Лучшие интервью познера по его мнению
Когда я вернусь. О чем мечтает Владимир Познер
Фото: Владимир Яроцкий
Он подъехал на зеленом «Ягуаре» к библиотеке им. Ф. М. Достоевского, где мы планировали провести интервью. Медленно прошел мимо обалдевших детей, сидевших у компьютеров. По привычке насладился восхищенным шепотом, несущимся ему вслед: «Познер!» Церемонно извинился, что заставил ждать. «Вы же знаете, я никогда не опаздываю», — скажет он с обиженной интонацией мальчика-отличника, который срезался на какой-то ерунде (вызвали в ТАСС, какое-то совещание, весь день поломан). Как западный человек, Познер ценит чужое и свое время. К тому же ему пришлось слишком много ждать в своей жизни — признания, успеха, разрешения на первую поездку за границу…
Он садится на грим. С закрытыми глазами Познер похож на уснувшего Будду. Конечно, для своих лет он потрясающе выглядит. Спорт, французские гены, красное вино? Мысленно перебираю про себя главные составляющие этого цветущего вида, пока вокруг него кружит гример Настя, которой он предоставил свою загорелую лысину и ухоженные морщины в полное распоряжение. А я помню его еще с волосами и фраерскими баками по моде 70-х. У него всегда были грустные глаза, даже когда он улыбался. Вообще много раз замечал, что у советских мужчин после сорока часто появляется этот несчастный взгляд загнанного пса, потерявшего своего хозяина. Даже со своих молодых фотографий Познер смотрит так, будто ему только что отказали в выездной визе.
Фото: Владимир Яроцкий
Хотя с самого начала он был какой-то совсем не советский. И в том, как держался, как носил синий клубный пиджак из «Березки», как изящно парировал в ответ на вопросы американских участников бесконечных телемостов, которые вел на пару с американской телезвездой Филом Донахью. Тот выглядел каким-то улыбчиво-тефлоновым. По контрасту с ним Познер был и драматичнее, и красивее, и как-то содержательнее. Грустный клоун, веселый клоун. Именно так распределились тогда их амплуа. В то время как Донахью победно демонстрировал достижения американской стоматологии, Познер нервно метался по студии со своим микрофоном, всем видом давая понять, как переживает за судьбу советско-американских отношений. В этой озабоченности чувствовался некий общий стиль, принятый для журналистов-международников, работавших в системе Гостелерадио. Им как будто вменялось в обязанность тревожиться и страдать за человечество в прогнившем капиталистическом обществе. Помню, как страдал наш собкор во Франции Георгий Зубков за «простых парижан», ввергнутых в отчаянье из-за очередного витка инфляции. Весьма убедительно страдал Валентин Зорин за участь миллиардов Ханта, Гетти и Онассиса. Страдал престарелый Юрий Жуков, то и дело скорбно взывавший скидываться на нужды Советского комитета защиты мира, который сам и возглавлял. Но больше всех страдал Генрих Боровик, особенно когда вышел первый том «Архипелага ГУЛАГ». Нельзя забыть, как Генрих Авизерович, прервав сонное течение программы «Время», обрушился с гневным монологом о «чудовищной акции» и об «ударе в спину нашей родине» предателя и изменника А. Солженицына! Не страдал, кажется, только один элегантный Мэлор Стуруа, и то по причине своего грузинского миролюбия и природной насмешливости. Вот такая была лига главных советских международников, куда долгое время Познеру хода не было. Почему? Вопрос, на который у него до сих пор нет ответа. Пятый пункт в анкете отдела кадров Гостелерадио? Отсутствие соответствующих погон и покровителей? Франко-американский бэкграунд?
Какое-то время он обретался в АПН, переводил английские книжки для денег. Потом попал в редакцию радиовещания на США и Англию. В конце 70-х годов под присмотром соответствующих инстанций стал появляться на западном телевидении в программе Nightline, где выполнял деликатные идеологические поручения, касающиеся разных спорных тем типа ввода советских войск в Афганистан или южнокорейского «Боинга», сбитого нашими ПВО в сентябре 1983 года. Теперь из бывших его соперников никого на ТВ не осталось. Всех повымело. Большинство померло. Но и те, кто был сильно моложе, тоже куда-то делись, растворились в пенсионерском небытии.
А Познер каждый божий понедельник на Первом канале ведет свою неспешную беседу, сыплет цитатами, терзает гостей вопросами Марселя Пруста. В частности, его любимый вопрос: что вы скажете Богу, когда предстанете перед ним? Сам Познер в Бога не верит. Зато очень рассчитывает на встречу с Воландом, к которому у него накопилось немало вопросов.
Кто даст ему 87? Никто. Трижды был женат. Последний раз женился в 74 года на известной бизнес-леди Надежде Соловьевой, ставшей продюсером его программ и фильмов. «Как в этом возрасте можно еще хотеть женщину и не бояться начать все сначала?» — изумлялся Юрий Дудь, и его вздыбленный ирокез покачивался от перевозбуждения. Можно, малыш, можно, спокойно объяснял ему Познер с отеческой усмешкой. На самом деле гораздо труднее справляться с муками совести, когда уходишь из семьи после 37 лет совместной жизни. Об этом Дудь не догадался его спросить, а Познер не стал распространяться. Но я помню, как он внутренне замер, когда во время своего интервью с легендарной музейщицей Ириной Александровной Антоновой на вопрос, какое качество она больше всего ценит в мужчинах, та ответила, глядя прямо ему в глаза: «Верность». Она знала его семейную ситуацию. И он это мгновенно понял.
Фото: Владимир Яроцкий
…Грим окончен. Познер садится напротив меня. Фирменные красные носки. Отлично сшитый пиджак. Даже загорелая лысина его нисколько не старит, а наоборот, как-то добавляет брутальной значительности. Мы не оговаривали заранее с ним вопросы. Только тайминг — 40 минут и ни секунды больше. Все случайные оговорки и даже неточности должны войти в окончательную видеоверсию. Это условие Познера.
Фото: Владимир Яроцкий
Но начали мы вполне по-светски с разговора о новом спектакле «Мам, кто это на фото?» в театре «Современник», на который мы Познером должны были пойти вместе. Но я в тот вечере не смог, а он пошел и получил, похоже, массу положительных эмоций.
Владимир Познер: Это спектакль без автора. Я прочитал программку. Там значится и режиссер, и художник по свету, и даже бутафор, но нет имени драматурга. А история такая: 12 актеров рассказывают историю, связанную или с мамой, или с папой, или с бабушкой. На экране появляется фотография. Выходит человек и говорит: «Я Витя. Вот это моя мама, Елена Ивановна». Садится и рассказывает историю. Замечательный текст. Очень добрая, трогательная история. Дети смотрят не отрываясь. Время от времени хлопают и смеются. Взрослые хлопают и часто плачут. Спектакль благотворительный. Весь сбор от продажи билетов пойдет в благотворительный фонд «Дом с маяком» на помощь детям и молодым взрослым, которых нельзя вылечить, но можно подарить тепло и заботу. Актеры совсем молодые. Но почти всех Галина Борисовна Волчек успела принять в труппу «Современника».
Ɔ. Я так понимаю, что тема спектакля — попытка понять прошлое, спросить, как все было на самом деле. Часто эта потребность возникает у людей, когда спросить уже не у кого. С вами было такое?
Конечно! И это длится до сих пор. В какой-то момент я понял, что очень мало знаю о своих родителях. Пока они были живы, я их ни о чем не спрашивал. Даже не задумывался об этом. Почему-то считал, что они будут всегда. А когда их не стало, меня пронзило: почему я не спросил их раньше? Они бы мне, конечно, все рассказали. Вот что неисполнимо. Ничего с этим теперь не поделать.
Владимир с родителями Фото: Познер Online/Instagram
Ɔ. В фильме о Париже, который вы сняли вместе с Иваном Ургантом, есть сцена, где вы показываете дом, в котором родились, и рассказываете про особый этаж для незаконнорожденных детей. Я был знаком с итальянским режиссером, маэстро Франко Дзеффирелли, который рассказывал мне, какая была мука для его мамы родить его вне брака и как клеймо бастарда преследовало его долгие годы. Вы когда-нибудь ощущали это на себе?
