Что такое рабские вериги в чем они выражались для греков
Вериги
 |
| Фото: Василий Нестеренко |
Выдающийся человек, помимо прочего, обладает таинственной способностью превращать обычные вещи в нечто большее – в реликвии. Так появляются музейные экспонаты, которые становятся символами определенного вида искусства и свидетелями незаурядной человеческой жизни: скрипка Никколо Паганини, чернильница Александра Пушкина, ледоруб Анатолия Букреева. Если говорить о подобном символе христианства и поискать вещь-свидетеля незаурядной жизни святого, то нужно признать: вериги преподобного Сергия – лучшее материальное выражение драматургии отношений человека и Христа. Именно в них можно увидеть трагизм и логику христианской жизни.
«Эти тяжелые цепи и металлические пластины использовались аскетами для умерщвления плоти и подавления страстей» – поясняет экскурсовод. Но едва ли он способен объяснить, почему вериги возлагает на себя преподобный Сергий, который к тому времени уже творит чудеса. Но в то же самое время молодому монаху, находящемуся в самом начале аскетического пути, коему вопрос борьбы со страстями более актуален, ни один старец, скорее всего, не дозволит сделать этого. Что же такое вериги?
Поставленный вопрос имеет отнюдь не частный характер. Ведь вериги можно рассматривать как материальный образ морали – высокой и сложной культуры самоограничения. Немецкий философ Имануил Кант признавал: моральный закон прагматически не оправдан. «Звездное небо над головой» и «моральный закон внутри нас» наполняли философа все более глубоким удивлением и благоговением. [1] Зачем нужен молитвенный труд, посты, терпение обид и волевое укрощение страстей – словом, все то, что противно биологической природе живого существа? Зачем это издевательство над собой? К чему изнемогать под тяжестью вериг? Не лучше ли идти по жизни радостно и налегке?
В «Приключениях барона Мюнхгаузена», созданных причудливым воображением Рудольфа Эриха Распэ, есть рассказ под названием «Мои чудесные слуги». Турецкий султан посылает Мюнхгаузена в Египет со сверхважным секретным поручением. В ходе этого вояжа барон приглашает к себе на службу удивительных людей: один из них обладал настолько тонким слухом, что мог услышать шум растущей травы; другой выстрелом убивал воробья на расстоянии нескольких дней пути; третий голыми руками вырывал из земли вековые деревья; четвертый был помощником мельника и вращал крылья мельниц, зажав пальцем левую ноздрю, и выдувая из правой целый ураган. Пятый слуга оказался скороходом. Вот как описывает Распэ сцену встречи:
«Едва я отъехал от турецкой столицы, как мне попался навстречу маленький человек, бежавший с необыкновенной быстротой. К каждой его ноге была привязана тяжелая гиря, и все же он летел как стрела.
– Куда ты? – спросил я его. – И зачем ты привязал к ногам эти гири? Ведь они мешают бежать!
– Три минуты назад я был в Вене, – отвечал на бегу человек, – а теперь иду в Константинополь поискать себе какой-нибудь работы. Гири же повесил к ногам, чтобы не бежать слишком быстро, потому что торопиться мне некуда».
Так эпизод из сказки проясняет религиозную логику веригоношения. Это ничто иное как логика силы.
Вектор же этой любовной силы очевиден: сотворить добро любимому, помочь, спасти, «положить жизнь за други своя». Любовь предназначена для критической ситуации, поэтому неудивительно, что ее сила, в поисках точки приложения, мечтает о катастрофе – так же как богатырь о достойном сопернике.
Любовная сила тревожит человека, побуждая его помогать, спасать, жертвовать собой. И трагедия религиозной любви состоит в том, что Бог, на которого она направлена, самодостаточен. Ему невозможно оказать даже мелкой услуги. Христос в Гефсиманском саду отклоняет заступничество Петра словами: «возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?»
К счастью, там, где невозможно что-то «сделать для», всегда остается возможность «сделать ради». Эта возможность, если ею воспользоваться, не оставляет места несчастью неразделенной любви. Наверное, поэтому Христос указывает на возможность обратить на ближнего ту любовь, которая стремится к Богу: «Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».
Ради Христа подвижник налагает на себя вериги. Посты, бдения, столпничество и другие способы усложнить себе жизнь есть ничто иное как «гири», которые привязывает к своим «сильным ногам» «скороход»-святой. Они утешают избыточную силу любви, которая не находит прямого выхода на свой Предмет. Это не средство достижения святости – наоборот, это ее плоды.
