что случилось с эмили агрест в леди баг
Эмили Агрест
История персонажа
Эмили Агрест — героиня французско-корейского мультсериала «Леди Баг и Супер-Кот». Физически не участвует в сюжете, так как исчезла до событий 1-го сезона. Тем не менее оказывается важным персонажем, который не только объясняет характер юного Адриана Агреста, но и причины злодейств Бражника.
История создания персонажа
Мультфильм о супергероях, автором идеи которого стал Томас Астрюк, наполнен мистикой, отсылками к древности, тайнами и загадками.
Главные герои держат друг друга в неведении относительно своих личностей. Впрочем, кроме этого, в картине хватает недосказанности. Все это порождает яростные споры фанатов сериала. Поклонники франшизы выдвигают теории, делятся наблюдениями и пытаются предсказать итог войны Бражника с Супер-Котом и Леди Баг.
Эмили Агрест в капсуле / Кадр из мультфильма «Леди Баг и Супер-Кот»
По иронии судьбы Бражник — Габриэль Агрест, приходится отцом Коту Нуару. И создатели мультфильма не ради развлечения развели кровных родственников по разные стороны баррикад. Гипотезы касательно Агреста-старшего, а точнее, его решения стать злодеем, не дают шанса однозначно трактовать амплуа персонажа с отрицательной точки зрения. И причина тому — его жена Эмили, отсутствующая в кадрах.
Зрители узнают об этой героине из разговора модельера и ассистентки Натали Санкёр. Девушка сочувствует мужчине, говоря, что предстоящее Рождество будет для подростка первым без матери. Далее аудитория оценивает образ персонажа только на картинках — фотографиях в кабинете Габриэля и в телефоне Адриана.
Однако создатели намеренно не раскрыли биографию Эмили, а также предоставили фанатам несколько подсказок.
Образ и биография Эмили Агрест
В девичестве у героини была фамилия Грэм де Ванили. Известно, что у нее имеется сестра-близнец Амели, а вот о родителях информации никакой нет.
В одном эпизоде открывается один кусочек паззла, проливающий свет на судьбу персонажа. Жена Габриэля — актриса, сыгравшая в черно-белом фильме «Одиночество». Интересно, что ее сын ни разу не смотрел эту киноленту, хотя знал, что DVD лежит в сейфе у отца.
Адриан в итоге добился просмотра этого фильма вместе с родителем, после чего они договорились больше ничего друг от друга не скрывать. Впрочем, это обязательство никто исполнять и не планировал.
Еще один момент к разгадке истории героини — это лежащий рядом с фотографией камень павлина. Вероятно, он принадлежал Эмили и непосредственно повлиял на ее состояние. Известно, что талисман был поврежден, поэтому воздействовал на хозяина непредсказуемо. Когда им завладела Натали, то зритель узнал, что этот предмет высасывает жизненные силы у того, кто им пользуется.
Из этого вытекает основная версия «пропажи» персонажа. Есть теория, согласно которой Эмили ранее была супергероиней. Когда камень павлина стал проявлять разрушительные для нее свойства, женщина по неизвестной причине продолжала его использовать. Это и привело ее в состояние комы.
К слову, в одном из эпизодов демонстрируется тайная комната Габриэля. Там, в некой стеклянной капсуле, которая напоминает гроб, лежит мать Адриана.
Женщина выглядит словно живая. Это худосочная блондинка со светлой кожей. Видно, что Агрест-младший похож на нее — заостренный подбородок и большие зеленые глаза.
Как она одевается, можно судить по фотографиям. Так, Эмили носит черную блузку, а сверху — светло-розовую куртку. На снимках, где она в пальто, видна брошь в форме цветка с жемчужиной в центре и пятью лепестками.
Это добросердечная личность, для которой главное — семья. Но Габриэль не раз утверждал, что супруга была слишком упрямой и всегда переживала за жизнь и безопасность других людей. Эти черты унаследовал Адриан, проявляя себя в фильме как самоотверженный спаситель беззащитных людей.
Однако тот факт, что женщина продолжила пользоваться камнем павлина, зная о разрушительной силе, характеризует ее как безрассудного персонажа. Знал ли об этом муж, неизвестно.
