Что мешает развитию русского языка
Современное состояние русского языка
Методички Педсовета
Цель статьи — привлечение внимания к русскому языку как национальному достоянию
Русский язык стал предметом пристального внимания современного общества. Вспомним высказывания Н. В. Гоголя:
«Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное название еще драгоценнее самойвещи»; «…язык, который сам по себе уже поэт и который недаром был на время позабыт нашим лучшим обществом: нужно было, чтобы выболтали мы на чужеземных наречьях всю дрянь, какая ни пристала к нам вместе с чужеземным образованьем, чтобы все те неясные звуки, неточные названья вещей — дети мыслей невыяснившихся и сбивчивых, которые потемняют языки, — не посмели бы помрачить младенческой ясности нашего „языка“, и возвратились бы к нему, уже готовые мыслить и жить своим умом, а не чужеземным. Все это еще орудия, еще материалы, еще глыбы, еще в руде дорогие металлы, из которых выкуется иная, сильнейшая речь. Пройдет эта речь уже насквозь всю душу и не упадет на бесплодную землю».
Прошло более полутора столетий. Каково же состояние русского языка сегодня? Оправдываем ли мы, соотечественники Н. В. Гоголя, его надежды? Увы!
Современное состояние русского языка вызывает тревогу и опасение. В последние годы мы, к сожалению, отучаемся от красоты слова, от культуры языка.В последнее время значительно сокращается сфера использования русского языка под натиском зарубежного влияния. Импорт повсюду − иностранные машины и технологии, продукты питания, услуги сферы сервиса, журналы, кинофильмы. Уличная реклама заполнена вывесками с надписями, лишь внешне напоминающими русский язык и отдельные, сильно исковерканные русские слова. В интернете русский язык вообще функционирует по особым законам и нормам: приоритетным становится «скоростной русский язык», язык SMS-сообщений и электронной почты. К сожалению, для жизни в этом окружении русский язык нужен в самом примитивном виде.
Огромную роль в разрушении русского языка играют СМИ, особенно телевидение. Англицизмы, сленг и нелитературное произношение дикторов и корреспондентов демонстрирует небрежное отношение к национальному языку. Русский литературный язык активно упрощают и вытесняют. В результате наблюдаем деградацию русского языка.
Такое состояние русского языка потребовало принятия мер на государственном уровне. Постановлением Правительства РФ определено значение русского языка: укрепление позиций русского языка является стратегическим приоритетом Российской Федерации. Большое внимание уделяется обеспечению эффективного функционирования русского языка внутри Российской Федерации, а также расширению географии и сфер его применения в мире. Так, 2007 год был объявлен Владимиром Путиным годом русского языка.В 2013 году был создан Совет по русскому языку при правительстве РФ под руководством вице-премьера Ольги Голодец. Правительством РФ утверждена федеральная целевая программа«Русский язык» на 2016–2020 годы, целью Программы является развитие всестороннего применения, распространения и продвижения русского языка как фундаментальной основы гражданской самоидентичности, культурного и образовательного единства многонациональной России, эффективного международного диалога.
Однако мер на уровне государственной власти недостаточно для восстановления прежних позиций русского языка, необходимо осознание каждым из нас важности и значимости нашего культурного достояния. Пока каждый из нас не изменит своего отношения к языку, не перестанет использовать его на примитивном потребительском уровне (как Эллочка-людоедка из романа И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев», которой было достаточно 30 слов для выражения любой мысли), ситуация не изменится. Задача, которую мы должны ставить перед собой, — это сохранение русского языка как неразрывной части русской культуры, сохранение и возрождение лучших культурных и духовных традиций нашего общества. Русский язык и российская культура определяют самобытность и жизнеспособность российского народа.
Мы должны гордиться тем богатством, которым владеем, помятуя слова Н. В. Гоголя: «Перед вами громада — русский язык! Наслажденье глубокое зовет вас, наслажденье погрузиться во всю неизмеримость его и познать чудные законы его…» (Из письма С. Т. Аксакову.Декабрь 1844).