То же самое можно сказать и о других, нематериальных «веригах». Среди философов много веков идет спор о происхождении морали: откуда берут начало традиции самоограничения? Какие-то нормы оправданы необходимостью общежительного существования людей, какие-то даже медицинскими основаниями. Но есть среди прочих источников морали традиции и или обычаи, заложенные святым человеком. Когда-то по вдохновению любви подвижник сочиняет поступок. Потом повторяет его снова и снова, превращая в личное правило. Людям, приходящим к святому, нравится этот личный обычай – они начинают подражать ему. Так появляется народная традиция, которая с течением времени набирает авторитет и превращается в моральный закон.
Христианский вклад в общий корпус человеческой морали – это традиции, начало которым положены поступками святых, сочиненных по вдохновению любви. Вспомним слова Христа: «Потому и узнают, что вы Мои ученики, что будуту иметь любовь между собою». «Вы – свет миру. Вы – соль земли. Если соль потеряет силу, чем сделаешь ее вновь соленою?» Соль передает свое свойство любой пище, но сама не черпает его из неких внешних источников. Таков гениальный композитор: он не может выйти на сцену и спросить слушателей: «Что вам сыграть?» Это к нему обращено всеобщее внимание. Требование к нему аудитории только одно: «Играй что хочешь: нам не нужно твое послушание – нам интересно твое вдохновение». Вот и настоящему христианину, в отличие от мусульманина или иудея, уже не на кого оглядываться и спрашивать, как поступить. Это к нему обращен в ожидании заинтригованный мир: что еще он придумает ради своего распятого Бога?» Вот потому жития святых – самое прекрасное, что есть в христианской культуре. Там люди находят такие поступки, которым нельзя научиться у законоучителей – даже таких, как Моисей, Мухаммед или Зороастр.
Блаженный Августин говорит: «В христианстве есть только одна заповедь: люби Бога и делай, что хочешь». Но это заповедь совершенных. А что делать, если любви нет? Стать сильным можно лишь подражая сильным. Богатырь утешает зуд в своих могучих руках, поднимая тяжелые гири. То, что для него является утешением, для слабого пусть станет тренировкой. И совсем не тоскливо носить «вериги» морального и религиозного закона, если знать, что это – «гири» святых, а для нас – упражнение в любви.
Зачем носить вериги?
Долгое время мне было непонятно: для чего носят вериги? Какой в этом смысл? — Когда я задумывался над этим, услужливая мирская память сразу возвращала меня к образам, воспринятым в советской школе: «Мрачное средневековье, грязная дорога, по краям которой стоят нищие, калеки и латники, а по дороге валит стонущая, орущая невменяемая толпа полуголых людей, увешанных крестами и веригами и немилосердно хлещущих себя плетьми. » Это яркая иллюстрация религиозного фанатизма, на счету которого множество безумных преступлений: изуверство инквизиции, кровавые религиозные побоища, крестовые походы, костры мучеников за науку и прочие ужасы. В этом контексте, вериги воспринимались, как орудие вражды церкви ко всему доброму, здоровому, человеческому. Как орудия порабощения и цепи рабства.
Однако, по мере накопления мной жизненного и духовного опыта, я понял, что всё не так просто. В моей душе с детства присутствовало стремление к Богу и к духовному познанию. Это, конечно, сильно размывало наслоения атеизма в моем миропонимании. Наконец, Бог привёл меня в церковь. Но, многое всё же оставалось непонятным. — Ну ладно, думал я — вериги это средство аскетической закалки воли и тренировки тела, с целью сделать его независимым от физической природы. Это нужно, может быть, чтобы всецело посвятить себя духовному совершенствованию. Для той же цели служит, наверное, и пост, монашеское уединение в пустынях, затвор в пещерах и кельях. Но, всё хорошо в меру! Для чего стоять десятилетиями на столбе, в холод и палящий зной, почти без еды и питья?
Для чего причинять себе тяжкие телесные страдания? Как это может быть угодно Богу? — Разве может телесное страдание приблизить человека к Богу? Пробовали Вы молиться, когда болит зуб? — Не получается! Я сознавал, что не могу сравнивать себя с подвижниками, но и понять их не мог. Иногда мне представлялось, что это, своего рода мазохизм, или какое-то помешательство. Или это свидетельство болезненного разделении человеческой души, войны человека с самим собою, против своей физической природы. Все эти чрезмерности представлялись мне бессмысленными и искажающими гармонию Божественного творения. Ведь не зря же Бог создал человека в теле! Потому что тело — это прекрасный храм Бога, обиталище Образа и Подобия Божьего! А в том, что творили с собой эти аскеты я не находил смысла.
