Что такое рекрутский фольклор
Фокеев А.Л.: Неиссякаемый источник. Устное народное творчество
Рекрутские обряды. Причитания
Рекрутские обряды. Причитания
Рекрутские обряды, как считают современные ученые, возникли в первой половине XVIII века, после введения в 1699 году Петром I всеобщей рекрутской повинности. 4 «Служба государева» продолжалась 25 лет, поэтому проводы в армию превращались в прощание: будущий кормилец уходил от семьи на военную службу. Рекруты прощались с родителями, которых могли больше не увидеть, с невестами, с друзьями, с привычным укладом жизни. Известный писатель и собиратель фольклора XIX века П. И. Якушкин писал о рекрутчине в очерке «Прежняя рекрутчина и солдатская жизнь»: «…Еще до сего времени в русских деревнях на солдатство народ смотрит как на несчастье, на беду, которая сможет разогнать, разорить какую угодно семью». Солдатство и рекрутчина, по мысли народа и автора, «бедушка немалая, большая». Рекрутчина в солдатских песнях – «горе», «тоска-горе». Герой песни жалуется: «куют-то меня, раздоброго молодца, куют во железо, везут-то, везут меня, разудалого молодца, везут во солдаты». 5
Обрядовый характер проводам рекрута придавали причитания. Причитания – это древний жанр фольклора. Объект изображения в причитании – трагическое в жизни человека. Причитания представляют собой пример высокого трагического искусства. «Выплакивание невыносимого, в обычных условиях непредставимого и даже недопускаемого горя было в народном быту чуть ли не физиологической потребностью. Выплакавшись, человек наполовину одолевал непоправимую беду. Слушая причитания, мир, окружающие люди разделяют горе, берут на себя тяжесть потери. Горе словно разверстывается по людям. В плаче, кроме того, рыдания и слезы как бы упорядочены, их физиология уходит на задний план, страдание приобретает одухотворенность благодаря образности». 6
зачаровывали слушателей драматизмом своего исполнения, которое имело свои особенности: вопленица ходила по комнате, по двору, дому, деревне, выходила в поле, кланялась, плакала, обнимала участников обряда. «Аудитория становилась своеобразным партнером вопленицы: по ее просьбе участники обряда могли совершать обрядовые действия, отвечать на ее вопросы, утешать; могли вступить с ней… в равный диалог причитаниями. Исполнение причитаний сопровождалось всхлипыванием, оханьем, аханьем, плачем… Причитания исполнялись речитативом – своеобразным говорком с ясно выраженным декламационным началом». 7
Композиционной формой причитаний является монолог. Язык причитаний связан с предметным и пространственным миром обрядового действия. Эмоциональный настрой создается при помощи эпитетов (темный лес, широкое поле, зеленые луга, цветы лазоревые), уменьшительно-ласкательных суффиксов, междометий “ах”, “ох”, а также восклицательной и вопросительной интонации.
Примечания.
Рекрутские обряды. Причитания
Рекрутские обряды, как считают современные ученые, возникли в первой половине XVIII века, после введения в 1699 году Петром I всеобщей рекрутской повинности. 4 «Служба государева» продолжалась 25 лет, поэтому проводы в армию превращались в прощание: будущий кормилец уходил от семьи на военную службу. Рекруты прощались с родителями, которых могли больше не увидеть, с невестами, с друзьями, с привычным укладом жизни. Известный писатель и собиратель фольклора XIX века П.И. Якушкин писал о рекрутчине в очерке «Прежняя рекрутчина и солдатская жизнь»: «…Еще до сего времени в русских деревнях на солдатство народ смотрит как на несчастье, на беду, которая сможет разогнать, разорить какую угодно семью». Солдатство и рекрутчина, по мысли народа и автора, «бедушка немалая, большая». Рекрутчина в солдатских песнях – «горе», «тоска-горе». Герой песни жалуется: «куют-то меня, раздоброго молодца, куют во железо, везут-то, везут меня, разудалого молодца, везут во солдаты». 5
Обрядовый характер проводам рекрута придавали причитания. Причитания – это древний жанр фольклора. Объект изображения в причитании – трагическое в жизни человека. Причитания представляют собой пример высокого трагического искусства. «Выплакивание невыносимого, в обычных условиях непредставимого и даже недопускаемого горя было в народном быту чуть ли не физиологической потребностью. Выплакавшись, человек наполовину одолевал непоправимую беду. Слушая причитания, мир, окружающие люди разделяют горе, берут на себя тяжесть потери. Горе словно разверстывается по людям. В плаче, кроме того, рыдания и слезы как бы упорядочены, их физиология уходит на задний план, страдание приобретает одухотворенность благодаря образности». 6
