Что такое реформы мэйдзи
Программа Мэйдзи: клятва пяти пунктов
Официально эра Мэйдзи началась 15 октября 1868 года, сразу после коронации императора. Примерно тогда же юный правитель обнародовал свою программу, получившую название «клятва пяти пунктов». Вот их примерное содержание:
Пункт первый. Признается ценность общественного мнения. Поэтому власть будет созывать совещания для решения каких-либо вопросов, игнорирование народного мнения не допускается.
Пункт второй. Люди, принадлежащие как низшему, так и к высшему классу, должны иметь единый дух, единые цели и единые начинания.
Пункт третий. Людям, обладающим гражданскими и военными чинами, будет оказываться особое внимание, чтобы они с искренним удовольствием служили государству.
Пункт четвертый. Устаревшие обычаи и традиции должны быть искоренены для беспрепятственного движения Японии «по великому Пути Неба и Земли».
Пункт пятый. Знания должны заимствоваться у всех стран мира, только так Япония сможет достичь неоспоримых высот и величия.
В сентябре 1868 года император уделил особое внимание городу Эдо и переименовал его в Токио, куда отправился сразу после церемонии коронации. Через год Токио стал столицей. Началась непрерывная череда реформ, изменивших традиционный аграрно-феодальный уклад жизни. Князьям было приказано отдать свои владения государству, которые были разделены на 72 префектуры, что позволило централизовать власть. В том же году упразднили гильдии, предоставив каждому человеку право на выбор любой профессии. Официально было утверждено три сословия: высшее дворянство, дворянство (бывшие самураи) и простой народ. В 1871 году была введена единая денежная единица – иена, признанная национальной валютой. До этого в Японии существовало более 200 видов денег, выпускавшимися разными княжествами.
В 1872 году преобразования коснулись армии. На смену самураям пришла всеобщая воинская повинность, армия стала перестраивать по европейскому образцу. Этому вопросу уделялось особое внимание, так как активно шел процесс милитаризации государства.
Преобразования коснулись и культурно-бытовой сферы. Помимо европейской одежды, традиций, каменных (вместо деревянных) домов в Японии стали создавать школы европейского стандарта, а также университеты и, что немаловажно, педагогические институты. Появились газеты. Был принят григорианский стиль летоисчисления.
Значение и важность реформ Мэйдзи
Страну полностью захватил процесс индустриализации. То, от чего Япония была отгорожена в течение двух столетий, она наверстывала с невероятной скоростью, удивляя Европу и США. От отсталого феодального государства, затерянного в океане и отгородившегося от остального мира, не осталось и следа. На маленьких островах выросло мощная держава, перед которой стояло большое будущее. И эта держава теперь была в состоянии конкурировать с Европой. Япония не только потребовала пересмотра унизительных договоров 1854 и 1858 года, но имела достаточные основания для того чтобы начать диктовать свои условия.
Реставрация Мэйдзи
Вы будете перенаправлены на Автор24
Реставрация Мэйдзи — это ряд политических, военных и социально-экономических преобразований в Японии 1868—1889 годов, превративший феодальную страну в одну из ведущих держав мира.
Она являлась переходом от системы управления в форме сёгуната к правлению императора Муцухито и его правительства.
Правительство
В феврале 1868 года Императорское правительство заявило иностранным государствам, что отныне оно является легитимным. Император 6 апреля 1868 издал Клятву Пяти пунктов, изложив в ней основные принципы политического курса.
11 июня 1868 была утверждена новая структура правительства. В Конституции США японцы заимствовали формальное разделение государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную. Чиновников обязали переизбираться каждые 4 года.
В сентябре 1868 года город Эдо был переименован в Токио, а в октябре был принят девиз правления — Мэйдзи. 3 сентября 1869 Император перенес столицу из Киото в Токио.
Несмотря на обновления в системе управления, правительство не спешило реформировать общество. 7 апреля 1868 оно опубликовало пять объявлений, в которых изложило традиционные положения, базировавшиеся на конфуцианской морали. Правительство призывало граждан слушаться начальников, уважать старших, быть верными в браке, запретило общественные организации, митинги, исповедание христианства.
Административная реформа
Для формирования унитарной Японии была необходима ликвидация федералистского устройства. Во время гражданской войны правительство конфисковало владения сёгуната, которые были разделены на префектуры. Но территории княжеств остались вне контроля. 20 января 1869 года четыре проправительственных даймё подали обращение, в котором говорилось, что всё принадлежит Императору. В феврале 1869 года чиновники предложили Императору подчинить их территории правительству. На предложение согласились даймё из Сацумы, Тосы, Тёсю и Хидзэна, вернувшие монарху земли вместе с населением. В июле 1868 года правительство приказало другим дайме сделать то же самое, что и было осуществлено без сопротивления. Лишь двенадцать князей не передали добровольно реестры земель, но в дальнейшем они подчинились приказу.
Готовые работы на аналогичную тему
В обмен на земли князья становились главами представительств центрального правительства в регионах и получали жалование. Хотя земли отошли к государству, сами ханы отменены не были. Даймё сохраняли право сбора налогов и формирования войск на вверенных землях, оставаясь, таким образом, полуавтономными. Такая половинчатая политика вызвала в регионах недовольство. 29 августа 1871 года правительство провозгласило учреждение вместо ханов префектур. Даймё переселили в Токио, а на их места назначили зависимых губернаторов. К 1888 году количество префектур было сокращено с 306 до 47, Хоккайдо был выделен особым округом, к префектурам были приравнены города Токио, Киото и Осака.
Правительственная реформа
За основу новой вертикали исполнительной власти была взята структура правительства Японии VIII века. С 15 августа 1869 правительство разделилось на три палаты.
Главная палата имела функции кабинета министров. В неё входили большой государственный министр, правый и левый министры, советники. Левая палата была законодательным органом. В состав правой палаты входили восемь министерств. Большую часть постов в правительстве заняли выходцы из княжеств Сацума, Тёсю, Тоса и Хидзэн.
Военная реформа
Важнейшей задачей императорского правительства была организация новой боеспособной армии. Состоявшие из самураев войска княжеств были переподчинены военному министерству. 10 января 1873правительство ввело всеобщую воинскую повинность. Все мужчины, достигшие 20 лет, обязаны были проходить армейскую службу независимо от социального происхождения. Освобождались только главы семей и их наследники, студенты, чиновники, студенты и лица, уплатившие откуп в 270 иен.
Одновременно были созданы подразделения полиции. До 1872 они подчинялись Министерству юстиции, а затем Министерству внутренних дел.
Социальные реформы
Императорское правительство проводило активную социальную политику. 25 июня 1869 было образовано два привилегированных сословия — титулованное и нетитулованное дворянство. В первое вошли столичные аристократы и бывшие даймё, во второе — среднее и мелкое самурайство. Таким способом правительство попыталось преодолеть противостояние самураев и аристократов и ликвидировать средневековую модель «господин — слуга».
