Что такое акции 19 век

Мировая история акций: общий обзор

Ресурс Global Financial Data дает интересную картинку, показывающую рост мировых акций с 1600 года — попробуем кратко рассмотреть ее в контексте доходности и рисков этого инвестиционного инструмента.

Здесь мы видим более-менее равномерный рост, который заметно ускоряется в последние 50 лет. Однако посмотрим на общую картину немного подробнее.

Интересно, что уже тогда возникло понятие совета директоров и отчетность перед акционерами, число которых на старте превысило 100 человек. Ликвидирована британская компания была лишь в 1874 году, просуществовав почти три столетия. Голландская компания просуществовала меньше, но тоже почти два века вплоть до 1798 года; кроме того, был ряд Вест-Индских компаний. Началась колонизация Северной Америки, возникают поселения Джеймстаун и Квебек.

Вторая половина века приносит застой акций из-за англо-голландских войн, а также голландской войны с падением индекса ближе к 1700 году — однако затем на фоне относительного мира следует взлет и к началу 18 века мировая капитализация акций вырастает в 10 раз. Впрочем, число акций в мире еще весьма символическое.

Заработав на начальной стадии, Ньютон затем поступил как классический спекулянт, поддавшись всеобщей эйфории — однако второй его выход получился с большим убытком. Сложившаяся ситуация стала причиной принятия ряда жестких английских законов в отношении акций, что на десятилетия затормозило развитие рынка.

Кроме того, в первой половине века начинаются конфликты в Северной Америке, а во второй половине идут войны британской Ост-Индской компании за контроль над Индией. В 1789 году происходит Французская революция, на долгие годы лишившая Францию стабильности. В США происходит первый крупный финансовый кризис: банковская паника 1792 года.

В 1870 — 1873 годах в Австрии было учреждено 528 акционерных компаний, выпустивших ценных бумаг на 2,5 млрд. флоринов, в Германии за то же время основывается 958 акционерных обществ с капиталом в 3 600 000 000 марок

Итого, акций в мире становится несравненно больше, бизнес постепенно становится политической силой. Примерно с середины столетия акциями торгуют и в России на бирже Санкт-Петербурга (оставалась крупнейшей российской биржей до революции 1917), а для стабилизации экономики придумывается золотой стандарт, который неплохо проработает во многих странах около 100 лет. Тем не менее американская экономика очень нестабильна, а в начале 1860-х там начинается гражданская война с всплеском инфляции.

В мае 1873 случается биржевой крах на фондовых биржах Европы и США, вызванный ажиотажем на землю и недвижимость; к концу года акции строительных компаний потеряли 3/4 стоимости, промышленных компаний – около половины. Первые месяцы 1874 года были отмечены повышенным количеством самоубийств, а последствия кризиса тянулись почти до конца века.

Интересно, что до него была менее известная банковская паника 1907 года, которая обвалила американский индекс на 50% и была вызвана бегством вкладчиков из крупных банков: в результате те потеряли ликвидность и объявили себя банкротами. Для предотвращения подобных событий через несколько лет была создана ФРС, которая при случае могла бы накачать банки деньгами. Чем и занимается по сегодняшний день: последняя крупная (и успешная) накачка была после кризиса 2008 года.

Депрессия возникла не на пустом месте. Все 1920-е годы американский рынок показывал мощный рост гораздо выше средних значений – однако это не было классическим пузырем, поскольку соответствовало техническому прогрессу. Бурно развивалась электротехническая и автомобильная промышленность. Коррекция бурного роста была ожидаема, но последовавший крах вызывает недоумение до сих пор.

Интересно, что крах рынков Австрии, Германии, Италии и Японии в 1944-45 году мало повлиял на общие котировки: смотрите график, где совсем небольшая просадка. Европа же, особенно в лице Германии, пережила экономическое чудо и отличный отрезок 1950-2000 годов, подпорченный лишь нефтяным кризисом 1973 года. Этот полувековой рост отлично видно на графике, причем и сами США от него практически не отстали. Предприятия продолжили глобализацию и многие превратились в транснациональные компании. О них читайте здесь.