Причитания исполнялись вопленицами или плакальщицами. Произведения этого жанра всегда отражают индивидуальную судьбу. В них весьма сильно проявляется импровизационное начало, сочетаемое с традициями. Они зачаровывали слушателей драматизмом своего исполнения, которое имело свои особенности: вопленица ходила по комнате, по двору, дому, деревне, выходила в поле, кланялась, плакала, обнимала участников обряда. «Аудитория становилась своеобразным партнером вопленицы: по ее просьбе участники обряда могли совершать обрядовые действия, отвечать на ее вопросы, утешать; могли вступить с ней… в равный диалог причитаниями. Исполнение причитаний сопровождалось всхлипыванием, оханьем, аханьем, плачем… Причитания исполнялись речитативом – своеобразным говорком с ясно выраженным декламационным началом». 7
Композиционной формой причитаний является монолог. Язык причитаний связан с предметным и пространственным миром обрядового действия. Эмоциональный настрой создается при помощи эпитетов (темный лес, широкое поле, зеленые луга, цветы лазоревые), уменьшительно-ласкательных суффиксов, междометий “ах”, “ох”, а также восклицательной и вопросительной интонации.
► Читайте также другие статьи раздела «Обрядовая поэзия»:
Что такое рекрутский фольклор
В отличие от названных обрядов жизненного цикла, обряд проводов в армию не является «естественным» следствием существования человека как биологического существа – рождающегося, стареющего и умирающего. Он появляется в конкретное историческое время (и, надо думать, исчезнет или трансформируется с изменением принципа комплектования вооруженных сил – например, с введением профессиональной армии) и представляет собой реакцию культуры на ситуацию, задаваемую извне.
Рекрутская обрядность является примером адаптации новой социально-исторической ситуации посредством традиционных схем переживания (конструирование) реальности. Поводом для ее появления стало введение института рекрутства в начале XVIII века в ходе петровских реформ. Происходившие на протяжении XIX и XX вв. изменения в сроках службы и порядке набора так или иначе влияли на обрядность. Однако ритуал проводов в армию продолжал свое существование: в некоторых локальных традициях он фиксируется и сейчас.
На протяжении XIX – XX вв. в крестьянской культуре трансформировалось отношение к явлению, вызвавшему возникновение рекрутской обрядности, – к службе в армии. Происходила смена акцентов в смыслах, которые носители культуры придавали этому событию. Если в XIX веке уход на службу осмыслялся, прежде всего, как уход из социума и репрезентировался в терминах похоронно-поминальной обрядности, то к середине XX века служба в армии воспринималась как обязательный этап в жизни каждого мужчины и наделялась инициационным смыслом и символикой. Именно этот параметр – отношение к событию (набору в армию) – видимо, определяет способы его ритуального «оформления» (конструирования обряда). Конструирование состоит в выборе существующих в культуре символических средств для репрезентации этого события.
В отечественной этнологии рекрутский обряд не становился еще предметом специального исследования, хотя отдельные сюжеты, имеющие отношение к этой проблематике, привлекали внимание этнографов и фольклористов.
Основой для настоящей работы послужили, во-первых, фольклорные и этнографические материалы, собранные в конце XIX – начале XX вв. и опубликованные по большей части в местных изданиях (таких, как «Олонецкие губернские ведомости», «Архангельское общество изучения Русского севера», «Псковские епархиальные ведомости» и пр.), частично в центральных этнографических журналах («Этнографические обозрение», «Живая старина»), а частично хранящиеся в архивах (архив Русского географического общества, архив Русского этнографического музея).
Второй частью источниковой базы стали результаты собственных полевых исследований автора, проведенных в рамках работы фольклорно-этнографической экспедиции факультета этнологии ЕУСПб в Ленинградской, Новгородской и Вологодской областях в 1997-1999 гг. Кроме того, в диссертации использованы материалы из архива Карельского отделения Российской академии наук (Петрозаводск), Тихвинского фольклорного архива (СПбГУКИ), а также личных архивов И.А.Разумовой (Петрозаводск) и Н.Б.Бобровой (пос. Хвойная Новгородской обл.).