Автор: Филимонова Анжела Николаевна, преподаватель ЧУПО «Экономический бизнес-колледж», Москва
«Откат к великому могучему русскому языку нам не грозит» Почему россияне массово забыли про грамотность и перестали обращать внимание на ошибки
Фото: Александр Коряков / «Коммерсантъ»
С тех пор как новые законы вежливости запрещают вторгаться в личное пространство человека при помощи спонтанного телефонного звонка, а письменная коммуникация стремительно вытесняет устную, кое-что изменилось и в отношении к правилам грамматики. Если раньше человек стеснялся ошибок в собственной устной и письменной речи, то теперь надлежит стесняться эти ошибки замечать у других. А если заметил — держать эту информацию при себе, чтобы не завоевать репутацию грубияна и блохолова. О том, как правила коммуникации влияют на правила грамматики, с лингвистом, профессором НИУ ВШЭ и РГГУ Максимом Кронгаузом побеседовала обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова.
«Лента.ру»: В обиходном общении письменная речь почти вытеснила устную. Послать сообщение удобнее, быстрее, опять же дешевле. Как это может отразиться на языке при условии, что не все пишущие — филологи, а у некоторых еще в школе грамотность хромала?
Максим Кронгауз: Вы об этом говорите в будущем времени, а все уже отразилось. Вы правильно употребили слово «дешевле». Но не только в денежном смысле. Главное, что произошло за последние несколько десятилетий: рокировка устной и письменной речи в смысле их ценности. Это фундаментальная вещь, которая изменила коммуникацию и, как следствие, язык.
Фото: Евгений Одиноков / РИА Новости
В эпоху до интернета ценность письменной речи была значительно выше речи устной. Устная речь была обиходна — мы постоянно вступали в диалоги или, говоря совсем просто, болтали друг с другом. Конечно, если быть педантом, то можно найти примеры и более архаичных письменных разговоров. Это не переписка, потому что переписка подразумевает главным образом обмен монологами плюс некоторые вопросы. А вот перебрасывание записочками в школе во время урока — это вполне письменный разговор.
Переписка на партах, на дверях туалетов.
Кто-то в этот ряд включает и переписку на берестяных грамотах. Но примеров письменной болтовни все же немного.
Интернет эту ситуацию перевернул. В нем сразу появились зоны для болтовни. Слово «болтовня» я использую сознательно, чтобы усилить эффект, хотя слова «разговор» или «беседа» тоже бы подошли. И это привело к важным изменениям.
Во-первых, оказалось, что письменная речь к этому не очень приспособлена. Она сухая, в ней нет мимики, жестов, интонации. Мы стали ее менять под свои нужды. Самое большое достижение в этой области — смайлики. Вообще все, что происходит в интернете с письменной речью, направлено на ее оживление, на то, чтобы приспособить ее к живой беседе.
И второе — письменная речь стала терять цену. Чем больше она теснила речь устную — тем быстрее она обесценивалась. И именно тогда произошла эта рокировка. Сегодня устная коммуникация ценнее письменной. И та сложность, с которой мы договариваемся об устной беседе, показывает, насколько это свершившийся факт. Письменная речь не стоит ничего: написать сообщение мы можем легко, а позвонить, ответить на звонок, поговорить — это проблема. И это основополагающие изменения.
Видно, как главное устройство, приспособленное именно для устной речи, — телефон — почти перестало быть устройством такого применения. Он одинаково обслуживает устную и письменную речь и вообще стремится к универсальности.
Можно заметить, как изменился этикет в соцсетях. Когда-то люди стеснялись ошибок в речи. Иногда, желая унизить собеседника, оппоненты им на них специально указывали. Теперь, особенно в тематических группах, модераторы банят тех, кто поправляет топикстартеру грамматические ошибки. Получается, что вежливость и желание общаться победили грамматику. Как, с вашей точки зрения, вал неправильной письменной речи повлияет на язык в перспективе?