Правда, есть ложка дегтя: инфляция. С 1930-х годов она становится в мире постоянной и уменьшает стоимость денег, оставив от стоимости доллара тех времен пару центов. Поэтому инвестиции часто измеряют не в абсолютной, а в реальной стоимости, т.е. за вычетом инфляции. К примеру, банковский депозит инфляции немного проигрывает, так что абсолютный и реальный результат на дистанции будут противоположены по знаку. За 1800-2000 годы принимают абсолютный рост рынка США в 10% годовых, а реальный в 7%, что соответствует средней инфляции 3% в год. О рынке США подробнее смотрите здесь.

Вывод

Вывод в том, что рыночные пузыри и кризисы могут повлиять на ваш капитал гораздо сильнее, чем даже войны: сравните поведение акций в мировые войны 20 века с падением в Депрессию, которая была между ними. Очевидно, что акции продолжат свой рост, хотя необязательно столь же бурный, как во второй половине 20 века.

Акции это хорошая защита долгосрочных вкладов от инфляции, но все же не полная гарантия победы над ней при горизонте среднего инвестора. Первое десятилетие 21 века, отмеченное двумя сильными кризисами, также учит нас, что в большинстве случаев не стоит формировать свой инвестиционный портфель исключительно на основе акций.

Источник

Как акции появились и что с ними стало?

В той или иной форме акции, или, точнее, – право собственности на доход, который приносит то или иное имущество, существовало очень давно. Если судить по экономической сущности, то можно считать, что акции появились еще во времена Древнего Вавилона, или точнее в районе Шумеров. Тогда отдельные владельцы глиняных табличек могли требовать свою долю из общих запасов произведенного продовольствия и явно возмущались, если не получали свое.

Считается, что первые биржевые торги акциями начались на Лондонской товарной бирже еще в 16 веке. Но тогда торговля акциями и разного рода ценными бумагами считалась менее благородной, чем торговля кофе или хлопком. Популярность акций во многом выросла когда акции начали использовать для разного рода афер. Считается, что первые аферы с акциями имели место в 17 веке во Франции и Италии. Но позже эта «мода» охватила все регионы мира.

Перечислить все аферы с акциями невозможно. Их было очень много. Это и продажа акций Вест-индской компании, и акций Панамского канала, и акций Язу (громадные территории в США), акций серебряных рудников в Перу и потом акций золотых рудников в Калифорнии. Во всех этих случаях жертвы афер сами хотели быть жертвами. Ибо ничем нельзя объяснить их «слепоту». Очень часто в те времена афера была во многом стандартной: броское название и очень заманчивый проект, который было сложно проверить или увидеть на практике; затем очень быстрый рост цен, при этом никто даже не задумывался, какой будет размер дивидендов и вообще могут ли дивиденды, хоть когда-либо покрыть стоимость покупки; и наконец, последующий крах и обиды на правительство, что оно не защитило и не спасло.

Реальным толчком рынка акций стал 19 век, когда началась промышленная революция и создание акционерных обществ стало модным занятием. Тогда наиболее популярными были акции угольных, железнодорожных компаний и банков. История действительно располагает фактами, что в 1900 году акции нефтедобывающих компаний считались «мусорными акциями» и цена за акцию составляла всего несколько центов, в то время как цены за акцию угольных компаний измерялись в десятках долларов. Все меняется.

В России настоящие акционерные общества начали образовываться после отмены крепостного права. В то время появилось много акционерных обществ, которые, как правило, выпускали акции на предъявителя. На российском рынке тогда были популярны акции металлургических компаний, угольных шахт, железных дорог. А кроме того можно было купить акции Одесского и Киевского трамвая, акции компании «А. Ханжонков и К» (производство кинофильмов), акции «Общества верхних торговых рядов на Красной площади» (акции ГУМа). Причем в большинстве были акции смешанных компаний, где собственниками были русские и зарубежные акционеры. В то время в основном владельцами русских акций были французы, бельгийцы, англичане, немного немцы. Но фактически не было американцев, а тем более японцев — владельцев русских акций. В то, время в России не было громких скандалов связанных с акциями. Причина более чем простая. В царской России, несмотря на наличие фондовых бирж, большая часть населения не имела ни малейшего представления о том, что такое акции, а тем более денег, чтобы эти акции покупать. Поэтому были отдельные аферы, но по силе и размаху, они были слабенькие. Слишком мало было участников этих афер. Во времена СССР акций не было, так как не было частной собственности.