Также императорская власть объявила о равенстве крестьян, ремесленников и купцов, независимо от занятий и должностей. В 1871 году правительство приравняло к ним париев, подвергавшихся дискриминации в период Эдо. Простонародью разрешили иметь фамилии, которые прежде были исключительно у самураев, а знати дозволялись межсословные браки. Были отменены ограничения на поездки и смену профессии.
Дворянство полностью находилось на государственном обеспечении. Оно получало ежегодную пенсию, составлявшую 30 % бюджета страны. Для ослабления такого финансового бремени в 1873 году правительство опубликовало «Закон о возвращении пенсий Императору», обязавший дворян отказаться от получения пенсий в обмен на единовременные премии. Но проблема не была решена, а долг по выплатам пенсий рос, поэтому власти в 1876 году окончательно отменили их начисление и выплаты. Правовая разница между самураями и простонародьем исчезла. Для обеспечения существования часть привилегированного сословия стала служащими: клерками, полицейскими или учителями. Многие занялись сельским хозяйством. Те, кто подался в коммерцию, быстро обанкротились из-за отсутствия навыков. Для спасения самурайства правительство выделило субсидии и поощряло освоение полудикого Хоккайдо.
Но этих мер оказалось недостаточно, что в будущем стало причиной беспорядков.
Земельно-налоговая реформа
Для проведения модернизация требовалось создание надежной финансовой системы. Главным источником пополнения казны был натуральный оброк, который японские крестьяне веками платили господам. После ликвидации княжеств, правительство взяло их долговые права и обязательства на себя, поэтому пополнять казну деньгами было крайне сложно. Поэтому правительство взялось провести земельную и налоговую реформы.
В 1871 году власти разрешили создавать на нетронутых землях новые пахотные участки, а в следующем 1872 отменили запрет на продажу земли и признали существование частной собственности. Собственники получили сертификаты на владение землёй с указанием цены участка. Система таких сертификатов ликвидировала общинную форму землевладения. 28 июля 1873 правительство начало земельно-налоговую реформу, завершенную в 1880 году. В результате вместо нестабильного урожая новым критерием налогообложения стала цена на землю, а собственники участков превратились в налогоплательщиков. Налог в размере 3 % от стоимости участка следовало платить деньгами. Территории, которые использовались общиной, были огосударствлены. Такие преобразования обеспечили наполнение казны и способствовали развитию в регионах товарно-денежных отношений. Однако они вызвали социальную дифференциацию и увеличили бремя налогов на селе, став причиной крестьянских волнений.
Всё о Японии
Реставрацией Мэйдзи называют глобальную модернизацию, проводившуюся в Японии с 1867 по 1889 год. Официально эра Мэйдзи началась со вступлением на престол нового императора Муцухито, который и сделал «Светлое правление» (а именно так переводится с японского «Мэйдзи») девизом своего царствования. Но предпосылки для реформации возникли раньше – ещё при сёгунате клана Токугава.
Причины реставрации Мэйдзи
Японская государственная идеология во многом строилась на противопоставлении упорядоченного, возвышенного и могущественного восточного мира развращённому и варварскому западному. Но в XIX веке стало очевидно, что очень скоро японцам придётся непосредственно столкнуться с западными варварами и, скорее всего, отказаться от самоизоляции. Перед страной стояла сложная задача: влиться в современный мир, но в то же время сохранить собственную идентичность.
Итак, к причинам начала реформации Мэйдзи можно отнести:
Основные направления реформ
В 1867 году скончался император Комэй и на трон взошёл пятнадцатилетний Муцухито. Несмотря на юный возраст, это был решительный и проницательный правитель. Он продолжил политику своего отца, направленную на укрепление императорской власти. Под давлением даймё юго-западных княжеств и императора последний сёгун Ёсинобу Токугава был вынужден подать прошение об отставке, которое сам он, впрочем, считал формальностью и временным маневром.
В первых числах 1868 года император Муцухито торжественно объявил о «реставрации», то есть, о восстановлении власти императора, ликвидации должности сёгуна и создании нового правительства вместо бакуфу. Ёсинобу Токугава не желал подчиняться и вместе со своими вассалами начал гражданскую войну. Муцухито, опираясь на верных даймё и самураев, которых возглавлял талантливый полководец Такамори Сайго, начал свой победоносный поход против сёгуна. Ёсинобу Токугава бежал после первого же серьёзного сражения, в марте он сдался, ему сохранили жизнь и назначили неплохую пенсию. Какое-то время сопротивление оказывали северные даймё, но в течение года их мятеж был подавлен.
Теперь император Муцухито мог спокойно реализовывать задуманные проекты. Исследователи выделяют несколько основных направлений реформ:
Все перечисленные выше меры позитивно сказались на развитии страны. Однако любая революция порождает и противодействие.
Японская оппозиция в эпоху Мэйдзи
С середины 1870-х годов в стране стала оформляться оппозиция, недовольная некоторыми преобразованиями. Различные высказывания о дальнейшем пути Японии появлялись на страницах газет, число которых тоже резко выросло. Хотя большая часть населения всё ещё оставалась пассивной, благодаря прессе, простые японцы начали знакомиться с политической обстановкой и составлять собственное мнение о происходивших в стране процессах.
Японская оппозиция того времени представляла собой два лагеря: тех, кто считал, что демократические преобразования недостаточны, и тех, кто считал, что реформы уже зашли слишком далеко. В 1874 году возникла первая японская политическая партия – Движение за свободу и народные права, выражавшая взгляды первого лагеря. В основном, туда входили мелкие помещики и буржуа, не получившие от правительства таких огромных дотаций, как крупные капиталисты. Основным их требованием было создание парламента. Но очень скоро в рамках партии возникло радикальное крыло, требовавшее общих для всего населения гражданских прав и свобод, и отстаивавшее, в первую очередь, интересы крестьянства.
Ядром консервативно настроенной оппозиции стали самураи, большинство из которых так и не сумели вписаться в новое капиталистическое общество. Помимо потери своего статуса, их беспокоил отказ правительства от завоевания Кореи. Оппозиционеры считали, что это унизительно для Японии. Лидером недовольных стал «последний самурай» — знаменитый Такамори Сайго. Он также считал, что Япония должна вести агрессивную внешнюю политику, однако, его политические и философские взгляды этим не исчерпывались. Сайго находил вдохновение в учении бусидо и романтических идеалах ушедшей эпохи самурайства. Удалившись в свою родную префектуру Кагосима, Сайго открыл школу для «настоящих самураев» — там он воспитывал курсантов в соответствии со своей собственной философией.
Итоги
Революция Мэйдзи привела к росту военной и промышленной мощи Японии. Теперь государство, которое ещё недавно рассматривалось западными державами как потенциальный сырьевой придаток или поставщик дешёвой рабочей силы, само включилось в борьбу за колониальный передел мира. Несмотря на изначальный отказ от завоевания Кореи, который привёл к мятежу Такамори Сайго, амбиции японской знати росли. В Японии стал складываться милитаристский режим, во главе которого стоял абсолютный монарх. Возможно, демократическое зерно, содержавшееся в реформах, позже выросло бы в конституционную монархию по образцу Великобритании, но эти процессы были прерваны двумя мировыми войнами.