Никогда. Во-первых, не стоит сравнивать католическую Италию с Францией. Французы совсем не такие ханжи. Во-вторых, мы после моего рождения уехали из Франции очень быстро. Мне было три месяца, когда мы переехали в Америку. А там проблема моего незаконного происхождения никого особо не волновала. Но сейчас я думаю, что мама неслучайно рожала в этом тайном заведении, а не в обычном роддоме. Не хотела привлекать внимание. Все-таки в 1934 году рожать ребенка вне брака считалось неправильным.
Ɔ. А вы спрашивали своего отца, почему он не женился на вашей маме?
Да, конечно. Дело в том, что он меня не хотел. Он не хотел жениться. Хотел еще погулять. Мама родила, потому это надо было ей. Она хотела сына. Поэтому при первой же возможности мы покинули Францию. Она не хотела создавать проблем отцу. В Америке жила ее мать и сестра. Там она продолжила работать на голливудской студии Paramount.
Владимир с отцом и младшим братом Фото: Познер Online/Instagram
Ɔ. Вы помните вашу первую встречу с отцом?
Очень хорошо помню. Это было летом на даче у наших американских друзей. Так как мама работала, я жил у них. Мама приезжала только на выходные. Я всегда ее очень ждал. Это была суббота. Я играл с корабликом на чердаке. Кораблик был привязан за веревочку. И у меня никак не получалось ее развязать. От собственного бессилия я стал яростно пинать кораблик. И тут появилась мама и сказала: «Внизу тебя ждет человек, который очень хорошо развязывает узлы. Попроси его». Я спустился. Незнакомый мужчина сидел на диване. Я подошел к нему и сказал: Bonjour, monsieur — дома мы говорили только по-французски. И попросил его помочь. Он очень быстро развязал узел. Я, конечно, тут же почувствовал себя идиотом. И тут мама сказала: «Это твой папа». Почему-то очень хорошо помню детали этого первого нашего знакомства. Даже помню, что у него на безымянном пальце правой руки был маленький волдырь. Странная история. Я не зафиксировал, чтобы как-то страдал без папы или задавался вопросом: «Почему у всех есть отцы, а у меня нет?» Но, по-видимому, это его долгое отсутствие сыграло какую-то роль. В противном случае я бы не запомнил так всех деталей той первой нашей встречи. Мне же было только пять лет.
Ɔ. Что вы почувствовали, когда папа первый раз материализовался?
Он мне не понравился.
Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. Я читал вашу книгу, где вы пишете о сложных отношениях с отцом. Одна из ваших главных претензий заключается в том, что он насильно вырвал вас из привычной американской жизни, заставив вас с мамой и братом переехать в СССР. Сейчас, когда ваших родителей давно уже нет в живых, что вы не можете простить своему отцу? Или вы ему уже все простили?
Нет, не простил. Я не могу простить ему нескольких вещей. Был один интимный момент, о котором говорить сейчас не буду. Он касается только его и мамы. Но я не могу простить ему то, что он так рискнул жизнью жены и благополучием своих детей. Нам просто повезло, что Сталин умер через три месяца после нашего приезда. Но папу долго не брали на работу. Становилось понятно, что будущего у нас здесь нет. Я думаю, его бы посадили. Может быть, даже расстреляли. Маму и меня куда-нибудь бы отправили как врагов народа. Ну а брата отдали бы в детский дом. Почему он не хотел никого слушать, когда его об этом предупреждали в Америке? Почему он упрямо решил сделать то, что сделал? Вот это я не могу ему простить. И не то что я сожалею о том, что мы приехали в 1952 году в СССР. Мне повезло, я много всего получил. Главное — русский язык, которого совсем не знал. Но это уже другой разговор.
Ɔ. Марлен Дитрих как-то сказала, что мужчине нельзя наскучить, если начать говорить о его матери. На самом деле вы достаточно много пишете в своих мемуарах об отце, а мама проходит легкой тенью. У нее было изумительно красивое имя — Жеральдин Нибуайе Депуа Люттен Познер. Какой она была?
Она была миниатюрной, невысокого роста. Красивой ее нельзя назвать, но у нее было очень привлекательное лицо. Француженки вообще редко бывают эталонными красавицами, как итальянки, например. Но в них есть неповторимый шик, которого нет у других. И у мамы такой шик был. Она была немногословна. Очень редко меня обнимала. Когда я шел спать, то целовал ее в щечку. Она меня нет. Она не любила открыто проявлять свои чувства. Но я не помню, чтобы страдал от этого. Она меня всему научила. Как вести себя за столом, как правильно пользоваться ножом и вилкой, как держаться в обществе. Она много мне читала, когда я был маленьким. Можно сказать, приучила меня к книгам. Самая первая книга, которую мы прочли вместе, была «Приключения Тома Сойера». Тогда мне было четыре года. Мама была очень хрупкой, но сильной женщиной. Она сгибалась, но не ломалась. В ней был какой-то стальной стержень. И еще она была однолюбом. Любила только папу, ну и своих детей. У нее не было высшего образования. Но она была предельно ответственна. Замечательно готовила. Научила нас с братом готовить блюда французской кухни. Была очень преданным и верным человеком. И вообще это была совершенно прелестная женщина. Что еще к этому добавить? На самом деле о маме говорить очень сложно.
Владимир с мамой Фото: Познер Online/Instagram
Ɔ. Она нашла себя в Москве или скучала по Парижу, Нью-Йорку?
Нет, не нашла. Конечно, скучала, конечно, страдала. Все, что она обрела в Москве, ей было чуждо. Она нашла каких-то себе подруг. Но она так никогда и не выучилась хорошо говорить по-русски. Порой делала смешные ошибки. Путала, например, слово «блат» и «блядь». Она говорила: «Ну, конечно, у него есть блядь», имелся в виду «блат». Помню, однажды мне сказала: «Как странно смотрят русские мужчины. Вот французы смотрят и тебя возвышают, а русские своим взглядом тебя раздевают».
Ɔ. В чем же секрет русско-французских браков?
У меня было не так много возможностей их наблюдать. Скажу только, что счастливых или даже просто удачных браков было гораздо меньше, чем несчастных, распавшихся. Все-таки очень разные характеры. Французы и русские не похожи ни в чем. Говорят, что русские похожи на американцев. Но это, на мой взгляд, чушь! Скорее на ирландцев. Те так же любят выпить, поскандалить, подраться. Такие же взлеты и падения, постоянная смена настроений. И, безусловно, врожденный литературный дар.
Владимир в молодости Фото: Познер Online/Instagram
Ɔ. Я видел ваши юношеские фотографии. Вы были очень красивым мальчиком с такими рысьими, грустными глазами и чувственным ртом. Похоже, очень самолюбивый. Когда вы поняли, что нравитесь женщинам?
Довольно рано. Мне было лет 16, когда я это понял. Если говорить о серьезных отношениях, то они начались, когда мне было 17. Моей подруге на тот момент было 34. Я потерял невинность, переспав с женой сотрудника торгпредства в Берлине. Но знаете, несмотря на то что я нравился женщинам, я был уверен: в отношения надо вступать, только если сам любишь. Сексуальных контактов у меня было гораздо меньше, чем я мог бы иметь. Все-таки одного влечения мало. Главное — любить.
Ɔ. Что было вашим самым сильным переживанием до отъезда в СССР?
Я очень гордился тем, что у меня папа русский. В Америке в то время русские считались героями. Все понимали, что именно русские сдерживают Гитлера. Даже была шутка, что маршал Тимошенко — ирландец. Его имя Тим, а фамилия — Ощенко. И я про себя всюду говорил, что я русский. Хотя ни одного слова по-русски тогда не знал. Был один случай в лагере летом. Нам объявили, что приезжает делегация русских женщин. Мне поручили их встретить, поговорить с ними по-русски и спеть в их честь «Полюшко-поле». Я знал эту песню. У моей тети были пластинки. Но я знал только первые строчки. Меня выдвинули на это дело. Пока они не приехали, я делал вид, что знаю язык. Но в день их визита я спрятался от позора. Меня нашли, вытащили. И вот я спел. Не знаю, как не провалился под землю. Но женщины оказались неимоверно тактичными. Они гладили меня по головке и говорили, какой я хороший. Потом все очень быстро поменялось. Началась холодная война. Я тяжело переживал наше противостояние. Меня разрывало изнутри. Я очень любил Америку и считал себя американским мальчиком. Конец 40-х — это были годы надежды. Все закончится с убийством Джона Кеннеди. Америка постепенно станет терять свой блеск.
Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. Тем не менее вы никогда не скрывали, что страстно мечтали вернуться назад в США. Что в конце концов примирило вас с жизнью в СССР?
В семье о переезде речь не шла. Отец сказал, что если я решусь уехать, то он сообщит обо мне в КГБ. Это меня остановило, но отношений наших не улучшило. К тому же я очень верил в идею социализма. В справедливое общество. Америку я хорошо знал и понимал, что это несправедливое общество. Потом университет — чудесное время. Я ездил с агитбригадами, пел американские и французские песни под аккордеон. Было много романтики. Начало шестидесятых. Дышать стало легче. Казалось, что все мечты наконец-то исполнятся. Но при этом я жил как хамелеон. Я понимал, что чужой, что все это не мое. Не в смысле даже политики, а в каком-то глубинном, сокровенном смысле. Я могу вести себя как все вокруг. Но я притворяюсь. Это не я! Никто, конечно, не говорил: «Иностранец». Я все-таки хорошо выучил язык. Но внутренне ощущение было, что я сижу на стене и наблюдаю за собой со стороны. Долго находиться в этом состоянии мучительно.
Ɔ. Двойственность была вообще свойственна нашей жизни. Например, гибель президента Джона Кеннеди в Советском Союзе переживали как личную трагедию. Из всех чайников и утюгов неслась антиамериканская пропаганда, но русские люди продолжали любить Америку, джаз, голливудское кино…
Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. Недавно Михаил Сергеевич Горбачев отметил свое 90-летие. Как вы к нему относитесь?
Очень хорошо. Во-первых, благодаря ему моя жизнь изменилась кардинально. Теперь я могу свободно ездить по миру. Могу без страха говорить, что хочу. Он практически сломал всю советскую систему. Конечно, были ошибки. Но кто бы их избежал, получив в наследство тот набор, который у него был? Нет, я к Горбачеву отношусь очень хорошо.
Ɔ. Вы долгое время оставались за кадром. Что вы почувствовали, когда впервые увидели себя в кадре?
Я впервые увидел себя на американском мониторе. Тогда я работал в Гостелерадио. Один американский корреспондент сказал: «Вы бы не хотели поучаствовать в наших программах через спутник связи?» Мои начальники сказали: «Да, пожалуйста». И неожиданно получилось удачно. Я стал довольно известным человеком в Америке. До такой степени, что в газете «Нью-Йорк Таймс» вышла статья, где было сказано: «Возможно, что Леонид Брежнев и возглавляет Советский Союз, но его голосом является Владимир Познер». Конечно, это не сослужило мне добра, но я понял, что камера меня любит. Что выгляжу и говорю я достаточно естественно. Но главное, что мне самому нравится этим заниматься.
Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. Позволю себе процитировать Иосифа Бродского: «Ибо не существует другого противоядия от низости человеческого сердца, кроме сомнения и хорошего вкуса, сплав которых мы находим в произведениях великой литературы». Итак, сомнения и хороший вкус. Вас часто посещают сомнения?
Постоянно. Я внутренне краснею, когда мне говорят «мэтр» и всякие другие высокопарности. Мне неловко, неудобно. Я почти никогда не смотрю свои программы. Да, я хороший профессионал, хороший журналист. Но меня всегда терзает сомнение: получилось или нет?
Ɔ. Тогда что для вас хороший вкус?
Я считаю, что у меня хороший вкус. То, как я одеваюсь, что выбираю и люблю. Можно ли воспитать вкус? Не знаю. По-моему, это то, с чем надо родиться. Либо есть, либо нет. Человека можно только приучить понимать, как надо. Знаете, как Чехов сказал: «Нельзя человеку объяснить, что Пушкин лучше Златовратского».
Ɔ. У Василия Розанова есть такое прекрасное определение: «Любовь — это жажда души и тела». Вы много любили. Вы были трижды женаты. У вас есть свое определение любви?
Я бы согласился. Мне так красиво не сказать.
Ɔ. Кто был самой большой любовью в вашей жизни?
Самая первая. Мы познакомились, когда после первого курса в университете я приехал в Ленинград. У нас были общие знакомые, предложившие мне пожить месяц в квартире своих дальних родственников. Тут я и влюбился. Хозяйка дома была почти свободна. Они с мужем находились в процессе развода и разъезда. Потом это перешло в бурный и недолгий роман, длившийся полтора года. Только теперь я понимаю, что это и была самая большая любовь моей жизни. После того как она меня прогнала, я видел ее всего дважды. Первый раз — в Кремлевском дворце съездов, а второй — на эскалаторе в метро «Профсоюзная». Я понял, что, если хоть полшага она сделает мне навстречу, я все брошу. Но она меня даже не заметила. Она была намного старше. Мне был 21 год, а ей 35–37 лет. Больше мы никогда не виделись.
Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. Вы много раз признавались в любви Парижу. Знаю, что отмечали даже там свой юбилей. За что вы больше всего любите Францию?
Знаете, иной раз гораздо проще объяснить, за что не любишь, чем за что любишь. Есть некий французский дух, который не выразить словами. И вот это я обожаю. Я чувствую тончайшие оттенки французского юмора, это их неповторимое искусство жить, их умение дружить и любить. Удовольствие от жизни, которое они способны смаковать как никто. Больше я нигде этого не встречал, хотя поездил по миру немало.
Ɔ. Почему вы не хотите провести там оставшиеся годы?
У меня есть жена. Надя родилась в Москве, у нее здесь свой бизнес, круг друзей. Вырывать ее отсюда, лишить ее всего того, к чему она привыкла и что любит, было бы жестоко. К тому же здесь работа, которую я обожаю. Эта работа сделала из меня уважаемого человека. Она дает мне много сил. Знаю, что, когда переберусь в Париж, такой работы у меня больше не будет. И все-таки когда-нибудь я уеду. У нас там есть квартира. Буду приезжать в Москву, пусть даже раз в неделю. Но жить хочу там. Стану ходить по средам и субботам на фермерский рынок рядом с нашим домом, где торговцы сыром вкрадчивым голосом спрашивают: «Какой вам камамбер, на сегодня или на завтра, месье?» Буду есть завтрашний камамбер, запивать его красным вином, а по субботам играть в петанк. Я умею это не хуже, чем в теннис.
Познер размечтался. А я почему-то вместо пыльного парижского бульвара, где старики кидают свои металлические шары, представил, как он идет утром по зимней набережной Круазетт в Канне с ярким полотенцем Hermès на шее. Как вместе с другими загорелыми и поджарыми энтузиастами водных процедур бесстрашно бросается в ледяную воду и плывет брассом, уверенно рассекая серебряную гладь моря, удаляясь от берега все дальше и дальше. Пока кто-нибудь, как в детстве, не позовет его: Vladi, Vladi…
Фото: Владимир Яроцкий
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь
Владимир Познер — о современной России, Ксении Собчак и о том, как «расколоть собеседника» на интервью
Софико Шеварднадзе: Владимир Владимирович, вы хотя бы примерно знаете, сколько интервью взяли за всю жизнь?
Владимир Познер: Нет.
Софико: Понятно, что число огромное. Россия – это же не Америка, героев-ньюсмейкеров не так много, и среди них практически нет таких, которые идут на откровенный разговор и готовы полностью раскрыться. Не скучно ли вам и не обидно ли разговаривать с людьми, прекрасно понимая, что главного они все равно не скажут?
Владимир: Не скучно. Мне интересно делать то, что я делаю. Цель моих интервью – раскрыть человека. Причем часто люди приходят. как бы это сказать. без особого желания, просто потому, что я очень прошу, или еще из каких-то соображений. И в основном удается сделать так, чтобы зритель начал понимать, кто этот человек. Я вообще не рассчитываю на то, что гость будет прямо так все мне рассказывать. Мне кажется, что те люди, которых я приглашаю, не по этой части. Это все-таки не актеры и актрисы, это чаще всего политические деятели, члены правительства или депутаты Думы – они приходят не для того, чтобы исповедоваться в эфире.