Законы о ценных бумагах и хозяйственных обществах были приняты в момент развала СССР. И вот тут началось: «Разноэкспорт», «Олби Инвест», «Меркурий» «Слид», «Фондовая зирка», «Приватна справа», «Омега Инвест» и т.д. Все эти акции фактически были запущены по стандартной схеме. Все они были на предъявителя. Первоначально по ним «типа выплачивали» громадные дивиденды. Если мне не изменяет память по акциям «Разноэкспорт» дивиденды были на уровне 1400%. А потом их активно продавали и перепродавали. Цены на эти акции выросли в разы, и народ все активнее и активнее втягивался в игры с акциями. Во многом это было связано с тем, что деньги тогда очень быстро обесценивались и народ верил, что за счет игры с акциями, он сможет спасти свои сбережения. Прошло время и все стало на свои места. Владельцы этих АО получили не плохой доход, а отдельные лица еще и срок в тюрьме, а народ оставил эти ценные бумажки себе на память. Справедливости ради стоит сказать, что и в то время акции могли принести реальный доход. Это были, как правило, акции банков. Например, по итогам 1995 года акционеры банка «Украина» получили дивиденды в размере 360% годовых. С учетом роста курса доллара, годовая валютная доходность составила 220%. Так что были времена. Но, все это были пробы пера.

Реально рынок акций Украины начал формироваться в процессе приватизации. Мало кто помнит, что тогда, вначале 90-х, идеологи приватизации обещали, что обменяв ПИСы на акции, рабочий класс заживет, как нувориши. Будет получать дивиденды на акции, и богатеть, богатеть. При всей наивности тех мыслей, определенная истина в этих словах была. Тогда работники Укрнафты могли поменять свой ПИС на 2000 акций. Если сейчас, продать эти акции по текущей цене, то можно получить 540 000 грн. Это, действительно, настоящая приватизация. Стоило бы обратить внимание на такой факт – в физике есть закон сохранения энергии, а в экономике есть аксиома сохранения стоимости акций. Поэтому «благодаря» тому, что часть населения добровольно отдало свою стоимость акций другим лицам, мы теперь и можем похвастаться наличием в Украине миллиардеров. Ничто никогда не пропадает. И, как вода, вытекая из маленьких ручейков, образует моря и океаны, так и акции простого, но стоящего предприятия создают солидный капитал.

Несколько слов о том, чего не пишут в учебниках по рынку акций.

— дивиденды очень слабо влияют на цену акций. Большинство эмитентов не платят и не собираются платить дивиденды, при этом цены на их акции растут. Уже сформировалась теория, что если эмитент выплачивает дивиденды, то это плохо, так как в этом случае уменьшается капитализация бизнеса и, соответственно, цена на акции падает.

— еще десять лет назад считали, что если прибыль эмитента падает, то акции такого эмитента тоже снижаются в цене и их надо продавать. Мировой фондовый рынок знает массу случаев, когда эмитент из года в год показывает убытки, а цена на его акции растет. Отдельные аналитики даже предложили такое научное открытие: если компания работает убыточно, то это значит, что она осуществляет большие вклады в развитие бизнеса, и поэтому в будущем стоимость этого бизнеса вырастет, и прибыль от него будет значительно больше, чем будут составлять полученные убытки.

— за счет появления интернета рынок акций претерпел существенные изменения. Поток информации увеличился многократно и теперь на динамику цен влияют любые информационные события, даже носящие во многом курьезный характер. Американский рынок акций знал случаи, когда цены на акции резко изменялись в зависимости от того, в каком галстуке выступал глава ФРС.

— появление интернет-брокериджа привело к тому, что теперь влияние институциональных инвесторов на рынок акций уже носит второстепенный характер. Исторический факт: акции eBay росли галопирующими темпами, несмотря на все критические высказывания аналитиков и экспертов, только благодаря тому, что американские домохозяйки часто пользовались услугами этого интернет-аукциона, и покупали его акции не обращая внимания ни на фундаментальный, ни на технический анализ.

— рынок акций постоянно находит себе «фишку игры». В конце 80-х это были акции Юго-восточных «тигров». В середине 90-х это акции российских компаний и вообще стран СНГ. В конце 90-х и начале нового века это акции ИТ-компаний. Перед кризисом это акции розничных банков, и вообще акции компаний, ориентированных на население (фармацевтика, Ритейл и т.д). С начала кризиса это акции сырьевых компаний, прежде всего нефтедобывающих. При этом игры с этими «фишечками» так увлекают фондовый рынок, что акции растут в цене только потому, что эти акции представляют ту или иную «фишечку». Как только мода на «фишечку» заканчивается, происходит обвал цен на акции и поиск новой «фишечки».