Мужчина после того, как Эмили покинула этот мир, решил собрать камни чудес вместе. Поэтому ему так важно было разобраться с Супер-Котом и Леди Баг, под масками которых скрывались Адриан и Маринетт Дюпен-Чен. Существует предание, что эти артефакты даруют своему обладателю невиданную силу и исполняют желания.
Вряд ли Бражник стремился к мировому господству. Фанаты уверены, что он безжалостно двигался к этому с одной целью — вернуть жену. Однако для воскрешения мало камней чудес, потребуется еще и человеческая жертва. А вот кто согласится отдать свою жизнь ради того, чтобы госпожа Агрест была жива, — загадка, которую предстоит разгадать зрителям.
Эмили
Любовь сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
Габриель
Хочу сразу предупредить, что сюжет данного фанфика будет сильно отличаться от канонного.
Фанфик будет состоять из трёх драбблов, постепенно дополняющих друг друга по смыслу. Сюжет каждой главы будет описываться относительно точки зрения одного из главных героев (в данном случае Габриеля Агреста).
Ну а теперь, когда всё стало понятно, можно начинать читать :3
Шло время. Он закончил университет, устроился на работу и переехал на съемную квартиру. В это самое время она заканчивала актёрское, и в связи с тем её гастроли стали более затяжными. На носу были экзамены, нужно было набраться достаточного опыта и отточить навыки для их сдачи. Не взирая на все вышеупомянутые трудности, Эмили с блеском сдала их, конечно же не без помощи Габриеля. Забывая про сон и нормальный режим дня он брал за свой счёт отгулы, снова и снова ездил с ней по городам, покорно выносил все истерики по поводу неправильно произнесенной реплики или недостаточной актёрской игры с её стороны, помогал чинить неисправные звуковые колонки и микрофоны, налаживать что-то перед выступлением и стал настоящим участником их бедовой труппы. А потому лучше всех понимал сложности её кочевой жизни. Часто после возвращения в Париж он оставался у Эмили дома и на пару с её мамой и братом слушал весёлые рассказы о выступлениях, юмористические повествования о сломавшемся стареньком драндулете, о постоянных переездах и прочем, что могло показаться забавным, и в то же время был знаком с совершенно другим. Он знал, каково это — не иметь возможность нормально питаться, встречаться с тараканами в захудалых гостиницах, сквозняками на сцене и за кулисами, вечно ломающимся транспортом, и отсутствием нормальных условий для жизни. Конечно же, как и любому нормальному человеку, Габриелю такая жизнь не нравилась. Но при одном лишь только виде её счастливых глаз, был готов ночевать хоть на улице. Она была счастлива от самого выхода на сцену, от встречи с публикой, невзирая на усталость и кочевую неустроенность. Для неё это было так же важно, как и дышать. И Агрест поддерживал её. А в трудную минуту просто прижимал к себе и гладил по волосам, позволяя выплакаться всласть. Это действовало на возлюбленную в сотню раз лучше любого букета, хотя и цветы он дарить не забывал. Но порой, удобно устроив голову на его плече, она пыталась добить его окончательно и начинала отговаривать от всей этой затеи: — Габриель, зачем я тебе такая? Он в ответ лишь осторожно гладил по волосам и спокойно смотрел ей в глаза: — Какая? — Неустроенная. Он не отступал. — Неустроенная не ты, а твой быт. Ничего, устроим. Она не сдавалась. — Но ты так сильно устаешь… — Ты еще сильней. К тому же я мужчина, а значит должен брать на себя всё самое тяжелое. — Но я же устаю по своей воле. — А я не по своей? Подобное могло продолжаться любое колличество времени. А потом, обессилив от спора и недостатка сна, она засыпала у него на коленях. В такие моменты Габриель чувствовал себя счастливым в двойне. И нежно гладя девушку по голове он думал, как бы хорошо было, если однажды обнять её крепко-крепко и больше никуда и ни за что не отпускать.