Софико: А как же Земфира?
Владимир: Земфира – это очень редкий случай. Земфира – совсем не типичный мой кадр. Она мне интересна, потому что очень популярна, в том числе у тех людей, чье мнение я ценю. Откровенно говоря, это не моя музыка. Я вообще о Земфире узнал довольно поздно, даже можно сказать, случайно. И она действительно не похожа ни на кого из тех людей, с которыми я разговаривал в эфире. Мне было интересно, насколько удастся ее разговорить, потому что она в этом смысле тяжелый человек, закрытый. Но что-то удалось. Конечно, совсем не так, как мечталось бы, но особенно во второй части интервью я стал видеть другого человека, скажем так. Думаю, что и зрители тоже.
Софико: Но аудитория ожидала, что все-таки вы, может быть, будете единственным, кто задаст ей вопрос про ее отношения с Литвиновой. Вам хотелось его задать или нет?
Владимир: Не хотелось совершенно – по двум причинам. Во-первых, меня вообще не интересует сексуальная жизнь кого бы то ни было. Это частное дело, и оно ни на что не влияет. И второе: я знаю, как в нашей стране пока что консервативно (это мягко говоря) относятся к людям другой сексуальной ориентации, как их осуждают. Я этих людей не осуждаю и не хотел ставить свою гостью в положение, когда другие ее осуждали бы. То, как она живет, это ее личное дело. Если бы она захотела об этом сказать, это уже другое. Но я считаю, что туда лезть не имею права, тем более учитывая условия в России.
Софико: Удивительно от вас такое слышать. Я могла бы этот аргумент принять от кого-то другого, но не от носителя западной культуры. Вы же сами не живете по этому принципу. Когда вас спрашивают про личную жизнь, вам это, может, и неприятно, но вы всегда очень открыты.
Софико: Это меняет отношение к иной ориентации: раз звезда может, можем и мы.
Владимир: Во-первых, совсем необязательно – такого равенства не существует. И, во-вторых, на эту тему я бы, скорее всего, поговорил с представителем Русской православной церкви, если бы он у меня был в программе. Я бы поднял вопрос о греховности, об осуждении, о том, почему представителям другой ориентации запрещают устраивать парад, якобы защищая их от гнева народа. Но спрашивать Земфиру, правда ли, что она живет с Ренатой Литвиновой, – я не понимаю, зачем. Если она ответит мне: «Да не ваше дело!» – я сочту это правильным. Не мое это дело, совершенно не мое!
Софико: Хочу вернуться к политикам и общественным деятелям, которые к вам приходят. Мне кажется, что с ними та же проблема, что и со звездами, которые никогда не признаются в своей ориентации. У вас есть ощущение, что кого-то из них вы раскололи, вывели на чистую воду?
Владимир: У меня нет такой задачи. Я не понимаю, что значит – вывести на чистую воду. Что это бесчестный человек, он что-то скрывает, врет. И тогда моя задача чуть ли не прокурорская: вот я сейчас покажу всем, какой он на самом деле. У меня другая задача. Приходит ко мне человек. Не важно кто. Я хочу, чтобы зритель сам понял, кто он. И было немало случаев, когда мне говорили: слушайте, я считал, что гость тупой, никакой, а оказывается, он такой интересный. Я просто хочу показать: посмотрите, вот у вас такой министр, он считает так, а так он отвечает (или не отвечает) на вопрос. Сделайте свои выводы сами. А вот этот человек, которого вы считали полным идиотом, оказывается, не идиот совсем. Это мне интересно.
Софико: То есть главное – на одну волну с ним настроиться?
Владимир: Главное – найти ключ. Задать вопрос, который его заденет. Либо он почувствует, что он тебе интересен, и начнет открываться. Много может быть причин.
Cофико: Кто из российских политиков стал для вас открытием? По мне, так они все ужасно скучные, потому что у них нет внутренней свободы, они не могут в телевизоре разговаривать.
Владимир: Все политики в этом смысле одинаковые, особенно действующие. Назначенные ли они или хотят, чтобы их выбрали, — все политики думают, не повредит ли им сказанное. Они по определению такие, и американские в том числе, кстати. Другое дело, что у тех больше опыта, они лучше говорят, но по сути делают то же самое и никогда не будут открываться просто так. Если они открываются — для этого есть причина. Были, конечно же, и интересные для меня политики, такие, которые уже не действуют, но все-таки находятся очень близко к власти. Скажем, Анатолий Борисович Чубайс. Он очень интересный человек. Я хорошо запомнил его взгляд, его тон, когда я спросил: «Анатолий Борисович, как вам живется с тем, что вас ненавидит, можно сказать, вся страна»? Он помолчал секунд восемь, наверное (это очень много для телевидения), и потом, глядя мне в глаза, сказал: «По-разному, Владимир Владимирович, по-разному». Но я не устраиваю открытой охоты. Когда я говорю, что мой близкий друг Марсель Пруст хотел бы вам задать пару вопросов, а человек в ответ спрашивает: «Кто это?» – ну, не я виноват, что он не знает, кто такой Марсель Пруст. А дальше делайте свои выводы. Я не нахожу, что политики скучные.
Вот недавно у меня был новый министр экономического развития – человеку 35 лет, когда Советский Союз перестал существовать ему было девять. Он все-таки уже не советский продукт, он другой. Думает по-другому, реагирует по-другому. Это другая формация. Хотя вы меня об этом не спрашивали, но я всегда говорил и говорю, что главная проблема нашей страны в том, что ею управляют советские люди. Они родились в Советском Союзе, ходили в советскую школу, были пионерами, комсомольцами, многие из них были членами партии. Они продукт системы, которой больше не существует. Они попали в новую систему и пытаются со своими старыми представлениями ею управлять. Не очень у них получается, но постепенно их волей-неволей заменяют новыми. И эти новые люди не лучше, не хуже – они другие, и это принципиально.
Софико: А как насчет Яровой? Зная вас, как вы разговариваете, какие у вас вкусы, я с трудом могу поверить, что вы ее пригласили по собственному желанию.
Владимир: Я совершенно не понимаю, почему это вызывает сомнения. К тому моменту, когда я пригласил Яровую, она была автором невероятного количества реакционнейших законопроектов. Я ее приглашал, чтобы поговорить об этих законопроектах и законах. Я хотел у нее выяснить, чем она руководствуется, внося их. Я не знал, что после моего приглашения вокруг нее собрались люди, обсуждали, идти ей – не идти, и, наконец, решили: ну надо пойти, чтобы приложить Познера. С этим она и пришла. А вовсе не для того, чтобы обсуждать какие-то темы. Но я вас уверяю, что она мне была интересна.
Софико: С чем она ушла?
Владимир: Она ушла дико недовольная, обозленная страшно. Все увидели, какая же она славная, госпожа Яровая. Бывший прокурор. Она мне сказала, что прокуроры — это самые чистые, самые достойные люди. Вот так она открылась, хотела того или нет.
Софико: Раскололи ее все-таки.
Владимир: Да.
Софико: А Ксению Собчак вы давно хотели пригласить. Похоже, вы ей симпатизируете, потому что вы были с ней на удивление мягки. Ведь Ксения, в отличие от всех гостей, которые приходят к вам, открыта и для дискуссии, и для конфронтации. Ей как раз можно жесткие вопросы задавать.
Владимир: Я подумал: Ксения Собчак – в чем она хороша? Она хороша, когда на нее нападают. Она будет отбиваться, и отбиваться здорово. А какова она, когда на нее не нападают, а просто задают вопросы, без конфронтации? Просто расскажите, если вы станете президентом, как вы будете делать это, а как то? Вы наконец попали на федеральный канал, это прямой эфир, говорите все, что хотите. Оказалось, в этой ситуации она никакая.
Софико: Вот прямо так?
Владимир: Она рассыпалась. Она потом сама призналась, что готовилась к бою, а боя-то не было. Она все поняла. Я к ней очень хорошо отношусь, она отважная, умная, я поддерживаю ее морально. Но это для нее урок, потому что нельзя все время быть в позиции боксера, который отбивается.