Развитие капитализма также было дуалистическим. С одной стороны, процветали огромные монополии, строились военные предприятия и железные дороги, а с другой, усиливалась эксплуатация крестьян и рабочих. Промышленность обеспечивала рост военного потенциала, но не обеспечивала население товарами широкого потребления и продуктами, что привело в 1918 году к «рисовым бунтам».
Но даже эти противоречия не отменяют того факта, что для Японии революция Мэйдзи была колоссальным прорывом, поставившим её в число ведущих мировых держав.
Революция Мэйдзи
Эпоха Мэйдзи превратила Японию из отсталой аграрной страны в могущественное государство с растущими темпами производства и увеличивающейся милитаристской мощью.
Хоть соотечественники и обожествляли императора Японии, на деле он был номинальной фигурой. Реальная власть принадлежала полководцу — сёгуну. И более 200 лет Японией правил клан Токугава. Императоры же посвящали себя изучению наук и искусств, а также соблюдению обрядов, которые были призваны защищать страну. Дворец они практически никогда не покидали и о реальной жизни своих подданных знали мало. Между тем, в середине XIX века Японии грозило превращение в полуколонию из-за заключенных торговых договоров с европейцами. Япония отставала от Старого Света в военном, экономическом и социальном плане, а действия правительства сёгуна вызывали все большее недовольство элит.
Мэйдзи, или эпоха реформ
Тогда последний сёгун Ёсинобу нашел выход в том, что вернул реальные полномочия императору. В 1867 году власть перешла к 15-летнему императору Муцухито. Время его правления получило название Мэйдзи или «эпоха реформ». Ёсинобу не ожидал получить от юного монарха и его сторонников реальный отпор. Сёгун полагал, что формальное отстранение позволит его клану Токугава сохранить власть. Но новое правительство, состоявшее из противников Ёсинобу, от имени императора упразднило сёгунат, а сёгуна лишило земель и всех титулов. Он удалился из Киото и стал собирать армию. В Японии началась гражданская война. Продлилась она чуть более года, не повлекла за собой больших жертв и закончилась поражением сторонников сёгуната. Кстати, сам Ёсинобу не особенно пострадал — его заключили под домашний арест, который, впрочем, потом сняли, ему вернули ряд привилегий, а в 1902 году даже пожаловали титул герцога и дали место в парламенте. Свои последние годы бывший сёгун посвятил фотографии, игре в го, стрельбе из лука, езде на велосипеде и охоте.
Император Муцухито: клятвы пяти пунктов
Сёгун Токугава Ёсинобу. Источник: wikipedia.org
Император Муцухито уже через три месяца своего правления объявил программу, которая и послужила началом кардинальных перемен в жизни Японии. Программа получила название «Клятвы пяти пунктов» и гласила:
1. Мы будем созывать совещания и управлять народом, считаясь с общественным мнением.
2. Люди высших и низших классов, без различия, будут единодушны во всех предприятиях.
3. Обращение с гражданскими и военными чинами будет таково, что они смогут выполнять свои обязанности, не испытывая неудовольствия.
4. Отжившие методы и обычаи будут уничтожены, и нация пойдет по великому Пути Неба и Земли.
5. Познания будут заимствоваться у всех наций мира, и Империя достигнет высшей степени расцвета.
Новым для Японии была не только программа правителя, но и его поведение. Император стал появляться на публике, покинул дворец, чтобы лично возглавить войско, путешествовал по стране. В 1868 году он переименовал город Эдо в Токио («восточная столица»), а 15 октября был коронован в Киото. После церемонии и провозглашения новой эпохи Муцухито отправился в Токио и, встречаясь с населением, щедро угощал их сакэ. В 1889 году Токио был провозглашен столицей.
Теперь правителю предстояло заняться изменениями в стране, чтобы она могла конкурировать с европейскими государствами. Управлял Японией государственный совет министров, был введен пост премьер-министра. Император присутствовал на заседаниях, но редко выступал, доверяя своим подчиненным. Кроме сёгуната была упразднена и прежняя система административного деления. Вместо княжеств вводились 72 префектуры. Князья (даймё) должны были отдать земли императору добровольно, в противном случае их отнимали силой.
В 1868 году были уничтожены цехи и гильдии, японцам предоставили свободу выбирать себе профессию. Население могло беспрепятственно передвигаться по стране, вводилось равенство всех сословий перед законом, устанавливался единый поземельный налог, армия стала перестраиваться на европейский манер. Бывшие княжеские войска, состоявшие из самураев, теперь подчинялись военному министру, милитаризация страны шла быстрыми темпами, вводилась всеобщая воинская повинность для мужчин, достигших 20 лет. Отдельно от армии была организована полиция.
Развивалось сообщение внутри страны, была построена первая железная дорога между Токио и Иокагамой, между этими же городами в 1877 году была проведена телефонная линия. В Японии приняли закон об образовании, который вводил школы по французскому и немецкому образцу, — теперь мальчики и девочки учились вместе. В Японии открывались университеты, создавались педагогические институты. Была проведена земельная и налоговые реформы, полным ходом шла индустриализация.
Аллегория борьбы нового и старого, картина около 1870 г. Источник: wikipedia.org
Жизнь японцев изменилась. На смену деревянным домам пришли каменные, появилась мода на европейскую жизнь и стиль одежды. В 1872 году Япония перешла на григорианский календарь. В крупных городах возникали газеты и журналы. Япония развивалась и обретала могущество, постепенно она стала требовать пересмотра ранее заключенных кабальных торговых договоров на международной арене. Закономерным итогом многочисленных реформ правительства Мэйдзи стал проект Конституции. Документ не только определял статус императора и органов власти, но также закреплял перечень прав и свобод обычных граждан. Конституция вступила в силу в 1890 году.
Эпоха Мэйдзи оказалась для Японии переломной. Из отсталой аграрной страны империя превратилась в государство, которое могло конкурировать с европейскими державами на равных и даже диктовать свои условия. Мэйдзи заложил путь развития страны вплоть до Второй мировой войны. Все это стало возможным благодаря руководству императора Муцухито. Он скончался 30 июля 1912 года и лучше всего о нем написала газета «Нью-Йорк Таймс», охарактеризовав итоги революции и всех последующих лет: «Контраст между тем, что шло впереди похоронной повозки, и тем, что шло позади неё, был действительно поразительным. Перед ней шла старая Япония, за ней — новая Япония».
IV Реформы Мэйдзи
Боевой призыв сонно-дзёи — «восстановить власть Императора и изгнать варваров»[94] — возвестил о вступлении Японии в современную эпоху. В этом лозунге отразилось стремление оградить Японию от разлагающего влияния внешнего мира и реставрировать золотую эпоху X в., когда еще не было «двойного правления» Императора и сёгуна.[95] Императорский двор в Киото отличался крайней реакционностью.[96] Для сторонников Императорской партии ее победа означала унижение и изгнание иностранцев. Она означала также восстановление в Японии традиционного образа жизни. Она означала также, что «реформаторы» не будут иметь права голоса при решении дел. Могущественные «посторонние князья», даймё крупнейших княжеств Японии, возглавлявшие низвержение сёгуната, представляли себе реставрацию как возможный путь для прихода их к управлению Японией вместо Токугава.[97] Они ждали простых кадровых перемен. Крестьяне хотели оставлять у себя больше выращиваемого ими риса, но ненавидели «реформы». Самураи хотели сохранить свои пенсии и право использовать для вящей славы свои мечи. Купцы, финансировавшие силы реставрации, мечтали о расширении сферы меркантилизма, но не имели никаких претензий к феодальной системе.