Много воды утекло с тех пор. Эмили наконец выпустилась из училища. По этому поводу устроили семейный праздник на который пригласили даже его. Её мама всё пыталась выведать, не собираются ли они играть свадьбу после всего, однако внятного ответа так и не получила. Её брат как всегда дырявил его взглядом. В общем, всё было как обычно, разве что Эмили в тот день просто светилась от счастья. Не успела пройти неделя, как она с перебившимся дыханием вломилась в его квартиру и с горем пополам огласила невероятную новость — её, как молодую актрису, закончившую училище с отличием, берут на стажировку в Италию на целых пять месяцев! Не смотря на всю радость, что плескалась в её глазах, Агрест был шокирован. Даже карандаш из рук выронил, хотя минут пять назад кропотливо выполнял план. — К-как в Италию? — только и сумел выдавить из себя он, пока блондинка кружила по комнате в импровизированном танце. — Как на пять месяцев? — Так! — она налетела на него с удушающими объятиями, — Да ещё и со стипендией от правительства! — Погоди, может быть ты что-то напутала? Может это не на пять месяцев, а на пять дней? — Ну Габриель, ты в своём уме? Что я могу там сделать за пять дней? — она презрительно фыркнула. — То есть, ты уезжаешь за чёрт знает сколько километров на битых пять месяцев только чтобы набраться опыта? А чем тебе не угождают Парижские театры? — Во-первых, я уезжаю в Рим, а во-вторых, не вижу в этом ничего плохого. Рим это родина театра! Я слышала, что раньше туда отправляли стажироваться наших оперных и эстрадных певцов, а теперь и актёров тоже. Любой почтёт за честь стажироваться в Риме, я уже не говорю о возможных выступлениях в самом Колизее! Я всегда мечтала побывать именно в Италии и не собираюсь упускать этот шанс. — Но я же не смогу отпроситься с работы на пять месяцев, чтобы поехать с тобой! Меня уволят! — воскликнул он. — А зачем тебе ехать со мной? Что ты будешь там делать? — А если тебе нужна будет помощь? Или поплакаться? К кому ты обратишься? — Не волнуйся, в помощи я нуждаться не буду, а поплакаться всегда смогу в подушку. — Да как же я без тебя буду? — Я буду звонить, писать письма в крайнем случае! Всё будет хорошо! — она мягко положила руку ему на плечо и ласково улыбнулась, заглянув прямо в глаза. Против таких аргументов у Агреста приёмов не было, поэтому он обречённо вздохнул. — Ладно, убедила. Но в сердце что-то защимило.
Всё то время, пока она готовилась к поездке, оформляла документы и бегала в посольство, он очень верил в то, что она не уедет. Агрест был практически в этом уверен. Возможно это было невежливо с его стороны, но, чёрт возьми, он так не хотел, чтобы она уезжала! До последнего он надеялся, что Эмили останется в Париже, рядом с ним. Но она уехала. Ее поездка, кажется, выдалась на конец октября-начало ноября. А после начались бесконечно долгие дни, полные однообразия и какой-то внутренней пустоты. Отныне его жизнь четко шла по плану «работа-дом». Гулять на улице было уже бессмысленно, разве что изредка он навещал госпожу Эрну, маму Эмили. Но эти походы в гости никаким образом не приносили в его жизнь разнообразия. Габриель скучал по ней. А Эмили в свою очередь обещания так и не сдержала. Звонила она редко, писем не писала, и вообще никаких вестей от неё не было. Но по словам общих знакомых у неё там всё было хорошо. Агрест уже начинал смиряться с тем, что возможно лучшая жизнь повлияла на её принципы и навряд ли после её возвращения их отношения направятся в лучшую сторону. Но Судьба, видимо, так не думала, и в один холодный февральский вечер он получил от неё письмо. Впервые за три месяца. Не раздумывая ни секунды, он тотчас принялся его читать. Письмо было очень длинное, а содержание — довольно необычное. В нём она извинилась за то, что долго не звонила, и, наверное этим самым испортила о себе мнение. Рассказала веселую историю о том, как в первую неделю пребывания в Риме вместе с ещё одной подружкой с бывшего параллельного потока, не могла застать на рабочем месте какого-то очень важного господина. И так как без оного нельзя было никуда идти, и остальные его коллеги отказывались выплачивать им стипендию без его присутствия, девушкам приходилось скитаться по городу без дела аж целых три дня, при этом кое-как выживая на оставшиеся от бесконечных