— в связи с глобализацией национальные рынки акций функционируют синхронно. Бывают случаи, когда отдельные национальные рынки акций показывают динамику отличную от общемировой. Но и этому есть объяснения. Считается, что если национальный рынок акций фиксирует изменение цен «против мирового рынка», то все равно со временем, эта игра «против рынка» приведет к тому, что акции резко или подорожают или обесценятся, как раз на сумму «отложенного запаса».

Источник

Акции, перформансы, хеппенинги

От футуристов до Павленского: как искусством стало хулиганство, членовредительство и странное поведение

18+
Внимание: иллюстрации к этой лекции могут шокировать или расстроить вас

Искусство действия сейчас очень распространенный предмет для обсуждений. Процесс Pussy Riot, акции Петра Павленского, деятельность группы «Война», монстрации — события и фигуры у всех на слуху, потому что у всех на слуху последствия выступлений, и часто эти последствия далеко за пределами поля искусства. Тем более есть повод попробовать хотя бы слегка разобраться с этим полем. Точнее, с тем, как именно искусство действия пытается нарушить его границы и как внешний мир отвечает на эти попытки.

Считается, что их придумал американский художник Аллан Кэпроу, который написал текст «Ассамбляж, энвайронменты и хеппенинги». Он говорил о хеп­пе­нинге как о художественном произведении, которое заполняет собой все больше и больше пространства — вплоть до всего земного шара. Это такой театр без сценической площадки, для которого художник прописывает сце­нарий и в котором по возможности должны участвовать зрители: в идеале никто не должен остаться невовлеченным. Главная цель хеппенинга — высво­бождение энергии, энергии вполне абсурдистской, потому что течение жизни абсурдно и ее вольный и освободительный поток должен быть явлен во время этого действия.

В 1959 году Кэпроу устроил в Нью-Йорке абсурдистское представление «18 хеп­пенингов в шести частях». Оно проходило в трех комнатах, участники сменяли друг друга, выжимал апельсиновый сок, подметал, выкри­кивал лозунги, просто сидел на стуле. Поскольку хеппенинги происхо­дили в разных комнатах одновременно, никто из зрителей не мог ни включить­ся во все восемнадцать, ни даже все их увидеть.

Энвайронмент — это тот же хеппенинг, но менее активный по отношению к зрителю. Зритель может войти в энвайронмент совершенно незаметно для себя. Идеальный пример — настолько идеальный, что приводится даже в «Википедии», — это белые скульптурные фигуры Джорджа Сигала, разме­щенные в пространстве Нью-Йорка. Например, он создал памятник Осво­бо­дительному движению геев и лесбиянок: белые фигуры стоят, сидят на ла­вочках, а рядом с ними садятся люди, прохожие. Здесь произведением является единое пространство живых и неподвижных, пространство, которое образуют реальность и искусство. Гибкость границ между реальностью и искусством — это главная тема искусства действия. Как, впрочем, вообще главная тема искус­ства XX века.

Интересную форму энвайронмента осуществлял российский художник Ана­толий Осмоловский. Это так называемое нон-спектакулярное искусство, то есть то, которое вовсе не заметно, в которое ты входишь, не понимая, что это искусство. Например, проходит некая выставка в Центральном доме худож­ника. А в ЦДХ, как известно, грязные стены, на которые вешают картины. Что сделал Осмоловский: он взял простой лист фанеры, гладко покрасил его иде­ально белой краской и поставил у одной из стен. Как если бы здесь просто за­были лист фанеры. Догадаться, что пространство стало произведением искус­ства, довольно сложно — а называлось оно «Критика состояния стен».

Или на другой выставке Осмоловский, человек левых воззрений, ре­шил вспомнить о революции — и сделал это так: вытащил из пола одну из пар­кетин, которая плохо крепилась, и заменил ее на совершенно вздыбленную, торчащую вверх, как после взрыва. Это символизировало то, как гладкое тече­ние истории нарушается революцией. Это произведение, или действие, назы­валось «Вставай, проклятьем за­клейменный, весь мир голодных и рабов!». Рядом с паркетиной никакой таблички не было, и, конечно, никто из зрителей ничего не заметил. Чело­век, который входил в зону энвайронмента, не пони­мал, что он уже внутри искусства, — и, чтобы понять это сразу, нужен очень тонкий, очень обостренный взгляд. Зато заметили рабочие, которые решили, что это хулиганство, и выбросили революционную паркетину.