Софико: Для нее самым болезненным был вопрос: почему же даже самые близкие люди не верят в ее искренность? Вы человек прозорливый. Как вам кажется, она абсолютно честна или в ее позиции больше игры?
Владимир: Я не думаю, что была игра, я думаю, она была абсолютно правдива. Многие со мной не соглашаются, в том числе даже моя жена. Я убежден, что это никакой не кремлевский проект, что она хочет заниматься политикой, что она вошла в политику всерьез и надолго. Ну, политика требует определенных ходов, стратегии, тактики.
Софико: У вас никогда не было желания встать и уйти? Вот вы говорите, «мне лучше что-то делать, чем ничего не делать, потому что у меня есть аудитория». А у вас нет ощущения, что, если вы уйдете, у вас аудитория будет еще больше?
Владимир: Я очень хорошо понимаю ваш вопрос. У меня было такое желание. Оно называется по-другому – хлопнуть дверью. Правда, это было довольно давно – уже много лет вообще никто со мной не разговаривает по поводу того, что я делаю. Я действительно задаюсь вопросом: ну хорошо, я хлопнул дверью, я ушел. Более того, я устроил пресс-конференцию, объяснил, почему я ушел. Я стал ньюсмейкером. Это обсуждается. «Ух, какой он молодец!» Ну замечательно! Так, а дальше что? Что я буду делать? То, что делает Леонид Парфенов? У него «Парфенон». Вот это я буду делать? В ютьюбе? Вот это будет моя судьба? Сколько человек это смотрит и кто это смотрит?
Софико: У него уже миллион просмотров. Он только начал.
Владимир: Ну ничего, так оно и останется. Посмотрим. А результат какой?
Софико: А вас сколько человек смотрит сегодня?
Владимир: Я даже не знаю, но точно смотрят не те люди, которые со мной согласны. Одно дело – читать проповедь верующим. А поговори-ка с теми, кто совсем не так думает. Вот это важно для меня. Я, конечно, могу хлопнуть дверью, если я пойму, что не могу делать то, что я делаю, что не могу задавать вопросы, что не могу такую «прощалку» говорить, какую я говорю, – конечно, тогда я хлопну дверью.
Софико: Скажите, холодная война времен СССР, в которой вы участвовали, и холодная война сейчас с ее огромной информационной составляющей — по сути одно и то же или это разные вещи?
Владимир: Это разные вещи. Холодная война была войной двух идеологий, это была война за мозги, за взгляды людей. Сегодня идеология вообще ни при чем, сегодня совсем другая война, ее можно назвать информационной, какой угодно. Но назвать ее просто холодной войной – значит только все запутать. Это долгий разговор. Если ознакомиться с доктриной Вулфовица, написанной в 1992 году, когда еще президентом был Клинтон, начнешь понимать, откуда эта война. Когда исчез СССР, а вместо него появилась Россия, Западу пришлось решать, как быть с этой Россией. Это новая ситуация, нужно принять стратегические решения. Один путь – сделать так, чтобы коммунизм больше не возник, чтобы не было фашизма. То есть идти по той линии, по которой Америка шла после Второй мировой войны в отношении Германии, Италии, Франции. План Маршалла: мы не просто даем деньги – нате! – а очень точно направляем и помогаем России идти по определенному пути, рассматриваем ее как будущего партнера, так же как мы рассматривали партнером бывшую фашистскую Германию.
Другой путь: эти сволочи заставляли нас дрожать в течение сорока с чем-то лет, пусть за это заплатят. Они проиграли холодную войну, пусть сидят и молчат. И главное, не дать им возможности воспрянуть вновь, чтобы они сидели в своем углу и понимали, что они уже не великая держава и никогда ею больше не будут.
Софико: Второе происходит сейчас?
Софико: Только поэтому?
Владимир: Только поэтому. Что, здесь люди лучше живут? Нет. Хуже. Из-за санкций и много чего еще. Реальная покупательная способность уменьшилась, разрыв между богатыми и бедными не сократился. Что он сделал-то такого? А вот что: Россия воспряла, и мы, условно говоря, встали с колен, и пускай нас не уважают, но игнорировать уже не могут – вот оно.
Софико: Чем опасна эта ситуация?
Владимир: Сейчас опасно очень, потому что уровень недоверия огромный. Вот я вам не доверяю вообще, и вы мне не доверяете, и тут докладывают: 300 ракет летит в нашу сторону. Раньше я поднял бы трубку: вы что, с ума сошли, что ли, это правда? А теперь я уже не поднимаю трубку, я должен принять мгновенное решение. И соблазн нажать на кнопку велик. Сейчас такой уровень противостояния, который отличается от советского времени, такой уровень абсолютного недоверия друг к другу, когда мы уже начинаем верить в собственную пропаганду так же, как они – в свою. Это, на мой взгляд, сильно увеличивает опасность реальной ядерной войны.
Софико: Вы как носитель европейской и американской культуры, который притом очень хорошо знает Россию, можете сказать, в чем национальная идея России? Это все-таки сила и хамство или духовные скрепы?
Владимир: Хамство не может быть идеей. Хамство – это поведение. Не надо путать, надо правильно говорить по-русски. Никакой национальной идеи нет ни у кого. Когда- то Михаил Михайлович Жванецкий сказал, что национальная идея – это всем хорошо кушать. На самом деле, конечно, есть набор некоторых идей, которые лежат в основе национального характера той или иной страны. Скажем, если взять Соединенные Штаты, то такие вещи, как Декларация независимости и идея, что любой человек, если будет работать, может достичь любого уровня, идея свободы, возможности без страха высказать то, что хочешь, – это все американская идея. У французов своя, не менее твердая и яркая. У англичан своя.
Софико: А у современной России?
Владимир: У меня такое ощущение, что сегодня нет никаких идей. Все-таки в советское время были: мы строим новый, справедливый мир, где на самом деле есть равенство, где нет бедных и нет богатых, где мы все братья. Недолго, но это существовало. Это было разрушено, а взамен ничего не построено, и нельзя просто сказать: а вот теперь будет по-другому. Так не бывает. «По-другому» должно каким-то образом возникать. Посмотрите, как плохо сегодня русские относятся к своей стране. Я не знаю другой страны, где человек сказал бы, как у нас водится: слушай, я в прошлом году отдыхал в таком классном месте – там нет ни одного русского! Ну представьте, чтобы американец так сказал или француз. Ну невозможно! Вот это поразительно. С одной стороны, когда их заденешь, начинается: мы, русские, то-се! Начнут цитировать Тютчева «умом Россию не понять». А сами говорят о своей стране, о себе уничижительно. Я думаю, это обидно, больно даже, когда внутри-то нет ничего. Где что-то, чем ты по-настоящему гордишься?
Софико: Есть за что любить Россию?
Владимир: Конечно, есть за что любить. Сколько она дала миру и в литературе, и в музыке, и в изобразительном искусстве, и в науке – поразительная страна. Она не уступит ни одной другой. И вроде бы это должно было сидеть в человеке – вот мы кто такие: мы – Пушкин, мы – Достоевский, мы – Гоголь, мы – Чайковский, мы – Рахманинов, мы – Павлов. Вот кто мы! А получается, что не мы. А кто тогда? Мы везде ищем дерьмо: это не так, то не так. У нас все время какой-то негатив. Потому что люди потеряли то, во что верили и ради чего многим жертвовали, в том числе и жизнью. Когда все оказалось ложью, когда оказалось (я условно говорю), что мой отец или мой дед погиб ни за что, тогда у меня ничего не остается внутри. Я на них смотрю и завидую: пусть они ошибались, но у них глаза горели, а у меня что? Тусклый взгляд.
Владимир Владимирович Познер История об удивительном человеке в современном мире журналистики
Сегодня я хотела бы Вам рассказать об одном очень известном журналисте, чьё имя знает каждый житель нашей страны. Это очень интересный и глубокий человек… Его имя Владимир Владимирович Познер. В этой статье я не буду сильно акцентировать внимание на его биографии, а в большей степени в этой статье я буду говорить о профессионализме этого человека.
История о Владимире Владимировиче, как о настоящем профессионале своего дела. Данную личность в профессии я взяла для того, чтобы на его примере показать как работают настоящие профессионалы в журналистике.