переездов деньги. А когда этот чиновник наконец соизволил появиться, сопроводить на место работы и выплатить им стипендию на два месяца вперёд, учитывая все расходы на стажировку с преподавателями, она оказалась ничтожно мала даже для того, чтобы снять квартиру на время. Синьор на их возмущенные речи заявил, что таковы были распоряжения французского правительства и ничего поделать он с этим не может. Даже предоставил какие-то бумаги в своё оправдание. «… Но мы не отчаивались. Справившись с первыми трудностями и подыскав себе дешёвое жилье, мы в конечном итоге заключили, что жизнь прекрасна. Даже успели потранжирить и на последние пять долларов, оставшиеся у меня от предыдущих расходов, купили килограмм мандаринов. Впрочем, это было всё, что мы смогли себе позволить. Наевшись до отвалу и решив, что эти цитрусовые лучшее, что только может быть, на следующий день мы отправились на стажировку, которая производилась при участии опытных педагогов в teatro dell’Angelo. Довольно странно, ведь у него нет своего актёрского состава» — писала она. В остальном её жизнь не была столь неприятной и даже пестрила разнообразием. Она участвовала во многих современных постановках, посещала в культурно-образовательных целях музеи, слушала лекции и даже успела блестнуть на итальянском телевидении. Длилось это многообразие до тех пор, пока работники сферы искусства не устроили забастовку, в прямом смысле остановившую жизнь искусства на неопределенный срок. «… Не знаю, что им не понравилось, но около недели мы с Марией ходили без дела. Погулять по городу и насмотреться на памятники античной архитектуры успели на две жизни вперёд. И снова накупив мандаринов, поедали их на площади перед Колизеем. Понятия не имею, как она называется, но отныне для нас с Мари она стала именоваться «Площадью имени Мандаринов». Так как погода стояла промозглая, оставшееся от прогулок время мы находились дома, время от времени репетируя различные речи. А вскоре последней радости в виде телевизионных передач, которые мы порой смотрели на пару с хозяйкой, проживавшей в соседней комнате, нас лишили работники телевидения и последовав своим собратьям по театру, тоже устроили забастовку». Она писала это с такой иронией, что не усмехнуться было нельзя. В то же самое время Агрест понимал, что в её случае ситуация была отнюдь не забавной и можно сказать, даже плачевной. Но с блеском выстояв все испытания, выпавшие на её долю, Эмили вернулась к работе, а точнее говоря к стажировке. По её словам преподаватели относились к ней довольно хорошо и считали её талантливой актрисой, одаривали вниманием и симпатией, что безусловно не могло не отразиться на её «карьере», ибо начинающая актриса из Франции пока что вызывала достаточно противоречивые мнения. Большую пользу принесли ей выступления «на периферии», происходившие в самых разных, подчас контрастных условиях: то в трескучие морозы, то вечером в душных залах, перед разной, неодинаково реагирующей, но всегда одинаково прекрасной публикой. «… И всё бы хорошо, казалось, живи и радуйся, но не тут то было! Моя радость сильно омрачилась, когда ударили первые морозы. Еще по приезду сюда я заметила, что осенью в Средиземноморье много холоднее, нежели в Париже, но не придала этому особого значения. А зря… В римских домах каменные плиточные полы и полное отсутствие обогревательных приборов. Нетрудно догадаться, какая атмосфера царит здесь по ночам, а особенно по зимним. Когда мы приехали, стояла дождливая, промозглая погода, которая, приправившись снегом, стоит здесь и до сих пор. Столбик термометра, правда, никогда не опускался ниже нуля, но в нетопленой комнате холод пробирает до костей, холодом веет из каждого угла… В ванной, хоть и очень красивой, из кранов течёт ледяная вода прямиком из Арктики. Понятное дело, что в таких условиях мой организм нормально существовать не может, поэтому, несколько раз переболев жестоким гриппом, я стала ложиться спать одетая, как Амундсен во время путешествия на Северный полюс, только, увы, у нас нет спальных мешков. И даже учитывая все вышеперечисленное у меня до сих пор здоровье не к чёрту. Греюсь я в гримёрке по полчаса в день. Знаешь, сейчас, находясь в такой ситуации, понимаешь, что с удовольствием бы поменяла эти «ледяные дворцы» на те тёплые