Вот снова вы пытаетесь затащить меня в будущее время, а все уже произошло. Мы говорим о свершившимся факте. В эпоху, когда мы стали письменно общаться, столкнулись две вещи: потребность в коммуникации и стыд за ошибку, который вдолбили нам в голову в советской школе. Сделать ошибку было очень стыдно. Было ясно, что победит что-то одно: либо мы откажемся от спонтанной коммуникации и будем писать грамотно, но мало, проверяя каждую букву; либо мы будем свободны в своей коммуникации, но утратим стыд, потому что неизбежно будем часто делать ошибки. Причем все — и безграмотные люди, и, условно говоря, филологи и лингвисты. Потому что при спонтанном общении мы себя не перепроверяем.
Я иногда потом перечитываю и правлю, если уж совсем руки за мыслью не поспели, но не всегда.
Это если есть такая возможность. Не все платформы это позволяют. В этом столкновении никакого шанса у стыда не было, потому что коммуникация нам важнее языка. И она победила.
Фото: Николай Хижняк / РИА Новости
Это связано и с категорией ценности в том числе. Когда для нас была ценнее письменная речь, мы ее культивировали. Она играла более важную роль, чем речь устная. В устной речи нам позволялись разные огрехи, мы могли говорить стилистически не очень выверенно. А письменную речь мы полировали, писали всякие упражнения вроде сочинений. К письменной речи относились как к явлению культуры, было важно, чтобы она была безупречна.
Сегодня, как я уже сказал, это перевернулось, и следить за обиходной письменной речью мы не готовы. И в этом смысле престиж грамотности неизбежно уменьшится. Может быть, не до конца, мы ведь временами видим по тому, как человек пишет, что общаться с ним не стоит. То есть мы оцениваем человека в том числе исходя из его грамотности.
То есть грамотность из нормы (не всегда достижимой, но желательной) превратится в черту речевого портрета человека?
Ну, это вы сильно полемически заострили. Смотря о какой грамотности вы говорите. Если об орфографической и пунктуационной, то да. Слово «норма» мне в этом контексте не нравится, но можно сказать, что такая грамотность перестала быть постоянно оцениваемой. Когда комментатор в соцсетях делает кому-то замечание, а его банят за бестактность — это хороший пример. Вы не должны все время оценивать чужую грамотность, не должны ловить блох, вы должны общаться.
Стала ли при этом грамотность индивидуальной характеристикой человека? Отчасти, но не обязательно. По устной и письменной речи мы, конечно, получаем информацию о человеке, особенно если мы наблюдательны. Но это не связано с тем, что грамотность перестала быть нормой. Просто отступлений стало больше, и мы их видим. Чем человек грамотнее, тем труднее оценить его особенности. Речь грамотного человека труднее поддается оцениванию, чем речь человека, допускающего ошибки. Неправильности, отклонения всегда что-то сообщают о говорящем. Они всегда информативнее, чем следование норме.
А как этот корпус свободной от правил письменной речи влияет на формальный язык? Границы ведь неизбежно должны размываться. Например, гораздо более вольным стал язык СМИ, и уж тем более блогов.
Очевидно, что как письменные, так и устные высказывания стали более свободными, потому что доступ к общественной площадке или микрофону появился у большого количества людей. Сегодня написать пост, записать подкаст или видеоролик может любой человек. Чем журналист отличается от блогера, если они рассказывают об одних и тех же новостях на примерно одну и ту же аудиторию?
Фото: Александр Петросян / «Коммерсантъ»
Это означает, что сегодня в публичном пространстве мы слышим гораздо больше неформальной речи. Не в смысле неправильной. Иногда она вполне правильная, иногда более интересная, чем речь просто грамотного журналиста. «Неформальной», то есть не стиснутой какими-то правилами, и это не обязательно правила грамматики или стилистики. Свободы в речи стало гораздо больше. И это, разумеется, влияет на речь СМИ. Журналист начинает «завидовать» блогеру и тоже говорит свободно и весело.
Впрочем, это все случилось не сейчас, а еще в 1990-е, но интернет внес большой вклад в этот процесс.
Если я себе правильно представляю процесс, то язык развивается вопреки правилам и благодаря ошибкам. «Кофе» среднего рода, «довлеть» в значении «преобладать», «твОрог», «фольгА» и прочее когда-то были неправильностями, а теперь кодифицированы как норма.