Когда антитокугавские силы взяли верх и «двойное правление» завершилось в 1868 г. реставрацией власти Императора,[98] победителям следовало, согласно западным стандартам, придерживаться строго консервативной, изоляционистской политики. Режим же сначала избрал противоположный курс. Когда он лишил даймё прав на сбор податей во всех княжествах, время его пребывания у власти едва превышало год.[99] Он включил это изменение в земельные кадастры и присвоил себе крестьянский налог «40 % для даймё». Эта экспроприация не осталась без компенсации. Правительство предоставило каждому даймё эквивалент, равный половине обычного для него дохода. В то же время правительство освободило даймё от необходимости содержать своих самураев-вассалов и от расходов на общественные работы. Самураи-вассалы стали, как и даймё, получать пенсии от правительства. В течение последующих пяти лет были в целом ликвидированы неравенства в правах различных классов, признаны незаконными классовые и кастовые знаки отличия и особые одежды (даже приказано срезать косички), эмансипированы парии, отозваны законы, запрещавшие отчуждение земли, ликвидированы барьеры, отделявшие одно княжество от другого, буддизм отделен от государства.[100] В 1876 г. пенсии даймё и самураям заменили на крупные единовременные выплаты, которые должны были соответствовать сумме пенсий каждого из них за 5—15 лет. Большая или меньшая величина выплат зависела от фиксированных доходов, получавшихся ими во времена Токугава; в условиях новой, нефеодальной экономики эти деньги позволяли им открыть свое дело. «Это событие стало конечным этапом процесса закрепления того своеобразного союза купцов и финансовых магнатов с феодальными и земельными магнатами, который явственно обозначился уже в токугавский период».[101]
Эти замечательные реформы начальной поры режима Мэйдзи не пользовались в стране особой популярностью. Со значительно большим энтузиазмом, чем любая из этих мер, была встречена идея вторжения в Корею в 1871–1873 гг..[102] Правительство Мэйдзи не только упорно отстаивало решительный курс своих реформ, но и похоронило проект вторжения. Правительственная программа настолько противоречила желанию большинства сторонников этого проекта, что в 1877 г. Сайго,[103] их крупнейший лидер, организовал настоящее восстание против правительства.[104] Его армия представляла всех профеодально настроенных сторонников империи, предавших с первого года реставрации режим Мэйдзи. Правительство произвело набор в несамурайскую добровольческую армию и нанесло поражение самураям Сайго. Но восстание свидетельствовало о степени недовольства режимом в Японии.
Значительным было также недовольство крестьян. В первом десятилетии Мэйдзи, между 1868и 1878 гг., произошло, по крайней мере, 190 крестьянских восстаний. В 1877 г. новое правительство предприняло свою первую, запоздалую попытку уменьшить тяжелое налоговое бремя крестьян,[105] но они решили, что режим обманывает их. Кроме того, крестьянам не пришлись по душе учреждение школ, всеобщая воинская повинность, земельное межевание, насильственное лишение их косичек, уравнение в правах с низшими кастами, значительное ограничение деятельности официальной до этого времени религии — буддизма, реформа календаря и многие другие меры, изменявшие привычный им образ жизни.[106]
Но кто же входил в «правительство», осуществлявшее столь радикальные и непопулярные реформы? Оно представляло собой «своеобразный союз» низших самураев и класса купцов, сложившийся на основе оригинальных японских институтов еще в феодальные времена. Эти люди были самураями-вассалами, овладевшими искусством управления государством на постах канцлеров и наместников у даймё[107] или обладавшими феодальными монополиями на горнорудное, ткацкое, картонажное и другие производства. Они были купцами, приобретшими самурайский статус и принесшими в этот класс знания о производственных технологиях. Этот союз самураев и купцов быстро выдвинул из своих рядов способных и самоуверенных администраторов, определивших политику Мэйдзи и продумавших планы ее реализации. Однако по-настоящему вопрос состоял не в том, из какого класса они происходили, а как получилось так, что они оказались очень способными и реалистически мыслящими людьми. Только что освободившаяся во второй половине XIX в. от Средневековья и такая же слабая, как и Сиам[108] в наши дни, Япония породила лидеров, сумевших начать и успешно осуществить уникальные в мировой истории дела государственного строительства. Своим происхождением сильные, как и слабые черты этих лидеров обязаны традиционному японскому характеру, вот почему главная задача этой книги — рассмотреть, каким он был и каким он является сейчас, этот характер. В данной же главе мы узнаем только о том, как государственные мужи Мэйдзи делали свое дело.
Они не ставили перед собой задачи идеологической революции. Для них это была просто работа. Их цель, как они понимали ее, состояла в превращении Японии в страну, с которой вынуждены будут считаться другие страны. Они не боролись с традициями. Они не унижали и не разоряли класс феодалов. Они соблазняли его пенсиями, достаточно большими, чтобы получить от него возможную поддержку режима. Наконец, они улучшили положение крестьян; десятилетнее запоздание в этом деле, очевидно, было вызвано не классовым неприятием крестьянских требований к режиму, а жалким состоянием казны на раннем этапе периода Мэйдзи.
Однако энергичные и изобретательные государственные деятели, управлявшие страной в эпоху Мэйдзи, не помышляли о ликвидации иерархии в Японии. Реставрация упростила иерархический порядок, поставив во главе его Императора и устранив сёгуна. Постреставрационные государственные деятели, ликвидировав княжества, разрешили конфликт между преданностью японца своему господину и государству. Эти перемены не уничтожили иерархических обыкновений. Они придали им новое построение. Чтобы навязать народу свои рабочие программы, «Их Превосходительства», новые лидеры Японии, даже укрепили центральную власть. Они заменили повеления сверху на дары сверху, и таким образом им удалось выжить. Но они не думали о том, чтобы заискивать перед общественным мнением, которое может не захотеть реформы календаря, или создания государственных школ, или объявления незаконной дискриминации низших каст.
Одним из таких даров сверху была Конституция Японии, данная в 1889 г. Императором своему народу.[109] Она определяла место народа в государстве и учреждала парламент. «Их Превосходительства» работали над ней очень тщательно, критически изучая различные конституции западного мира. Однако ее авторы «приняли все возможные предосторожности во избежание вмешательства народа и посягательств общественного мнения».[110] Поскольку комитет, составлявший проект Конституции, был частью министерства Императорского двора, — то и он был священным.