гостиницы, пускай и с тараканами…» Также она повествовала о том, как всё предыдущее выступление при произношении текста пыталась не стучать зубами от холода, как хозяйка квартиры великодушно разрешила им с Марией готовить на плите что-нибудь горячее, а за неимением возможности в связи с отсрочкой стипендии купить даже картошки, съестное они порой подъедали прямиком из хозяйского холодильника, за что самой Эмили было жутко стыдно. А уже после последовала слезливая история о том, как получив стипендию и устав от хронического насморка и хрипоты, они решили съехать на другую квартиру. «…Упаковав чемоданы, мы объяснили всё хозяйке, которая в попытке нас разубедить, разыграла такую сцену отчаяния, что любая именитая актриса (а я уж тем более) могла бы ей позавидовать. Со слезами на глазах она умоляла нас одуматься, пообещала сократить арендную плату втрое, (такая привязанность к нам могла объясниться тем, что в отличие от обычных квартирантов-итальянцев мы были очень тихими. Говорю не с преувеличением, ибо такие выводы я сделала после наших соседей сверху, которые каждый день устраивали разборки между собой и бывало, даже били посуду), но мы были неумолимы и тем же вечером обосновались на квартире, находившейся в соседнем квартале. По сравнению с предыдущим жильём тут было тепло, но ничто не бывает идеально. Хозяйка новой квартиры оказалась довольно разговорчивой, утверждала, что наша комната это самый теплый уголок в доме и тепло там как в гнёздышке. Аргументировала она свои слова тем, что здесь жила её бабушка и спала на кровати, которая стояла в комнате, но вчера уснула навеки и теперь хозяйка квартиры намерена сдавать её апартаменты при условии, что всё останется, как при жизни бабушки. С этими словами она бодро подскочила и помчалась менять постельное бельё. Я же, толком не оправившись от поведаной нам истории, случайно наткнулась на лежавшие возле кровати тапочки, видимо, той самой старухи. С отчаянием оглядев комнату, в которой мне предстояло жить ещё пару месяцев, я посмотрела на Марию, сидевшую в кресле возле окна. Она со слезами на глазах взглянула на меня. «Эмили, — промолвила она, обессиленно опустив руки, — я здесь не выдержу. Пошли назад, в наш холодильник?» Я охотно ответила взаимностью, ибо хотела сказать то же самое. Да и затхлый воздух в комнате не вызывал у меня уверенности в том, что бабушка покинула эти стены. Быстро разъяснившись с хозяйкой и объяснив, что нам это не подходит, мы вернулись в прежнюю квартиру с повинной. Синьора Бианка, выслушав наш рассказ, обошлась лишь короткой триумфальной речью, но пожалела и впустила обратно. А в квартире словно стало холоднее…» Своё письмо Эмили закончила тем, что вернётся домой в начале марта и уже очень соскучилась по всем знакомым, по семье и в особенности по нему. А пока ей предстоит еще полтора месяца принимать участие в постоянных выступлениях и ночевать в холодной и сырой комнате, в которую, по её словам, даже мелкая живность вроде тараканов поселяться не желает. Свернув прочитанное письмо пополам, мужчина пребывал в довольно смешанных чувствах. И после некоторых раздумий пришёл к выводу, что она нуждается в его помощи. Чувства вспыхнули с новой силой. Ну разве ж он может ей отказать? Отпросившись с работы, на выходных он купил разговорник, и взяв ещё несколько вещей для неё, первым же рейсом отправился в Рим. Вычитав между строк в письме адрес квартиры, с грехом пополам он добрался туда ближе к вечеру. Отыскав нужную дверь, он уже приготовился на ломаном итальянском и с помощью языка жестов объяснять, что ему нужно, но на пороге оказалась Эмили. Несколько минут она стояла и молча раззинув рот, смотрела на него. Затем в газах блестнули слёзы и блондинка кинулась на Габриеля с удушающими объятиями. — Я так скучала! — сквозь слёзы проронила она. — Я тоже. И только сейчас, прижимая её к груди, он заметил, как были холодны её руки. Даже шаль, накинутая на плечи поверх свитера, по всей видимости не грела. Простояв так несколько минут, Агрест хотел было разорвать объятия чтобы передать возлюбленной вещи, собранные из её дома под руководительством её мамы, но Эмили ревниво прижалась к нему обратно. — Не уходи, ты тёплый! — сказав это, девушка зарылась носом в его куртку. «До чего одичала…» — подумал он, но