Как мы видим из вышеперечисленной профессиональной биографии Владимир Владимирович имеет огромнейший опыт работы в тележурналистике и ведущим, чем и привлекает многих студентов и других, даже очень профессиональных людей, обратить внимание на данного профессионала, ведь у него есть чему поучиться!
Владимир Познер снимал документальные фильмы о разных странах, в том числе и о Германии. Снимать фильм о германии Познеру было очень мучительно, так как Познер был военным ребенком и он очень хорошо помнил, что сотворили немцы, он их ненавидел, как и саму эту страну. На самом деле Познер не хотел делать этот фильм и ехать по Германии. У него отложилась очень сильная память о тех временах и концлагерях во времена Второй мировой войны. Но его любимая дочь, вышла замуж за немца. Чему он не очень рад. И теперь ему все-равно приходится ездить в эту страну, чтобы навещать близких ему людей, не смотря на то, что когда то, он пообещал себе никогда больше туда не возвращаться. С Германией у него очень сложные внутренние отношения.
Позже, когда ему удалось вернуться в Америку, ему уже было 72 года, вместе С Иваном Ургантом и другими коллегами, ему удалось повторить знаменитое путешествие по Америке. Его коллеги и друзья удивлялись его работоспособности, он имеет очень хорошее здоровье и утром любил выбегать на пробежки.
Стоит отметить, что русский язык не является родным для Владимира Владимировича, так как он родился во Франции, а вырос в США, хотя сам журналист говорит о том, что знает все 3 языка одинаково. На формирование и развитие личности наибольшее внимание оказала семья, но стоит отметить, что до переезда в СССР Владимир Познер учился в частных престижных школах Нью-Йорка, таких как Сити-энд-Кантри и Стайвесант. Так же хочется сказать, что способ, с помощью которого Владимир Познер учил русский язык. А учил он его при помощи чтения книг и хождению в кино, что так же наблюдается отсутствием различных сленговых и жаргонных слов в речи журналиста.
Если говорить о том, какие психологические особенности отразились в речи Владимира Познера, то их достаточно много и их стоит рассмотреть подробнее. Владимир Владимирович Познер стопроцентный флегматик. Его речь спокойна невозмутима, а также он не особо ярко проявляет эмоции, даже когда говорит о достаточно важных для себя вещах. Большое влияние оказывает род его деятельности, так как он журналист, он говорит чётко, понятно и грамотно. Возраст так же играет важную роль, как в личности, так и в речи. С возрастом Познер стал более рассудительным и спокойным при общении и дебатах.
В качестве невербальных средств Владимир Владимирович Познер достаточно успешно использует жестикулировали и мимику. Эти средства применяются не хаотично и эмоционально, как обычно, а помогают вникнуть в речь журналиста и понять его отношения к предмету его повествования.
То насколько успешно Владимир Владимирович достигает цели коммуникации мы можем рассмотреть на примерах его интервью. Даже с неоднозначными и достаточно неприятными для себя личностями Познер достаточно вежлив и почтителен. Так же стоит отметить, что при общении в качестве интервьюера он максимально непредвзят, как и к своим друзьям, так и к людям, отношение к которым у Владимира Владимировича не самое хорошее. Всё это помогает ему рассказать зрителям и слушателям новую и интересную информацию о человеке с которым Познер ведёт диалог.
Удивительно насколько успешно Владимир Владимирович Познер соблюдает в речи нормы русского языка. Невозможно понять, что человек не является носителем русского языка. Соблюдаются, как смысловые, так и фонетические нормы. Многим носителям русского языка есть чему научиться у данного человека.
У Познера достаточно сильно развит навык самоанализа. Рассказывает журналист об истории изучения русского языка увлечённо и интересно. Так как Владимир Владимирович журналист, то он постоянно работает над повышением уровня культуры речи.
Весьма положительное качество Владимира Познера то, что он очень хорошо умеет слушать людей.
У Владимира Познера отмечается потрясающая работоспособность! За 5 дней Владимир Владимирович может объехать несколько городов и стран, отснять несколько передач, взять пару-тройку интервью, а затем вернуться в Москву и сразу выйти на работу. На вопрос, как он выдерживает такой график, Владимир Познер отвечал: «Этот график, это реальность совершейнейшая, чем это объяснить я не знаю, но факт в том, что я начал путешествовать в три месяца, и всю жизнь путешествовал, ну так значит карта пала».
«Будьте уверены в том, что то, что вы выбрали — это точно ваша профессия»;
«Не предавайте себя – не изменяйте своим принципам»;
«Добиться успеха «не вкалывая как cледует» – невозможно»!
В судьбе Познера произошел очень важный момент, когда произошла перестройка. Он очень был рад ей, он встретил ее с восторгом, думал, что наконец-то будет социализм о котором он мечтал. После этого сильно изменилась его жизнь. О нем узнали.
Когда настало время телемостов, программа «Времена”, которая в начале была ”острой« являлась для Познера весьма привлекательной, но позже »остроту» убрали, то она перестала быть для него интересной.
Владимир Владимирович сделал свою программу, которая была названа «Познер». Задача программы заключалась в том, чтобы раскрыть человека, который перед ним сидит, первая программа которая названа именем того, кто ее ведет.
В данной передаче «лицом к лицу» с ведущим ведет диалог приглашенный гость или звезда российского шоу-бизнеса. Гостю задаются различные, часто весьма неприятные и непростые вопросы. Так же беседа содержит блиц-опрос по анкете Марселя Пруста, когда гость кратко и быстро отвечает на простые вопросы, которые способны раскрыть реальную сущность человека. Сильным отличием передачи является то, что оператор показывает крупные планы гостя: лицо, глаза, руки, что дает дополнительный эффект важного невербального восприятия.
Некоторые журналисты задавались вопросом, можно ли сделать из этого текстовую версию? Ответ получился однозначным – текст дает совершенно другое восприятие героев. В тексте не будет возможности проанализировать визуальную и аудиальную информацию: мимику, жесты героя, его интонацию. А из-за этого психологический портрет может быть сильно искажен, собственными домыслами.
Мнение коллег о Владимире Познере – «В Познере обаяние от бога».
В свои 85 лет, он обожает играть в большой теннис, любит музыку и неплохо поет.
Искреннее желание Познера: — «ЧТОБЫ ЛЮДИ В России БЫЛИ счастливы!
Главный принцип Познера: — «НЕ изменять СЕБЕ, ЧТОБЫ НЕ хотелось плюнуть В СВОЕ отражение!»
Пару слов хочется сказать о манере изложения мыслей и взглядов Владимира Познера. Его манера не навязчива, читатель слушая его постепенно начинает чувствовать родство с автором. Даже если ваши точки зрения не совпадают, вы все равно можете задуматься на тем, почему все, что сказано им звучит так убедительно. Познер не пытается вас убедить в чем-то и навязать свое мнение, он умеет вести рассказ как бы в форме размышления вместе с читателем с высоты своих знаний, возраста, популярности и успешности. Хочется сказать огромное спасибо за моменты искренности, которые он щедро дарит читателю. Можно как угодно относиться к Познеру, но он пишет очень увлекательно. В пример хочу привести одну из его книг, а их у него более десяти, книгу «Прощание с иллюзиями», очень познавательная история жизни целой эпохи.
Ниже я опубликую несколько цитат самого Владимира Владимировича Познера, так как считаю их полезными к размышлению…
Отношение Познера к интернету, блоггерам и социальным сетям:
«Я не смотрю блоггеров, даже путевых, у меня на это нету времени, но если мне позвонят друзья и скажут: «Посмотри, там очень интересное интервью» – я его посмотрю»…
«Я всегда говорю, что в принципе интернет — это прекрасная вещь и то, что люди могут там высказываться, — это крайне демократично. Но поскольку у людей нет представления об ответственности, зачастую в интернете появляются очень опасные вещи. В частности, вещи, которые могут, к примеру, побудить ребенка выпрыгнуть с шестого этажа».
«Блоггеры не являются журналистами прежде всего потому, что они не отвечают за то, что пишут».
«Большая четверка» — Google, Amazon, Facebook и Apple, хотят они того или нет, постепенно лишают нас индивидуальности, делают всех одинаковыми, и искусственный интеллект именно к этому стремится”.
