсуждений, ребенка заваливают игрушками и подарками, но эмоционального контакта нет. Это своего рода способ откупиться вседозволенностью и попустительством от нужды ребенка в душевной близости и понимании. Баловать по-своему гораздо проще, чем вникать в чувства и потребности ребёнка или воспитывать в нем уважение к другим людям (без которого научиться уважению к себе самому невозможно). Кроме прочего попустительствующие родители часто незаметно для себя нарушают границы самого ребёнка.
Есть и категория родителей, которые стараются подкупить детей, так как это кратчайшая (хотя далеко не самая полезная для ребенка) дорога к их преданности. Такие люди нередко сравнивают себя с другими родственниками, против которых (порой бессознательно, а чаще вполне осознанно) настраивают ребёнка: «только мамочка тебя любит по-настоящему», «вот мать тебе не разрешает мороженое есть, а папа тебе всё что хочешь купит», «родители у тебя злые, а у бабушки всё, что хочешь можно делать».
Дети, получившие социализирующее воспитание гораздо меньше подавлены родителями, поэтому. позволяют себе злиться на них, обижаться, переживать, видеть достоинства и недостатки. (Для того чтобы испытывать агрессию к близким людям, особенно к родителям, тоже нужна определенная степень внутренней свободы и душевных сил). А значит, в конце концов, полюбить своих настоящих родителей, а не их идеализированные образы.
У людей ХХ века тоже есть жестокие потребности и желания, которые всё чаще (хотя не всегда) реализуются в символической форме: лучше смотреть фильм «Техасская резня бензопилой», чем публичные четвертования.
Для большинства наших современников, благодаря социализирующему стилю воспитания, очень важен социальный успех, ставший чем-то вроде религии: он определяет как идентификацию и самоидентификацию человека (на вопрос «Кто он?», люди чаще всего отвечают, называя профессию: «инженер», «бизнесмен»), так и его представления о качестве собственной личности и жизни. Например, слова «я ничтожество» или «я ничего не достиг» обычно означают отсутствие хорошей должности или высшего образования.
Ориентированность на социальное определяет устремления и выборы: люди часто отказываются от времени со своими близкими, личностного развития и других важных вещей ради карьеры.
Человек, воспитанный в социализирующем стиле, уже позволяет себе ощущать психологические потребности в любви, принятии себя (как другими, так и самим собой), поддержке и близости, но часто не умеет сформулировать и реализовать их. Из-за этого многие люди страдают от душевной пустоты и других экзистенциальных проблем, которые заглушают зависимостями: химическими (алкоголь, наркотики и т.д.), психологическими (деструктивные отношения, игромания и т.д.) и пищевыми расстройствами (булимия и анорексия). Собственно, именно эти психологические проблемы — самые распространенные на Западе, да и в России занимают заметное место.
Надежда на хэппи-энд
С середины ХХ века Европе очень медленно, буквально в виде единичных случаев, зарождается новый стиль воспитания — помогающий. Появляются родители, готовые прислушиваться к чувствам детей, доверять их эмоциональным потребностям, ценить близость с ребёнком, сочувствовать, когда ему плохо, создавать условия для его развития и интересов. Люди, которых воспитывают в этом стиле, обычно вырастают добрыми, искренними, хорошо знающими себя, творческими, адекватными и спонтанными. Они не страдают от депрессий и неврозов, у них сильная воля, они не склоняются перед авторитетом и легче, чем другие выдерживают прессинг.