Но, теперь я, слава Богу, что-то начал понимать! Я понял, что служение подвижников — это понуждение чуда. Потому что, только чудом можно назвать их невероятную жизнь и непостижимое терпение в совершенно нечеловеческих условиях. Все медицинские, научные, экспериментальные данные говорят об этом. Они по 30, 40, 60 ЛЕТ жили в таких условиях, каких обычный человек не может выдержать даже несколько дней! Какую же невероятную силу даёт Господь святым Своим! Но это чудо — не искушение Господа для себя, любимого, а жертва Ему! Это то чудо, о котором сказал Господь: «От дней же Иоанна Крестителя Царство небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его». Бог же одаривает Своих подвижников великими духовными дарами.
Подвижники приносят в жертву Богу свою жизнь, своё тело, всё, что привязывает нас к привременному бытию. Они показывают нам, как призрачен этот суетный и бренный мир, довлеющий над жизнью обычного человека, как ничтожна власть материальных идолов, которым поклоняется человечество. Удивительные подвиги подвижников Христовых, даже если бы они не сопровождались чудотворением и великими духовными дарами, поражают наше воображение. Но, мы знаем, что неся свой подвиг, все великие подвижники становились чудотворцами, учителями Церкви, основателями благодатных обителей и духовными светочами для всех верующих. Их пример показывает нам, что может сделать Бог для грешного человека — ещё не оправданного, не преображённого, а тленного и слабого, но отрешившегося от себя во Имя Божье.
СЛАВЕН БОГ ВО СВЯТЫХ СВОИХ!
ДЛЯ УСМИРЕНИЯ ПЛОТИ.
Цепи, пластины из кованого железа, железные колпаки на голову, железные тапочки. Слово верига на старославянском значит цепь. Но вариантов вериг, что раньше носили подвижники на себе, было много. Раньше, потому что сейчас вериги уже не носят. По крайней мере, известных фактов нет. В Томском краеведческом музее есть вериги, которые носил юродивый, живший в начале прошлого века при Богородице-Алексиевском монастыре.
Эти вериги были найдены на колокольне церкви Богородице-Алексиевского мужского монастыря после его ликвидации в 1929 году. По легенде, устно передаваемой от хранителя к экскурсоводу, принадлежали они юродивому по имени Константин. Он жил при монастыре и носил эти вериги.
Сейчас в Богородице-Алексиевском монастыре живут 16 монахов. Никто из них вериг не носит.
Рассказывает насельник Томского Богородице-Алексиевского монастыря иеромонах Иов:
– Раньше многие подвижники, в особенности монахи, накладывали на себя либо более строгий пост, либо иные аскетические подвиги, в том числе носили вериги. Они носили их постоянно, всю жизнь. Эти вериги доставляли им и боль и тяжесть. Но так они очищали души от греховных страстей.
– А сейчас вериги монахи носят?
– Никто никогда из настоящих подвижников не афиширует, что он носит вериги. Духовные правила требуют, чтобы человек прибегал к подвигам с благословения своего духовника. Поэтому, если кто-то из монахов и носит вериги, то делает он это в тайне и об этом другим не говорит. Сам я вериги только на фотографиях видел, а так же, например, видел в Киево-Печерской лавре. Но в руках не держал. И если говорить честно, то у нас в монастыре я не видел, что бы кто-то носил вериги.
– Если вериги перестали носить, то почему?
– Раньше люди были крепче и сильнее, чем сейчас, и поэтому, чтобы смирить свои страсти, свое тело, им требовались большие труды и телесные подвиги, чем сейчас, поэтому люди раньше носили вериги. Сейчас этими веригами служат те скорби, которые на человека находят: будь то болезни или скорби, связанные со взаимоотношениями между люди, обиды, которые без всяких вериг смиряют душу человека.
Варианты вериг:
В следующей серии рубрики «История одной вещи» загадочная перчатка с тремя пальцами, о назначении которой в музее долго спорили. Но стоило выйти на улицу, как уже через минут пятнадцать у нас был ответ. Оказывается, такой перчаткой пользуются до сих пор.