отстраняться не стал. Спустя некоторое время оказавшись непосредственно в квартире, он узнал, что хозяйки пока что нет дома, так как она уехала продавать цветы, ведь это было ещё одним источником её дохода помимо квартплаты. Поэтому обошлось без лишних вопросов. Её подруга Мария, наслышанная о Габриеле, спокойно общалась вместе с ними, время от времени уплетая за обе щеки купленные Агрестом специально для них мандарины. Эмили без устали рассказывала обо всём, что не успела написать в письме, дюжину раз извинилась за столь длительное молчание и не без иронии поведала о характере хозяйки квартиры. Тут к разговору снова подключилась Мария и обе девушки весело рассказали Габриелю о том, как синьора Бианка однажды пригласила их съездить с ней в парк, где обычно гуляло много влюблённых пар и где можно было выгодно продать цветы. По причине болезни Эмили в отличие от Марии не поехала. Но вернувшись, подруга поведала ей о том, что женщина доверила последней завязывать в букетики тюльпаны, в то время как сама, выказывая чудеса дипломатии, распродавала свой товар. «Ты не можешь себе представить, какой она психолог, — смеялась Мари. — Ей известны тысячи способов заставить своих соотечественников купить цветы, и она точно знает, когда употребить тот или иной прием». Вся компания добродушно посмеялась над этой историей и доела оставшиеся мандарины. За то время, пока они находились в квартире, Агрест подметил, что в комнатах действительно было очень промозгло и холодно, поэтому перед отчаливанием на родину великодушно купил девушкам обогреватель. Такой благодарности в глазах он ни разу не видел за всю свою жизнь. А уже в начале весны он снова отправился в аэропорт встречать свою Эмили, которая первым делом созналась, что обогреватель оставила в подарок синьоре Бианке на вечную память. Впрочем, наряду со всеми событиями, это давно уже не имело значения.
С тех пор их жизнь стала заметно спокойнее. Эмили осталась работать в театре в котором в студенческие годы проходила практику. Из-за высокого роста в кино её не брали — а где было найти партнёра подстать? Да и в спектаклях особо главных ролей ей не доставалось. Но она не отчаивалась, ведь была одержима мечтой заработать маме с братом на квартиру. Та, в которой они жили все эти годы, была слишком тесной. Единственная комната, служившая и спальней, и гостинной, обветшалый дом с протекающей крышей, в котором иногда не было воды, не вызывающий никакого доверия ветхий балкончик, на который не решались садиться даже голуби, а двери для безопасности были заколочены. Сколько помнила себя Эмили, в таких условиях они с мамой и младшим братом жили всю жизнь. Денег на новое жильё не было. Её отец погиб в автокатастрофе, когда ей было четыре года, а братику шесть месяцев. После его смерти Эрна стала воспитывать детей одна. По образованию она была педагогом и работала в школе учителем математики. Но через несколько лет после сметри мужа у них произошёл несчастный случай. Её подставили коллеги по работе. Эрну с работы уволили без оправданий и рабочую книжку испортили так, что больше нигде работать она не могла. Тогда от безысходности подалась в прачки. Заработка на жизнь хватало, но жили без особой роскоши. Иногда от зарплаты до зарплаты. И не смотря на трудности мама воспитала Эмили и её брата должным образом, со всей своей материнской любовью. Дочь конечно же была ей безмерно благодарна за то и пыталась отплатить тем же. — Хочу купить им квартиру: большую, светлую, чтобы всем места хватало и гостей можно было приглашать. А главное, чтобы жили в человеческих условиях. — говорила она. Но по всей видимости в ближайшем будущем это ей не светило. Начальная ставка актрисы драмтеатра была не столь высока, как хотелось бы. Так что даже на съемную квартиру денег не хватало. Габриелю больно было смотреть на неё, приходившую домой к маме после пяти представлений подряд и невероятно уставшую. Для себя он давно уже решил во что бы то не стало помогать ей в осуществлении мечты и помогал, как только мог. А так как его квартира находилась ближе к театру, чем мамина, иногда пускал её к себе переночевать. Без всякой задней мысли, разумеется. Чтобы не смущать Эмили, они даже спали в разных комнатах. Вернее, спала только Эмили. Габриель обычно ждал, когда она уснет, и