Хеппенинг и энвайронмент, как уже говорилось, не всегда различимы. Напри­мер, Клас Ольденбург называл свой хеппенинг 1961–1962 годов «Магазин» — продажу товаров из папье-маше, сопровождаемую диалогами с покупателя­ми — как раз тотальным энвайронментом, хотя по всем признакам она была ближе к классическому хеппенингу.

Именно к классическому: более поздние хеппенинги теряют, с одной стороны, веселую легкость, а с другой стороны — экстатическую непредсказуемость. Совпадение жизни с искусством происходит в них теперь вовсе без зазора и на самом обыденном уровне. Например, тайский художник Риркрит Тирава­ния прославился тем, что во всех галереях, куда его приглашают, устраивает кухню, готовит тайскую еду и угощает желающих. А в одной из нью-йоркских галерей он обустроил себе квартиру, куда зрители могли прийти в гости и там же по желанию даже переночевать.

Кухня с тайской едой для посетителей выставки Риркрита Тиравании. Нью-Йорк, 2011 год © Andrew Russeth / CC BY-SA 2.0

Но и само слово «хеппенинг» сейчас непопулярно. Потому что вот эта сюрреа­листическая линия, связанная с непредсказуемым самовыражением и вольным выплеском энергии, — она почти прервалась. И с радикальными намерения­ми — теми намерениями, которые в искусстве XX века важнее воплощений, тоже произошла метаморфоза. Они правда были радикаль­ными: Бретон, например, говорил, что лучшим произведением было бы открыть окно и стре­лять в толпу, пока не кончатся патроны, а Малевич предлагал сжечь все кар­тины, которые есть в мире, и экспонировать пепел. Но это оставалось словом, а не делом. А делом начало становиться тогда, когда хеппенинги сменились перформансами и акциями, где художник выступал уже сам по себе — порой рискуя собой и в частности собственным телом. Такое вот «дело тела».

Перформанс и акция — совсем близкие понятия, практически взаимозаменяе­мые. Но акция, в отличие от перформанса, может быть сведена к чистому жесту, к декларации. Например, Роберт Раушенберг в ответ на приглашение принять участие в выставке портретов прислал телеграмму о том, что данная телеграмма и есть портрет владелицы галереи, и таким образом согласился участвовать в выставке. А художник Стэнли Браун назначил своим произведе­нием все обувные магазины Амстердама. Такого рода акции впрямую следо­вали предложению философа Маршалла Маклюэна рассматривать всю челове­ческую жизнь как произведение искусства. Перформанс же предполагает кон­кретное действие художника. И в этом действии он участвует собственным телом или — часто — собственной биографией и памятью.

Классический перформанс — это искусство, в котором вместо кисти и хол­ста только само тело художника. Тогда произведением оказываются само действие, его документация и взаимодействие художника с аудиторией. Художник заранее выбирает место и время перформанса, прописывает сце­нарий и предугадывает реакции зрителей — но, конечно, не застрахован от того, что пойдет не так. Что именно может случиться — об этом мы поговорим чуть позже, и речь пойдет не столько о реакции зрителей, сколько о реакции общества и власти.

Забегая вперед, скажем, что со временем перформанс сильно отошел от клас­сического состояния. Точнее, оно довольно скоро перестало быть единствен­ным. Например, появились так называемые делегированные перформансы, когда автор выступает как куратор, организуя не собственное тело, но чужие тела. Формой делегированного перформанса является перформанс массовый, народный — популярные сейчас флешмобы или монстрации, когда люди вы­ходят на первомайское шествие с абсурдными лозунгами.

Или еще в качестве хорошей иллюстрации: в 1992 году куратор Иосиф Бак­штейн устроил акцию в Бутырской тюрьме. Заключенные перекрасили тюремные стены в идеальный белый цвет, на этих стенах были развешаны работы московских концептуалистов. А затем в несколько заходов в эту тюремную галерею запускали художников, искусствоведов и разного рода вип‑персон и запирали их на час. Приглашенные «вольные» томились в неволе — и в этом насильственном вживании в чужую роль был смысл действа.