Метки: «История одной вещи», Томский краеведческий музей, Томск, вериги, Богородице-Алексиевский монастырь
Вериги
К истории русского подвижничества.
Реферат, читанный в Церковно – Археологическом Отделе при Обществе Любителей Духовного Просвещения 17 ноября 1914 года Диак. В. И. Мансветовым.
Собрание вериг Императорского Московского Исторического Музея.
(Краткое описание с предисловием).
«Благо есть мужу, – поучает св. Пророк Иеремия, – егда возмет ярем в юности своей.» ( Иер. 3, 27 ).
«Аз язвы Господа Иисуса на теле моем ношу» ( Гал. 6, 18 ), – повествует Ап. Павел.
Вот побуждения к возложению на себя и ношению вериг во Имя Христово.
В научном смысле ношение вериг есть своего рода аскетическое упражнение, имеющее целию изнурение телесное в непрерывном усилии совершенно, – по слову Апостола, – «распять плоть свою со страстьми и похотьми» ( Гал. 5, 24 ).
Имея по существу то же значение, что и ношение взад и вперед больших тяжестей, камней и корзин с песком, имевшее место для усмирения побуждений плоти у восточных пустынников первых веков христианской Церкви, подвиг веригоношения однако по особому укладу древне-русской жизни, с ее преувеличенно-почтительным отношением к обрядности, требовал непосредственного проявления и осязаемого признака самого подвига.
Тем не менее носители вериг непреклонною силою своей воли старались достигнуть и такого внутреннего состояния, чтобы во всей природе своей не ощущать другой мысли, кроме как принять на себя язвы Христовы и тяжесть креста Его.
Велик и свят подвиг предать тело свое в руки мучителей за исповедание Имени Христова. Но не меньше надо было мужества и этим добровольным мученикам, чтобы каждый день, каждый час предавать тело свое медленным постоянным терзаниям и постепенному умервщлению.
В этой труженической жизни, приближавшей их к Богу, они однако находили такой источник блаженства, что желали бы до бесконечности увеличивать свои труды и подвиги.
Но велика зависть врага рода человеческого! Соблазнитель прародителей наших, он не оставил своею лестию и этих подвижников.
Хранилище Императорского Исторического Музея в своем собрании имеет: 9 головных вериг,
24 нагрудных тяжелых крестов, из них 5 медных, 18 железных и 1 чугунный литой,
17 полных металлических парамандов, из которых 2 медных и 15 железных,
8 цельных железных поясных вериг, соединенных с таковыми же парамандами,
5 отдельных поясов железных,
3 двойных (спускающихся на грудь и спину) креста,
2 тяжелых доски, чугунных литых и несколько разрозненных частей вериг и крестов.
Головные вериги представляют из себя остов шапки и состоят из железного кованого обруча по размеру головы с приклепанными на крест и соединенными между собою в виде дуг 2 или 3 полосами железа. Этот остов или каркас покрывался сукном или бархатом, для чего у лобного обруча, как видно из прилагаемого ниже снимка, пробиты для шва дырочки. Такая железная шапка, будучи обшита материей, ничем не отличалась по внешнему виду от обыкновенной монашеской шапки и дониконовского клобука, и потому могла служить лучшим выражением идеи тайного веригоношения. Для увеличения тяжести лобный обруч брался шире и загибался сверху во внутрь, так что верх шапки под каркасом представлялся как бы сплошным. На некоторых для этой же цели наклепывался изогнутый по передней дуге массивный железный же плоский крест, под обшивкой остававшийся незаметным. Из имеющихся в собрании девяти таких шапок обращает на себя внимание № 34847; 9 8 со сплошным верхом, грубо приклепанным каркасом из трех дуг, без выпуклого креста, сильно проржавленная, весом 12 фунтов. Судя по форме и по способу выработки, ее нужно отнести к более древнему времени, чем все остальные восемь. Наоборот вторая из них, 10 фунтов, № 42324; 904, тоже без креста, но с узким лобным обручем, является позднейшей из всех. Уж слишком бросается в глаза ее полосовое железо современной железо-прокатной обработки.
Остальные семь по форме сходны с древними церковными свадебными венцами Владимиро-Суздальского периода. Они совершенно одинаковы между собою, все имеют спереди приклепанный крест.
Весом: в 14 ф.; в 10 ф.; 8 ф.; две по 7 ф. и 2 по 5 ф. Все до некоторой степени проржавлены.