Государственные деятели Мэйдзи хорошо сознавали свои цели. В 80-е годы XIX в. принц Ито,[111] творец Конституции, послал маркиза Кидо[112] в Англию к Герберту Спенсеру[113] для консультаций по поводу японских проблем и вопросов, и после продолжительных бесед с Кидо Спенсер изложил Ито свои мнения. По поводу иерархии Спенсер писал, что у Японии, благодаря ее традиционным институтам, есть прекрасная основа для национального благосостояния и что эту основу следует сохранить и укрепить. Традиционные обязанности в отношении старших, заявлял он, и прежде всего Императора, открывали перед Японией большие возможности. Япония могла уверенно продвигаться вперед под контролем «старших» и защищать себя от трудностей, с которыми неизбежно сталкиваются нации, проникшиеся духом индивидуализма. Великие государственные деятели эпохи Мэйдзи были весьма удовлетворены таким подтверждением собственных взглядов. Они предполагали сохранить в условиях современного мира все выгоды от принципа соблюдения «должного места». Они не собирались расставаться с иерархическими обыкновениями.
В каждой сфере деятельности, будь то политическая, религиозная или экономическая, государственные деятели эпохи Мэйдзи распределили обязанности «должного места» между государством и народом. Их план в целом настолько чужд американским и английским институтам, что мы обычно оказывались не в состоянии понять его основные положения. Конечно, существовало предписанное сверху строгое правило «не полагаться на общественное мнение». Правительством руководила высшая иерархия, и оно не могло никогда включать в себя выборных лиц. На этом уровне народ не располагал правом голоса. В 1940 г. верхушка правящей иерархии состояла из тех, кто имел «доступ» к Императору, и тех, кто был в числе его непосредственных советников, и тех, кому их высокие должности давали право на тайную печать. Последняя категория включала членов кабинета министров, губернаторов префектур, судей, руководителей национальных бюро и других подобного рода ответственных должностных лиц. Ни один избранный чиновник не обладал таким статусом в иерархии, и не могло быть и речи, чтобы избираемые члены парламента, например, имели право голоса при подборе или одобрении кандидатуры какого-нибудь министра или главы бюро финансов или транспорта. Избираемая нижняя палата парламента представляла собой голос народа; у нее было довольно важное право запрашивать и критиковать высших чиновников, но она не располагала в действительности правом голоса при назначении кого-нибудь на должность, или при принятии решений, или в вопросах бюджета и не инициировала законодательства. Нижнюю палату контролировала неизбираемая верхняя палата, половину членов которой составляли представители аристократии, а еще четверть — назначаемые Императором лица. Поскольку ее власть при одобрении законодательных актов была почти равной власти нижней палаты, обеспечивался дополнительный иерархический контроль. Таким образом Япония обеспечила сохранение за лицами, занимавшими высокие посты в правительстве, статусы «Их Превосходительств», но это не значит, что на «местах» не было самоуправления. Во всех азиатских странах, при любых режимах власть, направляясь сверху вниз, встречается где-то на середине пути с местным самоуправлением, формируемым снизу. Все различия между странами состоят лишь в том, насколько велика в нем демократическая подотчетность, насколько значительны или ничтожны его обязанности, несут ли местные лидеры ответственность перед всей общиной или же, будучи подкуплены местными магнатами, действуют не в интересах народа. Как и в Китае, в токугавской Японии существовали мелкие, включавшие пять-десять семей объединения, названные в новые времена тонари гуми;[114] это были самые малые социально значимые единицы общества. Глава такой группы соседских семей становился лидером в ее внутренних делах, нес ответственность за исправное поведение ее членов, должен был предоставлять сообщения о всех сомнительных деяниях ее членов и сдавать властям любого разыскиваемого ими человека. Государственные деятели Мэйдзи поначалу ликвидировали эти группы, но затем восстановили их и назвали тонари гуми. Правительство иногда активно поддерживало их в больших и малых городах, но в наши дни они редко действуют в деревнях. Более важное значение имеют бураку (деревни).[115] Они не были упразднены, но их не включили как единицы в систему управления. Они представляли собой пространство, на которое не распространялись функции государства. Эти деревни, состоящие из пятнадцати и более домов, продолжают даже в наши дни организационно функционировать благодаря ежегодной смене своих глав, «следящих за деревенским имуществом, оказывающих помощь деревенским семьям в случае смерти их родственников или пожара, принимающих решения о днях коллективного труда на сельскохозяйственных работах, о строительстве домов или ремонте дорог и объявляющих ударом в колокол или ритмическим постукиванием двух чурбанов о местных праздниках и днях отдыха».[116] Эти главы не отвечают, как у некоторых азиатских народов, за сбор государственных налогов в своих общинах, и поэтому им не приходится тащить на себе эту ношу. Их позиция абсолютно недвусмысленна: они функционируют в пространстве демократической ответственности.
Современные гражданские власти Японии официально признают местную администрацию больших и малых городов и деревень. Выборные старосты избирают ответственного главу, действующего от имени общины во всех ее делах с государством, которое представляют префектуральные или общенациональные власти. В деревнях таким главой бывает старожил, член крестьянской семьи, обладающей земельной собственностью. В финансовом отношении для него эта должность убыточна, но престиж ее высок. Он и староста отвечают за деревенские денежные средства, здравоохранение, содержание школ и особенно за имущественные регистры и личные дела. Сельский муниципалитет — бойкое место: в его обязанности входят расходование средств, отпущенных государством на обязательное для детей начальное школьное образование, изыскание и расходование более значительной, чем государственная, суммы местных средств на образование, управление деревенской собственностью и сдача ее в аренду, мелиорация земель и лесонасаждения, регистрация всех имущественных сделок, становящихся законными только после их должного оформления в этом муниципалитете. Он должен также вести регулярную регистрацию сведений о местожительстве, воинском звании, рождении детей, усыновлении, всяком правонарушении и о других фактах из жизни каждого индивида, официально проживающего в общине, а также вести семейную регистрацию, содержащую аналогичные данные о семье человека. Вся такая информация пересылается из любого района Японии в муниципалитет по месту официального проживания японца и заносится в его личное досье. Всякий раз, когда нужно узнать о положении человека или привлечь его к суду или на всякий случай выяснить, кем он является, обращаются письменно в муниципалитет его общины или посещают его и получают копию материалов об интересующей личности. Не всем приятно, что любой человек может ознакомиться с порочащей его информацией, занесенной в личное досье или в досье семьи.
Таким образом, в Японии у больших и малых городов и деревень есть своя значительная сфера ответственности. Это коммунальная ответственность. Даже в 20-е годы XX в., когда уже существовали национальные политические партии — а это в любой стране означает чередование пребывания у власти правительства и оппозиции, — местная администрация в Японии в общем оставалась незатронутой этим процессом и находилась в руках старост, руководствовавшихся в своем поведении интересами всей общины. Однако в трех случаях местная администрация не обладает властной автономией: все судьи назначаются государством; вся полиция и все школьные учителя являются государственными служащими. Так как большинство гражданских дел в Японии все еще решается через арбитраж или через посредников, то суды редко фигурируют в сфере местной администрации. Полиция играет более важную роль. Во время массовых сборищ полиция должна находиться поблизости от них, но это не постоянная обязанность ее, а большую часть времени она посвящает ведению личных и имущественных дел. Государство может часто переводить полицейских с одного места на другое, так что они остаются вне местных связей. Переводят также школьных учителей. Государство регулирует все детали школьной жизни, и, как и во Франции, в каждой школе страны в один и тот же день проходят один и тот же урок по одному и тому же учебнику. Каждая школа в один и тот же утренний час под одну и ту же радиопередачу делает такие же, как и другие школы, гимнастические упражнения. Над школами, или полицией, или судом у общины нет своей автономной власти.