Ваша модель абсолютная. Так бывает далеко не всегда. Бывают разные тенденции. Некоторые из результатов этих тенденций признаются нормой. Кодификация языка, то есть создание литературного языка, заключается в том, что вводится понятие нормы, то есть из ряда существующих вариантов один признается правильным. Иногда второй допустимым. Новый вариант может появиться, а потом исчезнуть. Иногда он вступает в конкуренцию с нормой. А иногда ее даже побеждает.
Скажем, неумение склонять числительные — тенденция очень давняя. Предположу, что склонение числительных вызывало трудности на протяжении всей истории русского языка. Но эта тенденция не доходит до конца и к отмене склонения числительных не приводит.
Судьба разных тенденций складывается по-разному. Некоторые ошибки просто исчезают. Скажем, давно не встречал ударение пОртфель и шОфер. Возможно, эти ошибки уже ушли из языка. Я не проверял, но не удивлюсь, если это так.
И тем не менее слом языковых границ и норм — мощный уникальный катализатор развития языка. Каковы последствия?
Об интернет-среде, конечно, можно говорить как о катализаторе. Огромную роль играет скорость распространения информации. Следствием становится и скорость изменения языка. Сейчас он действительно меняется быстрее. Это совсем очевидно в лексическом смысле: появляется много новых слов, и некоторые из них так же быстро исчезают.
Появилось особое явление, которое мы называем мем. Его аналоги мы можем найти в истории словесности — крылатые выражения, клише. Но мем в интернете — особое явление именно из-за скорости существования. Есть много мемов-однодневок: срок их жизни — ну, день, ну, ладно, неделя. Жизнь языка ускорилась.
Есть еще один уникальный момент: перед нашими глазами проходит много речевых образцов, и они в среднем существенно менее грамотны, чем прежде. Потому что письменная речь, которая проходила перед глазами советского человека, испытывала воздействие редактора и корректора. Сейчас перед нами множество образцов далеко не образцовой речи, прошу прощения за каламбур. В результате зрительная память фиксирует ошибочное написание, сбивается прицел.
Фото: Олег Литвин / ТАСС
Что с этим делать? Ничего. Скажем, когда вам нужно написать дочери, где взять обед, вам что важно? Накормить ребенка или явить ей безупречный образец письменной речи? Первое, так ведь?
Отсюда принцип — писать нужно с той степенью грамотности, которая не мешает коммуникации. Так что если ничего не изменится в техническом смысле, нам не грозит в ближайшее время совершить откат к великому могучему русскому языку — языку (а точнее, нам) это просто невыгодно.
И что будет? Облегчение правил орфографии и пунктуации, например?
А все уже произошло. Уже работает принцип: лишь бы было понятно. Вы можете пропускать знаки препинания, ставить смайлики. Грамматика уже облегченная. Влияет ли это на более строгие пространства? Например, на СМИ? Отчасти влияет.
Это влияет и на то, как мы пишем в официальных ситуациях. Хотя, если я пишу научную статью, я пытаюсь держать себя в руках. Если раньше небрежность относилась к устной речи и ее трудно было перепутать с научной статьей, то сейчас это все касается письма.
Ну хорошо, давайте поговорим о явлениях совсем свежих: дистант — крайняя степень неличного общения. Какие языковые и коммуникационные вещи он заострил?
Воцарилось новое коммуникативное пространство — видеосвязь. Тимур Бекмамбетов когда-то придумал киножанр, который назвал «скринлайф». Я бы, оглядываясь на него, сказал, что появилась «скринкоммуникация», которая распространилась чрезвычайно. И правила речевого поведения и поведения во время речи отличаются от того, что было до пандемии, хотя понятно, что по видеосвязи все общались и раньше. Но не так.