1) № 28479; 93, медный восьми-конечный крест без цепи, с верхним и нижним ушком, ношеный, сильно потертый. Спереди граверован восьми-конечный же крест без изображения распятия; в самой верхней части надпись „Царь Славы“, дощечка Ї Н Ц Ї; в поперечной части – „кресту Твоему поклоняемся Владыко и святое воскресение твое славим“, славянским шрифтом. На обратной стороне: сверху – „Любовь“, в средине – „послушание, терпение“, внизу – „смирение“, весом 3 фунта. По типу подходит к крестам конца XVIII века.
2) № 38850. Медный восьми-конечный крест с изображением распятия, прикрепленный сыромятным ремешком и бичевой к железной массивной пластине; между ремнем подсунут деревянный березовый клинушек. Изображено распятие. Выше в рамке дощечка со словами Ї Н Ц Ї, два архангела, подпись „Михаил, Салфиил. Крест похож на Московские кресты XVIII века.
3) № 36819; 99. Четырехконечный крест медный сильно потертый, ношеный. На нем спереди высечен восьми-конечный крест. Весом 2 ф., размер 2½ Х 2½ верш., имеет верхнее и нижнее ушко от цепей параманда.
4) – Медный четырехконечный крест с таковою же цепочкою. Спереди изображено распятие и надпись „Крест Хранитель“; на задней стороне выбито точками славянскими буквами „Да воскреснет Бог“. У цепей пряжки с головой льва; весом 1¼ ф.; Крест недавней работы XIX века.
5) – Медный четырехконечный крест с таковою-же тонкою цепочкою вытертый и ношеный. Спереди в глубокой раме рельефное изображение распятого Господа; сверху Св. Троица, в нижней части шесть неизвестных святых. Крест очень близок к суздальским резным крестам XV-XVI века.
Железные нагрудные кресты.
1) № 28458; 93. Нагрудный железный крест с медным изображением распятия в 2½, дюйма; весом 1 ф.; имеется ушко для цепи.
3) № 33041; 96. Железный шлифованный нагрудный крест геральдической формы без цепочки с вделанным медным маленьким четырехконечным крестиком. На последнем изображение восьмиконечнаго креста без распятия. По бокам буквы Ис.-Хр.; размер 3 Х 2 верш. весом 1½ ф.
3) № 36820; 99. Железный квадратный крест с таковыми же цепочками сверху и по бокам креста, весом 4 фунта.
4) № 41001; 1903. Нагрудный кованый железный четырехконечный на таковой же железной цепочке. На верхней части высечено „Труд“, в средине дата – 1891 год. 8 дюйм. длины – 7 ширины, весом 5 фунтов.
Остальные 14 крестов различнаго веса и формы, сделанные все по образцу древних церковных крестов, надписей дат и изображений не имеют.
№ 21563; 1891. Чугунный литой крест квадратной формы с надписью „БѴ55;гъ“, весом 5 ф. с пластинчатой жестяной цепочкой. Крест современной недавней работы.
1) № 36890; 99. Медный параманд, спереди железный луженый крест овальной формы. На заднем квадрате по краям надпись: „Аз язвы Господа моего на теле моем ношу“, в средине распятие с копьем и губою. Цепи гнутые из проволоки. Весом 2 фунта. Этот параманд очень тонкой изящной работы, ничем не отличается от современных мягких монашеских парамандов.
2) № 39286; 1901. Медный параманд с двумя одинакового размера дощечками, на одной из них выграверован четырехконечный крест. Концы его немного расширены, в уголках сияние. По форме крест напоминает несколько мальтийские и вообще квадратные кресты конца 18 и начала 19-го столетия.
3) – Шлифованный хорошей слесарной работы с пластинчатыми, входящими одна в одну, на шарнирах цепочкою железный параманд. На передней дощечке, овальной, немного удлиненной книзу, изображение Господа распятого, а на задней восьмиконечного креста и надпись: „Господи спаси благочестивыя и услыши ны“. Судя по надписи, параманд мог принадлежать кому-нибудь из иеродиаконов. В средине креста дата: 1800 год.
4) 39314; 1901. Железный параманд с двумя крестами древней, напоминающей южно-русские Киевские четырехконечные церковные кресты, формы, с витыми наподобие жгутов удлиненными звеньями вместо цепочки. Весом 4 фунта, очень проржавлен, долго находился в земле.