допоздна сидел с чертежами, но иногда всё же заглядывал в комнату, где спала Эмили, чтобы проверить, всё ли хорошо. Но ничего экстренного в это время не случалось, а заглядывать к ней в комнату вошло в привычку. Порой он задерживался подле нее гораздо дольше, чем на несколько секунд и наблюдал… Во сне она была похожа на ангела, и что самое удивительное, почти не дышала и не шевелилась. Один раз он даже попал в неловкую ситуацию, подумав, что она не дышит и разбудил. Но даже после этого не переставал тайком периодически проверять её сон. Просто садился рядом на кровать, поправлял одеяло, или зачесывал за ухо непослушные пряди волос, упавших на лицо, любуясь её красотой. Единственная мысль была о том, что если бы Шарль Пьеро написал «Спящую красавицу» несколько столетий позже, то образ принцессы точно взял бы с Эмили. Приводя подобные сравнения Агрест в конце-концов не удержался и однажды украдкой поцеловал будущую супругу в висок, пока та спала. К счастью, она не проснулась, иначе трудно было бы объяснить. И даже если бы проснулась, навряд ли стала бы сердиться. Эмили была ему по всей видимости глубоко благодарна, ибо порой по возвращению домой, он обнаруживал на столе готовый ужин и едва не сияющую от чистоты квартиру. Загадкой оставалось лишь то, как она при всей своей занятости успевала это делать. Так продолжалось около года, пока Эмили не пригласили сняться в её первом фильме. Роль была эпизодическая, даже не второстепенная и вдобавок ко всему немая. — Режиссёр настолько не уверен в моих способностях, что не дал мне даже прочитать сценарий. — иронизировала она. Но роль свою она всё же сыграла. Вдобавок ко всему сцену с её участием сняли с первого дубля, чему нельзя было не возрадоваться. И поужинав в честь первого успеха мороженым, казалось, можно было бы про это забыть, но Судьба снова начала играть по своим правилам. Кто знает, к счастью, или к беде, но в этом фильме её увидел один именитый режиссёр. По словам Эмили он подловил её после представления в театре, подарил цветы, наговорил комплиментов, и сказал, что как раз ищет актрису на главную роль в своём новом фильме. На её вопросительный взгляд он ответил, тем, что когда случайно увидел сцену с ней, решил — она должна быть в главной роли. Вся неделя, что далась ей на раздумье, прошла, как на иголках. Но в конце-концов она согласилась. Если фильм окупился бы в прокате, то она вполне могла купить квартиру маме. Съёмки фильма должны были длиться полгода, но Эмили понравился сценарий и сюжет, поэтому сомнений не стало. Габриель помнил, как возлюбленная ночами напролет зубрила по тридцать листов текста, а утром бежала на съемки. Помнил, как мило хвасталась о том, что для какой-то сцены закрыли целый квартал Парижа, и она имела честь идти средь бела дня по совершенно пустующей улице. Помнил, как однажды её вызывали на съемочную площадку посреди ночи. Их режиссеру почему-то именно тогда взбрело в голову добавить в фильм новую сцену. На его счастье Эмили умела импровизировать. Ещё Агрест помнил, как она мерилась ростом со своим партнёром. Даже встав на цыпочки тот не смог стать выше. Ситуация, конечно, была смешная, но задумка режиссёра всё же странная. Впрочем, Габриель этому особого значения не придавал, но ко всем мужчинам съемочной группы и актерского состава всё же относился настороженно. И несмотря на мелкие трудности, что возникали в процессе съемок, Эмили это нравилось. А ради такого блеска в её глазах, наверное, можно было потерпеть отсутствие совместных прогулок вдоль берега Сены. Да и видел он её редко — все новости в связи с занятостью она рассказывала ему по телефону. И вот, наконец, оно. Фильм был отснят и вышел в прокат. Ни под какими пытками Габриель Агрест бы не признался, что являлся одним из первых, кто посмотрел этот фильм, заранее зная о сюжете. По правде говоря, фильм получился неплохим. Его без преувеличения можно было назвать шедевром. Замечательный актерский состав, хороший сценарий и сюжет сделали своё дело — кино побило все рекорды в прокате. Радость режиссера была настолько безгранична, что узнав о рейтингах, при живой жене тот полез целоваться с оператором. Кинофильм в итоге был даже выдвинут на премию «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм года». Но самое худшее