Переход от очного общения к экранному содержит сложности. Понятно, что у экрана человек чувствует себя гораздо комфортнее, чем в публичном пространстве. Многократные шуточки по поводу отсутствия брюк все помнят. Человек следит не за всем телом, а только за той его частью, которую видно камере, то есть головой. Он дома, а его говорящая голова находится в публичном пространстве. Был такой фантастический фильм — «Суррогаты», в котором люди сидели дома и управляли роботами, которые, собственно, ходили на работу, на приемы, общались и жили. Так и мы отчасти превратились в говорящие головы, причесанные и накрашенные, которые в некотором смысле покинули свои тела в трениках и тапочках и отправились в публичное пространство: на совещания, на лекции и уроки и даже на вечеринки.
Фото: Aleksei Koldunov / Alamy / Diomedia
Но есть и недостатки — меньшая эмоциональность, меньшая близость. Этого тоже многим не хватает. Непонятно, что такое смотреть в глаза собеседнику, потому что невозможно смотреть в глаза человеку на экране, особенно если людей несколько. Думаю, что будет еще изучаться, как люди переходят из одного формата в другой и как будут возвращаться обратно. И насколько мы вернемся. Когда этот период полностью пройдет, мы увидим последствия в изменении коммуникации.
Скажем, до пандемии я много путешествовал по профессиональным надобностям, в месяц у меня было от двух до четырех поездок. За последний год я съездил в одну командировку — прочел публичную лекцию в Туле. Я перешел на формат удаленной коммуникации. Теперь с некоторым ужасом думаю о том, как вернусь к привычному режиму. С одной стороны, мне не хватает его. С другой — я становлюсь старше, мне многое труднее, а простота, с какой я могу выступить в любой точке мира, не вставая с домашнего кресла, — это большой соблазн. И эта проблема не только моя. Веселее общаться в жизни, но комфортнее общаться на экране.
Так что мы с этим останемся. Другое дело, что мы пока не понимаем, в каких долях. Но к старому очно-разъездному типу общения мы точно не вернемся.
Лингвист Ольга Северская рассказала о современном состоянии русского языка
— Начать позвольте с полушутливого вопроса: что вам как специалисту важнее в собеседнике – правильная русская речь, или, как говорится, главное, чтобы человек был хороший?
— Я предпочитаю, чтобы собеседник был хорошим человеком с хорошей речью.
А если серьезно. Хорошая речь (это понятие ввела замечательный специалист по культуре речи Ольга Борисовна Сиротинина) — не обязательно стопроцентно правильная, но грамотная, связная, логичная, с хорошими словарным запасом и фоновыми знаниями, богатая в отношении средств выражения мысли. Мне тоже случается заглядывать в словари, чтобы узнать, не изменилась ли норма, а значит, и я, русист, не застрахована от ошибки.
— Часто в жизни встречаются люди, которые не могут нормально выразить свои мысли, путают падежи и склонения. Что это – недостаток образования, начитанности, или, возможно, имеет некую личностную подоплеку?
— И то, и другое, и третье. Сегодня еще и темп жизни таков, что мы начинаем говорить, а чаще — писать что-то в своем смартфоне, не успевая подумать, что хотели сказать, не продумав логику изложения. Порождаемые «тексты» напоминают часто непромешанный поток сознания. И такое впечатление, что мозг работает сегодня, как Т9: мы пытаемся по первым буквам и звукам угадать, что будет дальше, и иногда промахиваемся, как и программа. Иначе наши современники не путали бы «апелляцию» с «эпиляцией» (а после ЕГЭ-2017 было написано множество эпиляционных жалоб), «префекта» с «перфектом» (в сети доступны публикации СМИ и официальные сайты, где обсуждается работа и даются контакты и расписание перфектов разных городов), не приглашали бы на собеседование Оленя вместо Олега.
Фото из личного архива Ольги Северской
А Гузель Яхина не удивлялась бы тому, что кирха в одном из ее романов явилась некоторым участникам Тотального диктанта в образе могущественной кильки со стрейчевыми окнами и прискорбным малиновым салом. Много слов, многабукафф, а автор текста слепил из них колобок, не приходя в сознание, вот колобок и от смысла ушел, и от адресата тоже.