Найден при постройке церкви с. Покровского, под Калугой, со скелетоѻ Инвентарная опись Историч. Музея. Означенный параманд составляет дар Д-ра С. С. Жданова..
5) № 24258; 92 железный параманд с железными же равносторонними крестами, цепи кованые отдельными звеньями ввиде восьмерок; весом 10 фунтов, не старый.
6) 25760; 92. Массивный железный параманд весом 15 ф. с двумя квадратными крестами с изображенными на них резными восьми-конечными. Цепи стальные пластинчатые на шарнирах, хорошей кузнечной работы. XVII века.
7) 37680; 1899. Железный параманд с 2 крестами и панцырной кольчатой цепью, ношеный; весом 11 ф.
8) 33343; 96. Тоже с медным замком спереди; весом 2 ф.
9) 38222; 1900. Тоже с коваными наплечниками и крестом спереди; весом 12 ф.
10) 39189; 1901. Тоже с двумя крестами. На переднем, как и на заднем, выбито: „Царь Славы Сын Божий“; весом 3 ф.
11) 40227; 1902. Тоже с широкими массивными наплечниками, с 4 конечным крестом и овальной пластиной сзади, с пластинчатыми же кузнечной работы цепями; весом 20 фунтов. Это самый тяжелый образец вериг описываемого собрания.
12) 40586; 902. Железный кованый параманд с пластинчатыми в 3 звена цепями; весом 12 фунтов, к нему принадлежит и верижная шапка № 40587.
13) 42520; 1905. Тоже с наплечниками, с пластинчатыми на шарнирах цепями, кузнечной работы; весом 9 ф.
14) 44283. Тоже грубой работы цепи; два креста, спереди восьмиконечный, сзади четырехконечный; весом 6 фунтов.
15) 44298; 1904. Тоже с 2 дощечками, на передней грубо выбит косой неправильной формы четырехконечный крест; весом 4 фунта.
16) 44279; 1907. Тоже с цепями, состоящими из мелких квадратных железных пластинок, соединенных между собою проходящими через них проволочными, сплюснутыми кольцами; на передней дощечке надпись: „Аз язвы Господа моего на теле моем ношу“ и изображение распятого Христа Спасителя с орудиями страданий.
17) – Бывший в огне параманд с двумя крестами и пластинчатой цепью; весом 2½ фунта.
Поясные в е р и г и.
1) № 25766; 1892. Железный пояс, соединенный с парамандом, кованой недавней работы, весом 15 фунтов.
2) № 31614; 1895. Железный пояс с приваренными на бедрах крестиками 3-х дюймовой высоты и проходящими от средины к спине плечевыми очень плоскими пластинчатыми цепями, чистой кузнечной работы. Этот пояс нужно отнести к числу женских вериг. Узкий сравнительно размер талии – 64 сант. и положение крестиков, отогнутых кнаружи, дают представление о стянутой в средине женской фигуре. Расположение цепей, начинающихся почти у самой середины пояса, очень напоминает проймы женскаго костюма. Все части пояса с внутренней стороны тщательно зачищены и закруглены во избежание беспокойства и поранения тела.
3) 41859; 1903. Пояс, соединенный с парамандом, с массивными цепями кузнечной грубой работы. На спинном квадрате дата – 1894 год, выбита точками. Литеры „Н. Л.“ высечены; весом 9 фунтов.
4) – Пояс с наплечными пластинчатыми на кольцах цепями с восьмиконечным посредине крестом и квадратом сзади; очень проржавлен; находился в земле; весом 17 ф.
5) – Такой же, менее проржавлен; весом 16 ф.
6) – 1900. Такой же, без креста; весом 12 ф.
7) № 44280; 1907. Такой же пояс, соединенный с парамандом. Цепи из пластин, напоминающих конские удила; весом 4 ф. очень недавней работы, неношеный.
8) № 45223; 1908. Пояс с нагрудным восьмиконечным крестом и сзади квадратом, соединенными пластинчатыми на овальных кольцах цепями. Внизу крест соединяется с поясом двумя изогнутыми пластинами на застежках; весом 17 фунтов. Эти вериги очень крупного размера.
1) № 26300; 92. Железный кованый пояс, состоящий из семи пластин с пряжкой; весом 4 фунта. По форме напоминает современные монашеские пояса.
2) № 33113; 96. Железный пояс с секретным замком, потертый; весом 2 фунта сравнительно старой работы.