Пару цитат о политике:
«Я считаю, что, возможно, самая серьезная проблема России — это то, что ей управляют советские люди».
«Настоящие изменения в нашей стране произойдут лет через 15-20, не раньше, когда подрастет поколение, не выросшее в СССР».
В заключении хочется сказать, что Владимир Владимирович Познер для меня является очень интересным, глубоким и интеллектуально-развитым человеком. На его лекции собираются огромные залы людей. Тем, кто учится на факультете журналистике рекомендую посмотреть его интервью, в которых вы увидите, как он аккуратно, деликатно уходит от конфликтов и подводит к неудобным вопросам. Мне сильно импонирует тот момент, когда приглашенный гость, который пришел к нему на интервью, идет с ним на открытый конфликт, а Владимир Владимирович не уходит от ответа, а смело высказывает свое мнение не смотря на то, что он находится на федеральном канале. В своих интервью он довольно смело высказывается о нашей нынешней власти и правдиво озвучивает свое мнение, но при этом делает это очень аккуратно и тактично, т.е. смысл его мнения понятен, а прямого оскорбления власти нет.
Всем читателям я рекомендую ознакомиться с биографией и профессиональной карьерой данного уникального человека. Можно с ним не соглашаться, но Вы, дорогие читатели, подчеркнете для себя важные мысли для размышления, из его огромного бесценного опыта.
На этом я с Вами прощаюсь, надеюсь моя статья для кого-то стала полезной и интересной. Спасибо за внимание!
Владимир Познер: противоречия, порождённые открытостью
Журналист, когда начинает плотно и серьёзно заниматься своей деятельностью, так или иначе обрекает себя на постоянную критику, потому что всем не угодишь, чем бы ты ни занимался: критиковал бы власть, или наоборот, старательно работал бы на бесчувственную машину пропаганды. С другой стороны, ты можешь получить такой гешефт в виде народной любви, который и многим главам государств не снился. Хотя всё больше к журналистам, так или иначе говорящим про политику, относятся ровно так же, как и к самим политикам. А о том, как на Руси любят «слуг народа», думаю рассказывать не надо. Но Познер – это совсем другое дело. Это столп. Фамилия редкая в наших краях, (из тех, кого мы знаем с такой же фамилией – только очаровательная модель Никола Познер), был бы кто-то ещё, но у нас в первую очередь эта фамилия ассоциировалась непременно с героем данной статьи.
Этот человек уже больше 20 лет держится особняком, глыбой, которую сколько ни разбирай по частям, всё равно не получится. Были разные периоды, отношение к нему колебалось от глобального презрения до всенародной любви. Но одно оставалось неизменным: он всегда придерживался одной позиции. Именно эта позиция всех раздражала. Это позиция человека, который родился в Париже, рос в Нью-Йорке и Берлине, и только затем, будучи зрелым юнцом, переехал в негостеприимную и чужую Москву. Сменить колу, жвачки, гамбургеры и блага информационного общества со всевозможными каналами на колбасу по талонам, 2 телеканала и неулыбчивых людей, с настороженностью относящихся ко всем, кто приехал из «Гнилого капитализма», – это, конечно, колоссальный стресс.
Это позиция сына француженки и Еврея, и посему он считает себя, скорее, французом, но никак не русским. Позиция человека, который воспитывался на западе, среди западных людей. Это позиция обладателя трёх паспортов трёх абсолютно разных государств, и два из них – это США и Франция. И как бы его отец не боготворил советский режим, на Владимире Владимировиче это не отразилось. И всех как раз-таки бесит то, как беззастенчиво Владимир Владимирович в этом признается. Он не отрицает, что не чувствует себя русским, что ему не нравится положение дел в стране. А многие, забывая, как 2 минуты назад рассказывали безответному телевизору, «как хохлам нужно вести себя», считают, что критиковать имеют право только патриоты. Но только не надо забывать, что Владимир Владимирович большую часть своей долгой и удивительной жизни прожил именно в России, так что на критику он имеет непосредственное право, как и мы все. А то, что у нас нет паспортов других государств (хотя у некоторых они наверняка есть), всего-навсего наш выбор, а не проявление патриотизма, как ты считаешь.
Познера клянут и обзывают русофобом, старающимся нажиться на относительно молодом и проблемном российском телевидении. На Западе он ведь никому не нужен, вот и сосёт деньги из Родины-Кормилицы. Но он не русофоб. Весь жизненный фундамент взглядов и предпочтений закладывается как раз в юном возрасте, так что не спеши бросаться камнями и кричать: «Ну и ехай в свою Францию! Посмотрим, как тебе с налогами и арабами понравится!» Он просто иначе воспитан.
По большому счёту, он ведь не скрывает своих стремлений уехать доживать во Францию.
Именно эта прямолинейность раздражает, не правда ли? Но без Познера телевидение станет напоминать церковную мессу – однообразную, лишённую изюминки и по-райски скучную. Без его едких, иногда скандальных высказываний политическая тележурналистика станет чересчур уж рафинированной. Ну кто ещё? Соловьёв, для которого важнее показать весь свой необъятный талант и красноречие, нежели раскрыть суть беседы? Шевченко и ему подобные? Нет, журналистов разряда «не пойми о чём» у нас и так хватает. Отар Кушанашвили, который перестал быть скандальным, но ратует высокими эпитетами и малопонятными большинству словами за сохранение человеческого в людях? У него это прекрасно получается, поэтому в политику ему никак нельзя. Киселёв? Он отличный ведущий, и наверное, неплохой человек, но после своих предыдущих деяний нам будет сложно начать относиться к нему, что называется, «с чистого листа». Ксения Анатольевна как бы ни старалась убедить всех в том, что она серьёзный журналист, да все как-то срывается на глупую провокацию. Остаётся Познер.
Говорят: «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку». Да, Владимиру Владимировичу позволяется чуточку больше, но ведь неспроста. Во-первых, это объективно лучший интервьюер страны. Общаться с представителями политической элиты как с малыми детьми и при этом выводить их на чистую воду – это талант. Помнится, Леонид Парфенов, безусловно, талантливейший журналист, сам себя загнавший в угол, после знаменитого интервью с Дмитрием Медведевым спросил у ВВП (как интересно, у нас в стране есть уже один безмерно уважаемый ВВП): «Владимир Владимирович, но ведь все же понимают, что он гонит» (речь в интервью как раз шла о том, почему оппозиционных лидеров не пускают на ТВ). На что Познер очень точно ответил:
Так он ведёт себя абсолютно всегда. Это очень тонкая, профессиональная провокация, без истерик и обвинений. При этом он не теряет нити разговора и уважения к собеседнику, хотя иной раз видно, как Познер сдерживается и в редких исключениях срывается, как в интервью с госпожой Яровой. Но если собеседник на протяжении всего интервью твердит, как попугай: «Это важно», – то общаться с ним и правда очень сложно. Некоторые профессиональные журналисты с радостью найдут в его программах нюансы, которые несовместимы с тем светлым образом журналиста, который навязывают на российских журфаках, приведут десяток программ, где он бесится. Правда, студенты журфака в большинстве своём, кроме как критиковать и ходить с высоко поднятой головой, ничего больше и не умеют. И не стоит забывать, что Познер учился не на журналиста, а на биолого-почвенном факультете МГУ. Это потом, набив руку, работая личным секретарём Самуила Маршака, он подался в журналистику. Разумеется, в издание, распространявшееся за рубежом (с таким-то языком). В такие места брали преимущественно тех, у кого язык хороший и знание культуры.
Во-вторых, нам необходимы его трезвые мысли. Нам нужны эти сравнения с Западом и поучительные истории из американской практики, потому что если мы хотим жить хорошо, мы должны ценить и примечать чужие ситуации, а не класть на него «с большим прибором», как говорил незабвенный Толик из «Черной розы – эмблемы печали, красной розы – эмблемы любви».
В-третьих, за его плечами – колоссальный опыт и мировая репутация. Читатели постарше помнят пресловутые телемосты с Филлом Донахью. В 90-х Филл Донахью позвал его вести совместную передачу в прямом эфире. Программа так и называлась: «Познер и Донахью», а Владимир Познер стал первым российским подданным, работающим в американском эфире. На Западе многих интересовал русский со странным происхождением и западным менталитетом. В 1995 году вел в США еще одну авторскую программу – «Final edition» («Итоги недели»).