Лично я вижу большую проблему в том, что мир сузился до размеров экрана смартфона, «гаджетизировался»
(об этом как-то говорил Гасан Гусейнов), а речь подверглась «коммуникативному копипейсту» (тут я уже цитирую Максима Кронгауза): часто люди не пытаются облечь свои мысли в слова, которые выразили бы тончайшие нюансы мыслей, а ищут спасительную клавишу Enter. А ее нет. Зато появились слова-стикеры, заменившие ряды своих синонимов: озвучить, история, великий, адекватный, вменяемый.
— Кстати, а грамотно ли называть человека — адекватным или вменяемым?
— Чтобы понять, что эти слова значат, нужен широкий контекст. Например, адекватная/вменяемая зарплата уж точно не низкая, а адекватные/вменяемые цены — не высокие, а ближе к покупательной способности рядового члена общества. Если раньше по отношению к людям определения «адекватный» и «вменяемый» употреблялись строго терминологически и значили, соответственно, «демонстрирующий адекватные психологические реакции на события и окружающую действительность» и «осознающий последствия своих действий», то сегодня это уже совсем другие, прагматические характеристики.
Адекватными называют людей, с которыми можно говорить на одном языке. А вменяемыми — тех, с кем можно не только поговорить, но и договориться.
Сегодня Григорий и Константин из популярной шутки уже не обмениваются репликами: «Нормально? — Отлично!». Они стали жертвами речевой моды на нормальность. И это уже адекватный Григорий и вменяемый Константин. Шутки шутками, а не исключено, что модные переносные смыслы закрепятся в речевой практике. Так что в полной мере неграмотными такие употребления я не назову. А вот «неполносмысленными» — пожалуй.
— Распространено мнение, что в современных школах русский язык преподается не слишком эффективно. Много лишнего, второстепенного, в то же время действительно важные аспекты затрагиваются бегло, как бы вскользь. Влияет ли такое положение вещей на формирование ребенка как личности?
— Да, серьезные лингвисты уже давно говорят, что русский в формате школьного учебника — это какой-то другой русский. Проблема, на мой взгляд, в том, что наш «великий, могучий и свободный» язык предстает перед детьми в виде набора правил и не вполне логичных исключений, а надо было бы показать, что это — живой организм, каждое слово — представитель языкового «народа», у которого есть и своя история, и свои предки, и контакты с соседями, порой довольно сложные с ними отношения. Уверена, что после такого знакомства с языком и относиться к нему стали бы бережнее, и ошибок бы меньше делали.
Но, кстати, иногда то, что в школе считают ошибкой, на самом деле таковой не является. Взять пример с носками, чулками и сапогами. В школьном учебнике строго сказано: нет сапог, чулок, но носкОВ, а остальное от лукавого. В академических словарях в качестве рекомендуемой дается форма родительного множественного — носок, а носков стоит рядом как вариант, начавший устаревать (с 1980-х годов).
Но и формы сапог, чулок появились лишь в 1920-х годах! В Национальном корпусе русского языка масса примеров из Пушкина, Достоевского, Толстого, Чехова.
До самого начала XX века ни сапог, ни чулок не носили, но не обходились без сапогов и чулков.
Носки просто задержались в языковом развитии (во многом и потому, что раньше их называли. чулками). И это не единственный пример несоответствия школьной и академической норм. Увы, их достаточно много. Отсюда и апелляции на результаты экзаменов.
— В одном из интервью вы рассказывали, что самые грамотные из телеведущих допускают три-четыре ошибки в час. Это, что называется, допустимая погрешность, или следует говорить о недостаточной квалификации российских тележурналистов?
— Это данные Минпечати. Журналисты тоже люди, конечно, право на ошибку имеют. Но знаний им точно не хватает. В том числе и фоновых.
Страшно сказать, но журналисты телеканала «Культура» вполне могут приветствовать в студии «двух мужчин», спрашивать археологов, что они нашли в «катакомбЕ».
Но они еще и не знают, что есть такой французский город Арль, а потому открывают дом-музей Ван-Гога в АрлЕ, тем самым с помощью неправильного ударения перемещая художника и его почитателей в Орел, а иные рассуждают о проблемах, поднятых Ибсеном «в НорЕ» (бедный, бедный Ибсен, загнанный журналистами в нору!), а Цветаевой в юбилейный год приписывают поэму «ГОры» вместо «Поэмы горы».