3) № 23496; 96. Железный пояс из тонких пластин с крестом на спине; весом 1 фунт.
4) – Железный пояс с четырехконечными крестами спереди и сзади. На пряжке прорези букв? „Їис. Хр.“; весом 9 фунтов.
5 и 6) – Два ржавых старых очень массивных пояса в 12½ и 16 фунтов.
Двойные, отдельные от парамандов, кресты с цепями.
1) № 31798; 99. Цепь железная, обшитая холстом, с двумя крестами грубой современной работы; весом 14 ф.
2) № 44283. Два креста с цепью, восьмиконечным и четырехконечным, грубой современной работы; весом 6 ф.
– Два креста на обычного типа крупных цепях. Оба креста, размером 3½ Х 2½ в. и 3 X 2 в., имеют надписи. На переднем по всей стороне креста выбито славяно-русским шрифтом: „Во имя моего Спаса и Господа. Я предаю Тебе абие дни живота моего. Но болия желаю чтобы на мое сердце крест: не довольно чтобы иметь прет моими очами. Я желаю при склоне моей жизни вручену души моей Творцу“. На заднем: „взем крест твой честный ГѴ55;ди идем к тебе“; с обратной стороны. „Крест ангелов слава и демонов язва“ и дата – 1847 год.
Кроме того, № 43953–54; 1906. Две доски чугунные литые, овальной формы с отверстиями для подвески. На той и другой восьмиконечные кресты. На них вверху Бог, два ангела, посреди распятие, по бокам солнце померкшее, луна и надпись: „Кресту Твоему поклоняемся Владыко и святое воскресение твое славим“; внизу адамова голова, по бокам Матерь Божия и Мария Магдалина, с другой стороны Иоанн Богослов. Изображение крестов подходит к Московским XVI века. Доски весят 12 фунтов.
№ 38661; 1900. Посох железный, оканчивающийся копьем и секирами, навершье, – восьмиконечный крест. Это экземпляр тех самых „палок с копейцем“, которыми по свидетельству указа 1636 года Патриарха Иоасафа, дрались „до крови“ мнимые подвижники веригоносцы.
Из числа разрозненных вериг обращает на себя внимание № 42347; 1904 – громадный, охватывающий всю грудь, четырехконечный железный древней формы кованый крест с загнутыми внутрь средними концами. У закругленных концов, очевидно неудавшихся перекрестьев, прикованы ушки. От верхнего идет протертая кольчатая цепь к такой же, как и крест, массивной доске, неправильной треугольной формы. На кресте три дырочки очевидно от отставшего еще добавочного креста. Вес – 14 фунтов.
№ 41676–77; 1903. Два креста медных четырехконечных, одинаковых с ушками от цепей, с изображением на каждом восьмиконечного креста и надписью: ИС. ХР., заглавным прописным шрифтом Александровского времени. По форме напоминают Мальтийские.
Есть еще небольшой железный кованый равносторонний крест, в средине которого вместо ожидаемой религиозной надписи или изречения красуется выбитое клеймо, очевидно мастера, – „Ахматов“.
В заключение нельзя не указать на трудность и в некоторых случаях невозможность определить время происхождения только что описанных вещей.
С одной стороны кузнечное искусство, еще и до сих пор пользующееся приемами XVI века и мало считающееся, не в пример прочим ремеслам, с прогрессивным движением своего дела, не выработало новых образцов при обработке железа, с другой – религиозное воззрение заказчика, боявшегося всякого новшества и требовавшего потому сделать вериги непременно по старому и притом определенному образцу известных уже вериг прославленных подвижников, служит высказанной причине.
Конечно поставленные условия закащика при совокупности старинных приемов работы заставляли выходить вещь из рук мастера совершенно тождественную с древней и почти от ней ничем не отличимую.
Единственным ключом к распознаванию времени происхождения вериг, кроме выбитых дат и надписей, может служить вполне понятное для горделивого чувства хорошего мастера желание: сделать лучше, чем предложенный ему оригинал. В этом благом намерении, – с нашей точки зрения, – и оставлял кузнец, и то случайно, едва ощутимый дух своего времени.
Таких хороших мастеров должно быть было немного, уж очень грубы и рабски шаблонны, за исключением немногих, все остальные вериги.
История Русск. Церкви Преосвящ. Филарета. Пер. III; стр. 249.
Юродство о Христе. Свящ. И. Ковалевский стр. 160. Москва 1895 г.