Таким образом, во всех отношениях японское управление сильно отличается от американского, в котором выборные лица несут высочайшую административную и юридическую ответственность, а местный контроль осуществляется местным руководством полиции и полицейскими судами. Но формально оно не отличается от организации управления в таких западных странах, как Голландия и Бельгия. Как и в Японии, в Голландии, например, королевский кабинет министров подготавливает все выносимые на обсуждение законы, парламент практически не инициирует законодательства. Голландская корона назначает даже мэров городов, и таким образом ее формальные права вторгаются глубже в сферу местных интересов, чем это было в Японии до 1940 г.; это так, несмотря даже на то, что голландская корона обычно практически одобряет местные назначения. Прямая ответственность полиции и судов перед короной — это также голландская специфика. Однако в Голландии школы могут быть созданы при желании любой сектантской группой, японская же школьная система дублируется во Франции. В Голландии также ответственность за каналы, польдеры и местную мелиорацию лежит на общине в целом, а не на мэре или политически избранных чиновниках.
Настоящее различие между японской и западноевропейскими формами управления — не столько в них самих, сколько в их функционировании. Японцы полагаются на старые, почитаемые ими обыкновения, сложившиеся в опыте их прошлой жизни и формализованные в их этической системе и в их этикете. Государство может надеяться на то, что при функционировании «Их Превосходительств» на своих «должных местах» к их прерогативам будут относиться с уважением не столько из одобрения их политики, сколько из-за признания в Японии ошибочным попрания границ между прерогативами. На высшем политическом уровне «мнение народа» неуместно. Правительство просит только «народной поддержки». Когда государство заявляет о своей собственной доле в сфере местных интересов, его юрисдикция принимается с уважением. Государство во всех своих внутриполитических функциях не является неизбежным злом, как это в общем принято считать в Соединенных Штатах. На взгляд японцев, государство скорее следует считать высшим благом.
Более того, государство щепетильно относится к признанию «должного места» за волей народа. Нет необходимости слишком много говорить, что в тех сферах, где легитимным считалось народное мнение, японское государство вынуждено было даже уговаривать людей ради их собственного блага. Государственный агент по аграрному развитию в целях совершенствования традиционной агрикультуры мог быть почти так же мало авторитарен, как и его коллега в штате Айдахо. Государственный чиновник, защищая имевшие государственные гарантии крестьянские кредитные ассоциации или крестьянские закупочно-сбытовые кооперативы, должен был вести долгие переговоры с местными лидерами и потом твердо придерживаться их решения. Местные дела требуют местного управления. Японский образ жизни отводит «должное место» власти и определяет надлежащую ей сферу. Он оказывает значительно большее, чем в западных культурах, уважение к «старшим», а следовательно, и предоставляет им свободу действий, но они также должны знать свое место. Девиз Японии: Всему свое место.
В религиозной области государственные деятели Мэйдзи осуществили значительно больше странных формальных преобразований, чем в области управления. Однако они следовали тому же самому японскому девизу. Государство избрало своей сферой культ с особым почитанием символов национального единства и превосходства, а во всем остальном предоставило отдельному человеку свободу вероисповедания. Этой национальной сферой было государственное синто.[117] Поскольку оно связано с должным уважением национальных символов, то, как и приветствие национального флага в Соединенных Штатах, государственное синто, по словам японцев, «не было религией». Поэтому, нарушая западную догму религиозной свободы ничуть не больше, чем это делается в Соединенных Штатах при обязанности приветствовать звездно-полосатый флаг, Япония могла требовать от всех граждан признания синто. Это было просто знаком лояльности. Поскольку оно «не религия», Япония, не опасаясь критики со стороны Запада, могла преподавать его в школах.
Государственное синто в школах превращается в историю Японии от эпохи богов и культа Императора — «правителя страны с древнейших времен». Государство содействует синто, государство им управляет. Все другие сферы религии, даже сектантское или храмовое синто, не говоря уже о буддийских и христианских сектах, были предоставлены самим себе, подобно тому как это происходит в Соединенных Штатах. Две области даже административно и финансово были разделены: государственное синто находилось в ведении своего бюро при министерстве внутренних дел,[118] а его священники, церемонии и храмы финансировались государством. Храмовое синто, а также буддийские и христианские секты были объектом заботы бюро религии при департаменте образования и содержались за счет добровольных взносов верующих.
Из-за официальной позиции Японии в этом вопросе нельзя говорить о государственном синто как об огромной государственной церкви, но можно, по крайней мере, назвать его огромным институтом. У него было свыше 110 тысяч храмов различных рангов — от великого храма в Исэ, храма Богини Солнца, до маленьких местных храмов, где священнослужитель сам наводил порядок перед совершением специального обряда. Национальная священническая иерархия являла собой параллель политической, и линия иерархов тянулась от священника низшего уровня, через священников окружного и префектурного уровней до «Их Святейшеств» на верху ее. Культ государственного синто не предполагал активного участия в нем народа и мало напоминал наш обычай посещения церкви. Так как государственное синто — не религия, его священникам по закону запрещалось проповедовать любые догматы и не дозволялось совершать никаких церковных служб в западном понимании их. Вместо этого в обычные ритуальные дни официальные представители общины приходили и стояли перед священником, в то время как он совершал обряд очищения, размахивая перед ними палкой с бумажными полосками и конопляными лентами.[119] Он открывал дверцу алтаря и пронзительным криком вызывал богов на обрядовую трапезу. Священник молился, и каждый участник обряда в порядке своего ранга с особо почтительным поклоном преподносил вездесущий в старой и новой Японии дар — веточку священного дерева со свисающими с него полосками белой бумаги.[120] Затем священник с таким же криком отправлял богов назад и закрывал дверцы алтаря. В дни праздников государственного синто Император сам выполнял обряды для народа и правительственные учреждения были закрыты. Но это были небольшие народные праздники, подобные религиозным церемониям в местных синтоистских храмах или даже буддийским праздникам. Последние существовали за пределами государственного синто, в «свободной» сфере.