А теперь поговорим о тех формах перформанса, где художник испытывает на прочность собственное тело — а заодно и чувства и даже физиологические возможности зрителей. Таков венский акционизм, австрийское движение 1960‑х годов, — и более шокирующих образцов искусство перформанса не зна­ло. Художник Герман Нитч в позе распятого погружал руки в кишки только что забитых животных, а его ассистенты пили их кровь: оргия должна была отсы­лать к древним кровавым ритуалам. Художнику Рудольфу Шварцкоглеру из той же группы ввинчивали в череп медицинский инструмент, похожий на штопор, и акция прекращалась, только когда на бинтах проступала кровь.

Герман Нитч (стоит в центре) во время одной из частей перформанса «Театра оргий и мистерий». Бингемтонский университет, Нью-Йорк, 1970 год © Harvey L. Silver / Corbis / Getty Images

Шварцкоглер, более других своих товарищей склонный к самоистязаниям, вы­пал из окна — и очень вероятно, что это было самоубийство. Многие считают, что он повторял знаменитый «Прыжок в пустоту» Ива Кляйна — вот только Ив Кляйн не прыгал в пустоту, это был фотомонтаж. Перед тем как совершить самоубийство, Шварцкоглер якобы провел шокирующую акцию, на которой по куску отрезал собственный член. На самом деле он этого не делал: и акция, и серия фотографий, которые от нее остались, были постановочными. И ходил слух, что Шварцкоглер выбросился из окна из-за того, что люди поверили, что он сделал это на самом деле.

«Прыжок в пустоту» Ива Кляйна. 1960 год © Bridgeman Images / Fotodom

Это очень важный сюжет для акционизма. То, что происходит во время пер­форманса, — это одно. То, что остается задокументированным, — другое. И то, как перформанс расходится в слухах, новостях и остается в народной памяти, — третье.

Перформанс Лизы Морозовой «Homo libero» на выставке «Зоопарк художников» в Государ­ственной галерее на Солянке. Москва, 2013 год © Фотография Сергея Фадеичева / ТАСС

И здесь мы выходим еще к одному измерению перформанса — которое на За­паде называется living art, то есть искусство жизни, когда искусство и жизнь автора слиты воедино. Чаще всего такое слияние жизни и искус­ства героиче­ское. Один из самых невероятных и действительно героических примеров — это пять перформансов художника Тейчина Сье из Тайваня. Каждый из них длился по году. Первый год Тейчин Сье сидел в клетке. У него были еда и вода, но он запретил себе говорить, читать, писать, смотреть телевизор — мог только думать и, так сказать, познавать себя. Зрители допускались к нему раз или два в месяц. В течение следующего года он каждый час отмечал факт собственного присутствия в квартире с помощью табельных часов и фотоаппарата — соот­ветственно, не имея возможности засыпать или покидать квартиру дольше чем на 59 минут. На третий год он запретил себе заходить в помещения и даже пря­таться от дождя под навесами — жил под открытым небом; этот перформанс был прерван на 15 часов: его забрала полиция, и Тейчин Сье был в отчаянии, потому что участок — это крыша. Четвертый год — самый страшный: это был перформанс на двоих. К художнику длинной веревкой была привязана другая участница, Линда Монтано, и год они провели неразлучно. Их отношения были лишены эротики: им было запрещено касаться друг друга, но каждый из них зависел от другого. Известно, что они много ссорились и вообще этот год дался им мучительно. Наконец, на пятый Тейчин Сье обязался не говорить об искус­стве, не читать о нем, не заниматься им и не смотреть на него. А после этого на тринадцать лет обязался заниматься искусством без зрителя, никому не по­казывая результатов своего труда.

Клетка, в которой Тейчин Сье провел один год © Levent Ali / CC BY-ND 2.0; MoMA

Перформанс «Божий промысел» членов «Секты абсолютной любви». Москва, 1995 год Во время акции Император Вава (слева) и Олег Мавроматти (справа) зашили рты. © Фотография Валерия Христофорова / ТАСС

Опасность бывает не только для здоровья, но и для социальной жизни. Неизве­стно, на что рассчитывал российский акционист Авдей Тер-Оганьян, когда устраивал свою акцию «Юный безбожник» (она же «Поп-арт») в Манеже. Ино­гда говорят, что он рубил топором иконы, но на самом деле он рубил де­шевые софринские репродукции икон. Тем не менее ему пришлось покинуть страну из-за уголовного преследования.