— А как относитесь к орфографическим ошибкам в прессе? Они вас смешат, веселят или, быть может, злят? Откроете вновь такой сайт, где в новости увидели грубый ляп?
— Увы, сегодня практически в каждой интернет-публикации найдешь минимум одну ошибку, пропуск слова, неправильное согласование. Что плохо, потому что именно СМИ (а не литература) сегодня — носитель литературной нормы. И в этом плане на нашем брате журналисте лежит большая ответственность.
Отчасти это объясняется привлекательностью лозунга «в сети правила упрощаются, здесь можно все».
С другой стороны, журналисты полагаются не на свои знания грамматики, орфографии и пунктуации, а на спелл-чекер, который часто «врет». Да и корректоры (убедилась недавно на своей практике) включают сервис проверки орфографии, а не мозг, и, пропуская опечатки, вдруг начинают ставить абсолютно лишние запятые.
А системные ошибки в электронных СМИ меня злят. Потому что наивный носитель языка думает: раз «написано пером», прозвучало в эфире, значит, так надо. Я поэтому письма и комментарии пишу. Чаще всего о том, что нужно интервью брать у ньюсмейкеров по прилетЕ, по приездЕ, по окончаниИ переговоров.
— Весьма увлекательно читать дореволюционные газеты и книги, смаковать речевые обороты того времени. Целый ряд слов, которые, возможно, «атмосфернее» передают суть, чем их современные синонимы, сегодня считаются – устаревшими и старомодными. Имеем ли мы – имею в виду не только журналистов, а все общество – право использовать в своей речи и в заметках «старые» слова?
— Я бы сказала, что мы не просто «имеем право», но и обязаны выходить за пределы пользовательского лексического минимума. Сегодня активный словарный запас среднестатистического носителя языка равен тому, что требуют при сдаче минимума в тесте по русскому как иностранному. Это уже «ужас-ужас». Я уже упомянула о «словах-стикерах». А теперь приведу пример.
У нас вдруг все вопросы стали тяжелыми, на которые тяжело ответить или что-то просто сказать. А ведь бывают вопросы сложные, трудные, острые, принципиальные, деликатные, неуместные, провокационные.
И это разные вопросы, за которыми стоят разные проблемы действительности и человеческих отношений. И разная картина мира каждый раз получается. Так что я за нюансы, за старые добрые слова и смыслы. Мне это кажется. авантажным.
— Зачастую собеседник, пытаясь поставить себя в диалоге изначально выше, прибегает к выражениям, которые пусть формально и считаются уважительными по форме, на самом деле скорее свидетельствуют об определенном пренебрежении или высокомерии. Например, употребление при обращении к человеку слова «уважаемый». Важна и интонация. Где проходит настоящая грань между уважительным обращением и пренебрежением?
— А что плохого в «уважаемом»? Да, сегодня некоторые компании считают, что «уважаемый» в письменном обращении к адресату — это грубое просторечие, поскольку так обращаются к нам. «понаехавшие». По мне так уважаемый намного уважительнее звучит, чем пресловутые мужчина и женщина, а на Кавказе принято уважение высказывать собеседнику. Тут смысл прямой, а не переносный. И кажущееся высокомерие, пренебрежение, издевательство — это плод общения с собственными «тараканами», а не с реальным собеседником. Я уж не говорю о толерантности к «понаехавшим», которые и говорят с нами вежливее коренного населения, и старшим и женщинам место и дорогу уступают.
А интонация важна. Она может любое слово превратить в противоположность.
— Есть ли какие-то языковые тенденции, которые вызывают особое неприятие в обществе? Например, многих раздражают феминитивы…
— Феминитивы, вернее, вдруг возникшая к ним страсть, меня, скорее, заставляют улыбнуться. Мне чуть-чуть странно, что сегодня юные девушки полагают, что нужно закрепить в словарях и в узусе человекУ рядом с человеком, потому что главное слово не может быть только мужского рода. Я лично человекой быть не хотела бы. Мне близка позиция Михаила Эпштейна, предложившего считать спорные единицы словами общего рода: человек мог бы иметь и мужской, и женский род, как ябеда, зануда, сирота. Странно, что сильная половина человечества молчит и не пытается юношУ превратить в юношА.