В этой же сфере находятся близкие сердцам японцев крупные секты и праздники. Буддизм остается религией широких масс народа, и многочисленные его секты с их разными учениями и пророками-основателями обладают мощным и повсеместным влиянием. Даже в синто есть крупные культы, оставшиеся вне государственного синто. Некоторые из них были оплотом откровенного национализма еще до его признания правительством в 30-е годы XX в., некоторые являются вероисцеляющими сектами, их часто сравнивают с Христианской наукой,[121] некоторые придерживаются конфуцианских догм, некоторые специализируются на трансовых состояниях и паломничествах в священные горные храмы. За пределами государственного синто осталось также большинство народных праздников. В эти дни люди переполняют храмы. Каждый человек, ополаскивая рот, совершает обряд очищения и, дернув за веревку колокольчик или хлопнув руками, призывает бога снизойти. Благоговейно поклонившись, а затем, вновь дернув за веревку колокольчик или хлопнув руками, отсылает бога назад и возвращается к основным занятиям дня, каковыми являются покупки безделушек и лакомств у раскинувших свои палатки продавцов, наблюдение за состязаниями борцов, или экзорцистские представления, или танцы кагура,[122] щедро оживляемые клоунами, а в общем, к получению удовольствия от большой толчеи. Один живший в Японии англичанин процитировал стихи Уильяма Блейка, которые ему постоянно приходили на память в японские праздники: «Вот ежели в церкви дадут нам пивца / Да пламенем жарким согреют сердца / Я буду молиться весь день и всю ночь. / Никто нас из церкви не выгонит прочь».[123] Если не считать профессионально посвятивших себя религиозному аскетизму, религия в Японии не аскетична. К тому же японцы увлекаются религиозными паломничествами, которые также представляют собой полные больших удовольствий праздники.
Итак, деятели Мэйдзи тщательно обозначили сферы функционирования государства в области управления и государственного синто в области религии. Другие сферы они оставили народу, но гарантировали себе как высшим чиновникам новой иерархии господство в тех сферах, которые, по их мнению, непосредственно относились к государству. При создании армии они столкнулись с подобной же проблемой. Как и в других областях, в армии они отказались от старой кастовой системы, но пошли дальше, чем в гражданской жизни.[124] Они даже объявили незаконным использование в вооруженных силах языка вежливости, хотя в обычной жизни, конечно, до сих пор существуют старые формы обращения. В армии начали также присваивать офицерские звания за заслуги, а не за принадлежность к знатному роду в таких масштабах, какие в других областях едва ли были по-настоящему возможны. В этом отношении ее репутация у японцев высока и, очевидно, заслуженна. Вероятно, это был самый лучший способ создать новую армию народной поддержки. Роты и взводы комплектовались из призывников — соседей по району, и в мирное время солдат проходил военную службу в гарнизонах, расположенных недалеко от его местожительства. Это было важно не только потому, что сохранялись местные связи, но и потому, что каждый мужчина, проходивший военную службу, проводил в армии два года, во время которых на смену отношениям между самураями и крестьянами, между богатыми и бедными в его жизнь входили отношения между офицерами и рядовыми солдатами, между солдатами первого и второго годов призыва. Армия функционировала как демократический уравнитель и во многих отношениях была подлинно народной. В то время как в большинстве других стран мира на армию полагаются как на твердую силу, поддерживающую status quo, в Японии симпатии армии к мелкому крестьянству проявились в повторяющихся выступлениях ее против финансистов и промышленников.
Японские государственные деятели, возможно, не одобряли всех последствий создания народной армии, но это был не тот уровень, где, по их мнению, обеспечивалось верховенство армии в иерархии. Они добились этой цели при помощи некоторых задействованных на самом высшем уровне механизмов. Они не включили эти механизмы в Конституцию, а просто последовательно сохраняли признанную ранее независимость верховного командования от гражданского правительства. В отличие, например, от глав министерства иностранных дел и бюро, ведавшего внутренними делами страны, министры армии и флота имели непосредственный доступ к самому Императору и поэтому могли воспользоваться его именем для проталкивания своих планов. Им не нужно было информировать своих гражданских коллег по кабинету министров или консультироваться с ними. Вдобавок к этому вооруженные силы держали под полным контролем любой кабинет. Они при помощи простого приема — отказа отпустить генералов и адмиралов для получения ими военных портфелей в кабинете министров — могли помешать формированию вызывавшего их недоверие кабинета. Если эти высшие офицеры действительной военной службы не занимали министерских постов, не могло существовать и кабинета: ни гражданским лицам, ни отставным офицерам не дозволялось занимать эти посты. Равным образом, если вооруженные силы не устраивало какое-нибудь постановление кабинета министров, они могли настоять на его отмене, отозвав своих представителей в кабинете. На этом высшем политическом уровне верхушка военной иерархии была уверена, что ей не нужны никакие ухищрения. Коль у нее возникала потребность в дополнительных гарантиях, одну из них она находила в Конституции: «Если парламенту не удается принять предложенный на его рассмотрение бюджет, то автоматически на текущий год для правительства действителен бюджет предыдущего года». Одним из примеров успешной поддержки армейской иерархией своих полевых командиров при отсутствии у кабинета согласованной политики служит оккупация армией Маньчжурии[125] в условиях, когда министерство иностранных дел обещало, что армия не предпримет этого шага. В армии, как и в других областях, японцы, когда речь идет об иерархических привилегиях, склонны принимать на себя всю ответственность за последствия не из-за согласия с политическим курсом, а из-за неодобрения попрания границ между прерогативами.
В области промышленного развития Япония пошла курсом, не имеющим себе параллели ни в одной западной стране. Снова «Их Превосходительства» организовали игру и установили ее правила. Они не только затеяли это дело, но и за правительственный счет строили и финансировали развитие нужных, на их взгляд, отраслей промышленности. Государственная бюрократия создавала их и управляла ими. Были приглашены иностранные технические специалисты, и на учебу за границу послали японцев. Затем, когда эти отрасли промышленности стали, по мнению японцев, «хорошо организованными, а бизнес процветающим», правительство передало их частным компаниям. Они постепенно продавались по «низким до смешного ценам»[126] избранным кругам финансовой олигархии — знаменитым дзайбацу, главным образом семьям Мицуи и Мицубиси. Государственные деятели Японии решили, что развитие слишком важно для страны, чтобы его доверить законам спроса и предложения или свободному предпринимательству. Но эта политика ни в коей мере не была связана с социалистической догмой: выгоду от нее опять же получили именно дзайбацу. Уже то хорошо, что с минимальными издержками удалось создать отрасли промышленности, считавшиеся нужными для развития страны. Благодаря этому Япония смогла скорректировать «обычный порядок начальных стадий развития капиталистического производства».[127] Вместо производства потребительских товаров и легкой промышленности она сначала занялась ключевыми областями тяжелой промышленности. Приоритетным стало строительство арсеналов, верфей, металлургических заводов, железных дорог; они быстро достигли высокого уровня технической эффективности. Не все перешло в частные руки, и обширная сфера военно-промышленного производства осталась в руках правительственной бюрократии и финансировалась со специальных правительственных счетов.