В это же время он записывал еженедельные программы «Мы», «Человек в маске», «Если». Особенно отчётливо помнится совершенно криповая программа «Человек в маске», где всякие отщепенцы, нахлобучив на светлый лик нечто, о чём писал Дюма-отец в очередной части мушкетёрских приключений про человека в железной маске, рассказывали про всякое незаконное, плохое и непорочное. Был даже самый настоящий скинхед.
Возникнет вопрос: какого черта, если он такой успешный за рубежом, его не зовут на Запад? Отвечает Владимир Познер:
А как бесится люд, когда Познер напоминает про свой атеизм? В одной из программ Владимир Владимирович сам решился ответить на ставший безумно популярным именно после этой программы вопросник Марселя Пруста. На вопрос: «Оказавшись перед Богом, что вы ему скажете», – он ответил очень просто: «Как тебе не стыдно«.
И вот этот человек сидит и с высоты телеэфира рассказывает про своё отношение к Богу. В стране, где есть статья за оскорбление чувств верующих! Как это может не раздражать! Он и был бы терпеливее к религии, если бы церковь вела себя проще. Познер неспроста учился на биолога. Биологи и физики – самые безбожники, ибо ищут ответы на волнующие нас вопросы, в то время как священные писания уклончиво отвечают «потому».
Больше его ненавидели, пожалуй, только в далеком 1997 году, когда Владимир Владимирович рискнул открыть школу телевизионного мастерства. Против школы никто вроде не протестовал, а вот против уродования старинного дома на Малой Дмитровке… С одной стороны, ничего не поделаешь, мэрия выдала участок под строительство именно на этом месте. Да и защищать обветшалые, рассыпающиеся на глазах памятники у нас начинают, только когда дело доходит до сноса. В итоге главный архитектор города опомнился и заставил строить дом вокруг усадьбы. Здание подозрительно напоминает нечто ужасное вроде песен Александра Буйнова, а местные жители вешали билборды, на которых чётко расписали, кто виноват, приписав: «П…деть не мешки ворочать, Володенька… Дом № 20 по Малой Дмитровке».
Когда человека не любят, ему приписывают все человеческие грехи. Познера чуть ли масоном не обзывали. Но только вряд ли он такой. Люди, которые общаются с ним близко, говорят о его порядочности, Ургант так вообще его любит страшной любовью. Неспроста, ой, неспроста. Есть ещё один нюанс: я твёрдо уверен, что человек сентиментальный не может быть полным мерзавцем. Во время очередных гастролей по Евространам (а именно по Германии) они посетили мемориал жертвам холокоста. Так вот, камера исподтишка сняла, как Владимир Владимирович плачет. Слезы человека в такой момент дорогого стоят. Он видел войну, он даже какое-то время пробыл в оккупированной Франции (затем его родители, которые трудились на кинопроизводстве, уехали в США). В 1948 они жили в полуразрушенном и печальном Берлине, который до сих пор вызывает у него противоречивое отторжение. Ну не может он простить немецкому народу, что он позволил утвердиться такому явлению, как Адольф Гитлер. А судьба сыграла с ним злую шутку: его дочь вышла за немца и растит немецкого внука.
Кстати, этот цикл европейских гастролей мало того что получился дико интересным, так ещё и показал Познера как человека, пускай он сам этого не очень хотел. У него есть чему поучиться, как минимум жизнелюбию. А ещё быть в такой потрясающей форме, и это в 81 год! И не отказывать себе в баловстве хорошими спиртными напитками и вкусной едой. Красиво живёт и много трудится. Стоит ли злиться на человека за такое? Как минимум глупо. Лучше относиться к нему, как к профессионалу, и делать вывод из прочтённых им книг. С какой теплотой он пишет о матери, так мало кто может. Конечно, он категоричен по отношению к отцу, который ради своих убеждений увез не говорящую по-русски жену и двоих сыновей в абсолютно чужую и враждебную атмосферу, при этом семьёй особо не дорожа. Собственно, именно такого безразличия своему отцу он простить и не может.
Будь проще и относись к личностям попроще. Не ищи в каждом пособника госдепа и жидомасонства, отчаянно старающегося развалить давно сваленные нами самими в мусорную кучу «Духовные скрепы». Познер предельно честен и интересен. Приличные люди уважают и ненавидят про себя, так что разойдёмся по углам и не будем друг другу мешать и навязывать своё мнение, как эта статья не является попыткой навязать кому-то что-то.
Законы жанра Владимира Познера
Легенда российской журналистики, писатель, телеведущий, гражданин мира и один из лучших интервьюеров в стране Владимир Познер известен стоим снисходительным отношением к состоянию журналистики в России — видимо, не без оснований. Мы в Pressfeed изучили несколько интервью и стенограмм его открытых лекций, и взяли на себя смелость привести для вас несколько цитат Владимира Познера о журналистике, свободе слова и всём, что нас всех так сильно волнует.
Представляем, законы жанра Владимира Познера:
1. Журналистика — как цепной пес, который лает, когда что-то не в порядке, обращая таким образом внимание на проблему.
Настоящий журналист лает не потому, что ему это приятно, а потому, что это его долг, обязанность.
2. Для того, чтобы была четвертая власть, должно быть три других.
И если их нет, то нет никакой четвертой. В России никогда не было журналистики, потому что никогда не было трех реальных властей. Реальных — это независимых друг от друга. Иначе это не власть.
3. Нельзя научить человека быть журналистом, потому что это образ жизни, это определенное внутреннее состояние.
4. Вообще, смешно даже об этом говорить, но в журналистике есть какие-то принципы.
Принцип номер один: говорить правду. Второе: уметь держать в узде собственные симпатии и антипатии. Ну и третье — быть объективным.
5. Когда люди перестают верить своим СМИ, своей власти — на что можно надеяться?
Что может двигать страну, если подавляющее большинство людей говорит «Это все вранье собачье»?
6. Конечно, мы необъективны — мы же не роботы.
Но мы можем стараться. Мы же прекрасно понимаем, когда стараемся, а когда нет. Себе-то не можем врать.
7. Чтобы работать в эфире, можно язык знать не в совершенстве. Вообще в совершенстве никто никакого языка не знает.
8. Факультет журналистики — это издевка.
Человек в 18 лет ничего не знает, и он будет журналистом — почему? Что он имеет сказать? Что он понимает в этом мире?
9. Советская журналистика к журналистике не имела отношения.
Это была в чистом виде пропаганда. Как назывался журналист в Советском Союзе? Если не знаете или забыли, я могу напомнить: солдат идеологического фронта. Это точное определение. А что солдат? Солдат получает приказ и его выполняет.
10. Патриотизм журналиста — это показать, где плохо.
Потому что больше никто не покажет. Вы когда-нибудь слышали, чтобы власть показала: «Смотрите, как плохо мы сделали»? Местная ли власть, федеральная. Вы видели такое? Я лично нет. А кто это будет делать, рядовые граждане? Кто скажет «Ау! Смотрите»? Журналист ничего не может изменить — четвертая власть может только информировать, обращать внимание всех и, прежде всего (а, может быть, и не прежде всего), прочих властей на то, что не в порядке — это ее задача.
11. Когда мы говорим о независимости журналистики, мы же понимаем, что каждый из нас как журналист зависим.
Он зависим от того человека, который нас нанял на работу. Но мы говорим о независимости от других властей — исполнительной, законодательной и судебной.
12. Интервью я обожаю.
Для меня интервью — королева журналистики. Я получаю огромное удовольствие — в общем, могу там сделать практически все, что хочу.
13. В тележурналистике самой главной является способность пробивать экран и как бы садиться рядом с тем человеком, который вас смотрит. Это главный телевизионный талант.
14. Журналистика — профессия далеко не такая романтическая, как некоторые думают.
15. Журналистика в России появится не скоро.
Должен измениться национальный менталитет, должен измениться взгляд на жизнь. А это не происходит в одно поколение или в два.
Источники: РИА Новости, сайт Владимира Познера, сайт «Эхо Москвы»