А раздражают общество по-прежнему «три кита»: заимствования, сленг, обсценная лексика.
И еще — слишком либеральные лингвисты, которые «портят язык», констатируя, что большинство пьет кофе среднего рода. Кстати, когда кофе только начали пробовать «на язык», слово имело две формы среднего рода (кофе и кáфе) и одну женского кофь).
Хоть я и «либеральный лингвист», я тоже «закипаю», когда меня спрашивают про мой скилл (а не профессиональные навыки и достижения), льстят знанием высокого уровня моей экспертизы (пусть это и значит, что меня считают одним из ведущих экспертов и специалистов в области культуры речи) и приводят разные кейсы (а не случаи из жизни). Меня, простите, конкретно бесит рунглиш, пиджинизация родного языка и слепое жеманное калькирование английского: Я вернусь к вам. (I’ll be back. ) или Можно, пожалуйста. (May I please. ).
— В письменной речи, особенно неформальной, прочное место заняли смайлики, стикеры, мемы. Справедливо ли считать, что они обедняют речь, или, напротив, расширяют возможности передачи информации и становятся новой нормой переписки?
— Тут нет однозначного ответа. Малыши любят книжки с картинками, наш «внутренний ребенок» тоже рад поиграть со смайликами, наклейками, картинками. Главное, чтобы не атрофировалась способность к образной речи. Все же все эти интернет-художества достаточно схематичны и эмблематичны, нюансов не отражают. Максим Кронгауз предостерегал в свое время:
«шестисмайловый» набор эмотиконов, принятый в «Фейсбуке», опасен тем, что это уже не набор символов, а очень ограниченный, но язык, который может поглотить весь спектр эмоций и их выражений.
А сегодня в сети уже гуляет «пятисмайловый» набор вежливого человека: здравствуйте, до свидания, пожалуйста, спасибо, извините, который заменил все этикетные формулы вежливости.
— У каждого поколения свои жаргонизмы, своя манера речи. Почему каждый раз неологизмы, которые использует молодежь, так ужасают их родителей?
— Наверное, потому, что родители перестают детей понимать. Хотя и родители могут отпрысков поставить в тупик, потребовав перестать пасти ежиков или стричь фонтанчики (на сленге 1980-х это значило «перестать заниматься ерундой»). Мы в семье этим пользовались, желая объяснить, что сленг хорош, как «тайный язык» или средство выразительности, но есть ситуации, когда он неуместен.
— Есть ли тенденция к упрощению языка литературного? Становится ли он беднее? Способно ли это мешать авторам выражать свои мысли?
— Хорошая новость: мы упростить язык не можем, он придет, если сочтет нужным, к этому сам, в процессе своего развития. Утратив редуцированные, звательный падеж, странную систему склонения, систему перфектных и плюсквамперфектных форм, русский язык не стал беднее, он стал в чем-то экономнее.
А вот опасность сужения репертуара выразительных средств и утраты словарного запаса действительно существует. В этом случае экономить нужно с умом.
Сегодня многие стремятся к сокращению привычного. Уже не только «Добрый!» в ответ на «Добрый день!» возмущает. В ходу в деловой и частной переписке приветствия ДУ, ДД, ДВ и даже ДВС! Просьбы плз и пжлст и благодарность в виде спс. И в кафе нам чаще желают чего-то Приятного! (общения? времяпровождения? аппетита?). На вежливости я бы экономить не советовала.
Тем более что экономия часто приводит к потерям смысла. Вы знаете, кто по профессии доктор фил. наук? Филолог или философ? А если получите письмо: «Я вас подключила к проекту», сразу поймете, только вы будете иметь доступ или весь ваш отдел? Нам пытаются навязать «упрощение» в «вы»-формах, а ведь Вы/вы может быть и смыслоразличительным.