началось, когда с появлением фильма в кинотеатрах и на телевидении к Эмили пришла популярность. Куда бы она ни шла, везде её преследовала толпа восхищенных поклонников. Под окнами её дома каждое утро собиралась шумная отава, желающая видеть своего кумира в лицо. Везде, где бы она ни была, её узнавали и просили дать автограф. Папарацци, наверно, знали о её жизни больше, чем она сама. Но прогнать или сказать «нет» этой толпе она не могла в силу своей природной скромности, поэтому безотказно давала автографы и остроумно отвечала на провокационные вопросы журналистов. Дошло до того, что никакой выход на улицу не осуществлялся без бирета, пары перчаток и тёмных очков. И даже в таком виде люди умудрялись её узнавать. Эмили это объясняла своим высоким ростом — трудно было не заметить в толпе зевак вторую Эйфилеву башню. Да, среди всей этой суеты и головокружительного успеха нетрудно было потерять себя. И единственной отдушиной, которой можно было поплакаться о бремени славы, был лишь он. Именно ему, неизвестному тогда Габриелю Агресту, она доверяла все свои мысли, обнажала душу. С каким же восторгом суженная рассказывала о том, как на стене одного из зданий увидела произнесенную ей в фильме цитату, с каким сожалением повествовала, что приходится прятаться от людей, которые в большинстве своём относятся к ней более, чем радушно. С какой обидой рассказывала, как одна из коллег, которую она считала подругой, из зависти распространила прессе слух о том, что якобы ради получения главной роли она спала с режиссером, которому, на минуточку, было под шестьдесят. — В театре на меня теперь косо смотрят. И нетолько. Даже мама… А брат вообще со мной не разговаривает. — опустив голову с трудом промолвила она. — Все верят журналистам, а не мне. Скажи, неужели я похожа на легкомысленную… — она даже договорить не успела. Лишь всхлипнула и слёзы вырвались наружу, закапали прямо на пол. На неё было жалко смотреть. Брошеная всеми, оклеветанная и опозоренная, стоя перед ним и обессиленно опустив голову, его ангел горько плакала, по-детски утирая кулаком глаза. — Не удивлюсь, если до тебя доползли эти слухи… — Да, — он мягко притянул её к себе за затылок, — Но я им не верю. Ты слишком благородна, чтобы так поступать. Услышав эти слова, девушка уткнулась носом ему в грудь и зарыдала. От боли, или от благодарности — неизвестно. Но он чувствовал её дрожь. Всё то время, что ушло на успокоение Эмили, просто был рядом, гладил по волосам и говорил, что всё будет хорошо. Это подействовало лучше всякого успокоительного и впервые за всё это время она осталась у него на ночь. Сказала, что не хочет возвращаться туда, где её считают продажной. А он и не протестовал. Забыв про все дела, они просто лежали в кровати в обнимку, даже не раздеваясь. Вдвоем было так тепло и так уютно, что казалось, никакая беда не может их разлучить. — Я тебя люблю… — одними губами, практически неслышно произнесла она, прежде тем, как уснуть у него на груди. Спустя долгие четыре года неопределенных отношений заветные три слова, которые он так от неё ждал, были настолько нелепо произнесены в полусне, наверняка без всякого их понимания, но грели душу… — И я тебя тоже люблю. Больше всего на свете… — точно так же тихо ответил Габриель, целуя любимую в макушку. Именно тогда он понял, что такое счастье.
И сейчас, вспоминая все эти моменты, мужчина не мог не подметить, что ночь сегодня была такая же, как та, и тишина, царившая вокруг, была такой же… Разве что Эмили рядом не было. Модельер не заметил, как от усталости успел опустить голову на стол. Холодная столешница тускло отражала собой ту самую фотографию, что он так долго держал в руках. Постепенно силы начали покидать мужчину. Фотография выпала с ослабелых рук и опустилась лицевой стороной на стол, а сам Габриель незаметно для себя прикрыл глаза. Внутреннюю пустоту постепенно начало заполнять разрастающееся тепло. Сквозь затуманеный разум он всё ещё продолжал думать об Эмили. Совсем скоро он обязательно отберет у Ледибаг и Кота Нуара талисманы, и вернёт себе свою Эмили, чтобы точно так же, как двадцать лет назад, уснуть в её тёплых объятиях. И впервые за эти три дня бессонница отступила. Слегка сжимая в руке край старой фотографии, уткнувшийся носом в сгиб локтя Габриель наконец-то уснул.