Авдей Тер-Оганьян во время акции «Юный безбожник» («Поп-арт») в Манеже. Москва, 1998 год © Архив галереи «Риджина»

Известны случаи, когда искусство пыталось полностью стереть границы между собой и жизнью, а жизнь отвечала самым радикальным образом. Так, один из классиков перформанса Бас Ян Адер в своих работах отыгрывал поэтику неудачи. Например, он ехал на велосипеде — а потом падал на нем в амстер­дамский канал. Он залезал на дерево и на крышу — и срывался оттуда. А по­следний его перформанс назывался «В поисках чудесного». Его центральной частью было плавание из Америки в Англию на крошечном суденышке, кото­рое на такое плавание рассчитано не было. Он готовился два года, документи­ровал все акты подготовки, договаривался с лондонскими галереями о выставке по прибытии. В конце концов его яхту нашли, а его самого — нет.

Кстати, о поэтике неудачи. Ровно эту же поэтику отыгрывал российский акцио­нист Александр Бренер. Многие его акции — про то, что ничего не получается. Не получается заняться сексом с собственной женой на подножии памятника Пушкину в центре Москвы — потому что холодно. Не получается вызвать Ель­цина на бой на Лобном месте: Бренер на бой приходит, а Ельцин — нет. И са­мый наглядный пример — это 1994 год, когда в ЦДХ проходила огромная выставка «Художник вместо произведения», посвященная акционизму и его документации: на вернисаже появился Бренер, одетый в одни только прозрач­ные женские колготки, с криком: «Почему меня не взяли на эту выставку?» Но даже охрана не спешила его хватать. Таким образом, Бренер, во-первых, все-таки был представлен на выставке акцио­низма — и абсолютно по заслугам. Во-вторых — он отыграл образ неудачника, такого Акакия Акакиевича, кото­рого все обижают и на выставку не берут.

Тема неудачи есть даже в той акции Бренера, про которую знает весь мир. В 1997 году он нарисовал знак доллара на картине Малевича в амстердамском музее Стеделик. За это его посадили в голландскую тюрьму — но это не един­ственная неудача. В этой работе была отсылка к очень известному произведе­нию Роберта Раушенберга, которое называется «Стертый рисунок де Кунинга». Раушенберг частично стер рисунок голландско-американского художника Вил­лема де Кунинга и выставлял его как свое произведение. Так был поставлен вопрос: кто автор этого палимпсеста — автор изначального рисунка де Кунинг или Раушенберг, который стер его и выставил эту бумажку. Похожая история и здесь: Бренер как бы присваивал супрематическую картину своим знаком доллара. И если бы современное искусство действительно отрицало все иерар­хии, как это оно о себе заявляет, автором этой работы признали бы Бренера. Но на деле вопрос о равенстве художников Бренера и Малевича даже не обсуж­дался, и Малевича благополучно отреставрировали.

Перформанс Александра Бренера во время выступления Евге­ния Евтушенко в Политехническом музее. Москва, 1995 год © Фотография Валерия Христофорова / ТАСС

Гораздо более успешно присвоением разных вещей и людей как своих произве­дений занимался итальянец Пьеро Мандзони. В 1960-е годы он не раз потряс художественную общественность, прежде чем умереть в неполные 30 лет. Он продавал закатанные жестяные банки, на которых была надпись «Дерьмо художника» и подпись. «Дерьмо художника» Мандзони разошлось за огромные деньги, оно находится в крупных музеях и частных коллекциях. Это был 1961 год — то есть сейчас консервам уже много-много лет, а что внутри — никто не знает. Вторая его работа такого рода называлась «Дыхание художни­ка»: Мандзони надувал шарики и продавал их. В обеих акциях Ман­дзони одно­временно издевался и над романтическим образом художника, который творит только возвышенное, и над обществом потребления, которое готово под видом искусства купить что угодно. А еще он продавал собственные отпечатки паль­цев, писал картины на живых людях, объявил нескольких человек произведе­ниями искусства, например Умберто Эко, а также соорудил пьедестал, встав на который каждый человек становился произведением искусства.