Во всех этих поддерживаемых правительством областях промышленности не было «должного места» для мелких торговцев или управленцев-небюрократов. Только государство и крупные финансовые дома, пользовавшиеся доверием и имевшие политические привилегии, действовали на этом пространстве. Но, как и в других областях японской жизни, свободная от такой зависимости сфера существовала и в промышленности. Это были «пережиточные» отрасли, работавшие с минимальной капитализацией и максимальным использованием дешевой рабочей силы. Эти отрасли легкой промышленности могут обходиться и обходятся без современной техники. Они функционируют благодаря тому, что мы в Соединенных Штатах обычно называем домашними предприятиями с потогонной системой (home sweat shops). Мелкий предприниматель закупает сырье, передает его на обработку семье или небольшому предприятию с четырьмя или пятью работниками, потом забирает их продукцию, снова передает ее дальше для другого этапа производственного процесса и, в конце концов, продает продукцию торговцу или экспортеру. В 30-е годы XX в. не менее 53 % занятых в японской промышленности работали по этой модели в мастерских или на дому, где число работников не превышало пяти человек.[128] Многие из этих работников находятся под защитой старых патерналистских обычаев отношений ученичества, и в их рядах много матерей, которые в больших городах, сидя у себя дома с привязанными на спинах детьми, выполняют сдельную работу.
Этот двойственный характер японской экономики так же важен для японского стиля жизни, как и двойственность в области управления или религии. Будто решив, что им нужна соответствующая их иерархиям в других областях финансовая аристократия, японские государственные мужи создали для нее стратегические отрасли индустрии, отобрали политически привилегированные торговые дома и связали их в «должных местах» с другими иерархиями. В планы правительства не входило избавление от этих крупных финансовых домов и от дзайбацу, получивших благодаря сохранению патернализма не только хорошую прибыль, но и высокое место. Благодаря традиционному японскому отношению к прибыли и деньгам финансовая аристократия неизбежно должна была оказаться объектом нападок со стороны народа, но правительству удалось построить ее согласно общепринятым представлениям об иерархии. В этом оно не совсем преуспело, поскольку на дзайбацу обрушились так называемые группы молодых офицеров в армии и жители сельских районов.[129] И все же в основном вся желчь японского общественного мнения была направлена не против дзайбацу, а против нарикин.[130] Слово нарикин часто переводится как «нувориш», но это неверно с точки зрения японского восприятия. В Соединенных Штатах нувориши, строго говоря, — это «новички» («newcomers»); они смешны, потому что неловки и не имели времени для приобретения должного лоска. Однако этот недостаток уравновешивается добросердечностью, принесенной ими из деревенского дома; они прошли путь от погонщиков мулов до нефтяных миллионеров. Но в Японии нарикин — это термин, взятый из японских шахмат и означающий пешку, прошедшую в ферзи. Это пешка, ведущая себя на доске как «важная персона». У нее нет иерархического права поступать так. Предполагается, что нарикин приобрел свои богатства за счет обмана или эксплуатации других, и желчь, выплескиваемая против него, очень непохожа на американское отношение к «доброму парню». В своей иерархии Япония предоставила место крупному богатству и заключила с ним союз; когда же богатство достигается за пределами отведенного для этих целей пространства, японское общественное мнение выступает резко против него.
Таким образом, японцы организуют свой мир, постоянно обращаясь к иерархии. В семье и в личных отношениях возраст, поколение, пол и класс диктуют должное поведение. В управлении, религии, армии и экономике сферы тщательно поделены иерархически, так что ни находящийся на более высокой позиции, ни стоящие на более низкой ступени не могут безнаказанно выйти за рамки своих прерогатив. До тех пор пока сохраняется «должное место», японцы не протестуют. Они чувствуют себя в безопасности. Конечно, с точки зрения защиты самого дорогого для них, они часто совсем лишены «безопасности», но у них есть «безопасность», поскольку они приняли иерархию как легитимное начало. И она столь же характерна для их взгляда на жизнь, как и вера в равенство и свободное предпринимательство — для американского образа жизни.
Когда Япония попыталась экспортировать свое представление о «безопасности», она натолкнулась на его отвержение. В самой стране иерархия отвечала народным представлениям, поскольку была ими сформирована. Амбиции могли быть только такими, какими их сформировал такого рода мир. Но этот коварный товар не годился для экспорта, народы возмущались высокомерными претензиями Японии, принимая их за наглость или того хуже. Однако офицеры и солдаты Японии в каждой занятой ими стране продолжали удивляться тому, что население не приветствует их. То ли Япония не предоставила этой стране места, хотя бы скромного, в иерархии, то ли иерархия не была желательной для тех, кто находился на низших ее ступенях. Японские вооруженные силы продолжали выпускать серии военных фильмов, показывающих «любовь» Китая к Японии в образе доведенных до отчаяния китайских девушек, обретающих счастье в любви к японскому солдату или японскому инженеру. Это была не нацистская версия завоевания, но имела она, в конце концов, не больший успех. Японцы не могли требовать от других наций того же, что требовали от самих себя. Их ошибка заключалась в том, что они этого не понимали. Они не осознавали, что система японской морали, заставлявшая их «занимать должное место», не рассчитана на всех. У других народов ее не было. Она — истинный плод творчества Японии. Японские писатели принимают эту этическую систему настолько бездоказательно, что не считают нужным описывать ее, а чтобы понять японцев, ее нужно описать.
Читайте также
Раскол великой реформы
Раскол великой реформы Реформаторы не учли, что значение реформы не в умозрительных целях, но прежде всего в том, какие социальные силы активизировались в процессе подготовки и реализации реформы, какие силы ослабли, как изменилась социокультурная ситуация. Прогноз этих
Глава XIX. Реформы Ван Ань-ши
Глава XIX. Реформы Ван Ань-ши Правление Шэнь-цзуна (1068–1085) вошло в историю в значительной степени благодаря начатой при нем министром Ван Ань-ши новой экономической политике. В это же время жил и творил великий историк Сыма Гуан, а так как он был яростным противником и
Реформы работорговли
Реформы работорговли В конце XIX века невольничьи рынки были официально закрыты, так как наводнившие страну европейцы считали их вопиющим пережитком варварства. Однако сама работорговля отнюдь не исчезла. Она просто стала более «цивилизованной», скрытой от лишних
Мэйдзи
Мэйдзи Огромную силу Японии, несмотря на то что в те годы она не могла выдержать сравнения с заграницей, придавала вера в свою способность к возрождению. Если сыновья самураев могли вынужденно признавать свою слабость, то они никогда заранее не признавали себя
Эпоха Мэйдзи
Эпоха Мэйдзи Современная организация на самом деле абсолютно противоположна жесткой централизации образования, которая существовала в Японии до войны. Концепция системы, от которой официально отказались в 1947 году, лежала в основе сложившейся административной системы
Реформы в китайской армии
Реформы в китайской армии Увеличивающееся давление со стороны народов, которые населяли степь, граничащую с Китаем, вызвало глубокие изменения, касавшиеся и материального развития, и психологии. И хотя чувство превосходства Китая над всем остальным миром не могло
Реформы Ван Аньши
Реформы Ван Аньши Вскоре лучшие умы государства снова стали отмечать, что система управления государством должна быть пересмотрена, что необходимо восстановить существовавшее равновесие. Быстрое истощение финансов объяснялось не столько нежелательными последствиями