Пьеро Мандзони. Дерьмо художника. 1961 год © Mark B. Schlemmer / CC BY 2.0

Олег Кулик во время одного из своих перформансов. 1990-е годы © Фотография Игоря Стомахина / igor1.livejournal.com

Кстати, о политическом — это тоже важная составляющая сегодняшних пер­формативных практик. И здесь надо сказать про Pussy Riot — девушек, стан­цевавших на солее в храме Христа Спасителя, спевших протестную песню и снявших этот танец для своего панковского музыкального клипа. То, что начиналось как акт искусства, благодаря вмешательству властей стало делом вполне политическим, и результат был реальным: приговор в два года тюрьмы.

Такая плавающая принадлежность очень характерна для политического пер­форманса: тут Pussy Riot оказывались причастными некоторой традиции.

Акция панк-группы Pussy Riot в храме Христа Спасителя в Москве. 2012 год © Фотография Мити Алешковского / ТАСС

Так, в 1940–50-е годы во Франции довольно активно действовала группа лева­ков, называвших себя леттристами (из этого круга потом вырастет Ситуацио­нист­ский интернационал и в конечном итоге восстание 1968 года). В 1950 году группа леттристов пробралась в Нотр-Дам на Великое пасхальное бого­служе­ние, которое транслировалось по телевизору в прямом эфире. Они связали и раздели священника; один из них, по имени Мур, надел его одежду, вышел на кафедру и оттуда оповестил всех, что Бог умер, а католическая церковь — зло. Их арестовали, но вскоре отпустили — ни о какой «двушечке» речи не шло.

Перформансы с сильной политической составляющей бывали и вполне мас­штабными. Например, в 1972 году Йозеф Бойс, руководивший кафедрой искусств в Дюссельдорфе, попытался устроить студенческую революцию. Он возглавил группу студентов, которых Академия искусств отказалась при­нять к нему на учебу. Они забаррикадировались в учебном здании. Туда выз­вали полицию, всех вывели, а Бойса выгнали из академии — это событие запе­чатлено в его работе под названием «Демократия — это весело».

В российском искусстве политические акции случались и задолго до Pussy Riot и Павленского. В 1975 году в Ленинграде Игорь Захаров-Росс сжег муляж со­ветского паспорта — акция называлась «Хочу в Америку». Два года спустя в Гатчине он устроил перформанс под названием «Загон»: построил тесный бумажный шатер, внутрь которого были заведены зрители, после чего шатер подожгли, и он взмыл в воздух — это была настоящая игра с огнем. Вскоре после этого Захарова-Росса лишили гражданства и обязали покинуть СССР.

Петр Павленский во время акции «Туша» на Исаакиевской площади перед зданием Законода­тельного собрания Санкт-Петербурга. 2013 год © Фотография Сергея Ермохина / ТАСС / «Интерпресс»

Завершая разговор, стоит сказать, что у российского акционизма интересная история и предыстория. Он начинается в эпоху авангарда, но те акции, которые чаще всего вспоминают, обычно довольно безобидны. «Пощечины обще­ствен­ному вкусу» — это желтая кофта Маяковского, это футуристический грим, это Малевич с деревянной ложкой в петлице и Крученых с морковкой, одним сло­вом, довольно вялый эпатаж. Между тем именно в это время в Рос­сии суще­ствовал и выступал настоящий перформер, который называл себя футуристом жизни. Его звали Владимир Гольцшмидт, и настоящие футуристы совершенно не спешили числить его среди своих. Они относились к нему презрительно, считали его не человеком нового искусства, а эстрадником и цирковым бор­цом, если не цирковым клоуном. На своих выступлениях Гольцшмидт читал лекции о футуризме и чудовищные футуристические стихи — а еще о его го­лову можно было разбивать доски: и он сам это делал, и приглашенные зри­тели тоже. Гольцшмидт же известен тем, что он и две ассистентки прошли голыми по Петровке, держа в руках полотнище с надписью «Долой стыд». Вот такая генетика — от первого «футуриста жизни» до сурового Павленского — и есть история русского акционизма.

Что еще почитать об актуальных формах искусства:

Колейчук В. Кинетизм. М., 1994.
Мизиано В. «Другой» и разные. М., 2004.
Перчихина М. Чтение Белой Стены. М., 2011.
Савчук В. Конверсия искусства. СПб., 2001.
Турчин В. По лабиринтам авангарда. М., 1993.
Мифология медиа. Опыт исторического описания творческой биографии. Алексей Исаев М., 2013.

Источник