Обряд проводов в армию являет собой пример адаптации новой социально-исторической ситуации к традиционному образу жизни. Обращение к рекрутскому ритуалу, таким образом, позволяет сформулировать вопрос о способах и приемах конструирования обрядовой реальности.
Поскольку материалы по рекрутской обрядности не были ранее собраны и систематизированы, первой задачей настоящей работы является выявление источников, относящихся к рекрутской обрядности. Первая глава диссертационного исследования представляет собой опыт описания, систематизации и критики таких источников.
Во второй главе предпринимается попытка по возможности наиболее полного и последовательного описания обрядового сценария, а также его интерпретации (в основном, по данным конца XIX – начала XX вв.). Большое внимание здесь уделяется способам репрезентации лиминального статуса рекрута. Особо рассматриваются обряды последнего дня, т.е. собственно проводов, в частности, анализируются такие его составляющие, как благословение, заговаривание от тоски, изготовление ритуального символа – «памяти» по рекруту.
В третьей главе рассматривается проблема конструирования обряда и зависимости этого конструирования от социально-исторического контекста. Здесь, в частности, ставятся следующие вопросы:
из каких ритуальных ходов, традиционных для изучаемой культуры, конструируется рекрутская обрядность?
Чем обусловлен тот или иной выбор?
Как соотносится рекрутская обрядность с другими обрядами жизненного цикла?
Каков механизм взаимодействия социально-исторического контекста и обрядовой реальности?
Сопоставление хронологически разных состояний традиции предполагает применение также сравнительно-исторического метода.
При сборе полевых материалов применялись методы фокусированного и биографического интервью.
Актуальность и научная новизна работы
Как уже отмечалось, в отечественных антропологических дисциплинах обряд проводов в армию не становился еще предметом специального анализа. В области исследования ритуалов практически неизученной остается проблема построения жизненного сценария в русской крестьянской культуре, тесно связанная с более общими вопросами конструирования обрядовых практик, также малоизученными.
Отдельные фрагменты диссертации обсуждались на заседаниях исследовательского семинара факультета этнологии ЕУСПб. Основные положения третьей главы были представлены в виде докладов на конференциях «Мифология и повседневность» (ИРЛИ РАН, С.-Петербург) в феврале 1999 года и «Gender and Rural Transformations in Europe: Past, Present and Future Prospects» (Wageningen, The Netherland) в октябре 1999 г. Методики полевых исследований, проведенных в ходе работе над диссертацией, стали предметом анализа в выступлении на конференции «Полевые методы в социальных науках» (ЕУСПб, С.-Петербург) в апреле 2000г. Некоторые концептуальные основания, значимые для данной работы, вошли в доклад, прочитанный на конференции «Представления о смерти в традиционной культуре Северной Европы (Париж-IV, Сорбонна) в мае 1999 года.
В соответствии со сформулированными целями и задачами диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списков информантов и литературы.
Основное содержание работы
Во введении обосновывается актуальность и научная новизна работы, определяются ее цели и задачи, оговариваются методологические основы, а также дается историческая справка относительно способов комплектования Российской армии и организации наборов в XVIII – XX вв.
Первая глава «История изучения рекрутского обряда и характеристика источников» представляет собой описание материалов по рекрутской обрядности, как опубликованных, так и архивных. Круг привлекаемых источников достаточно широк и разнороден, что обусловлено специфичностью предмета исследования.
Каждый рекрутский набор становился, с одной стороны, значимым событием в частной жизни семьи и в судьбе конкретного человека, а с другой стороны, он являлся государственной акцией, проходящей в масштабах страны, губернии, города, деревни. В результате появлялись источники двух типов: во-первых, описывались обрядовые действия, сопровождавшие проводы на военную службу (этнографические описания) и фиксировались соответствующие фольклорные тексты. Во-вторых, в периодических изданиях появлялась информация о конкретных ситуациях отправления в армию (включая, например, речи священников перед жеребьевкой), сведения о результатах наборов. Сюда же следует отнести законы и постановления, касающиеся организации набора, а также специальные издания или публикации в прессе, где эти законы разъяснялись.
Всплеск интереса к рекрутской обрядности приходится на годы Первой мировой войны. В местных газетах практически повсеместно появляются репортажи с описанием проводов на военную службу. Спецификой публикаций, появляющихся в центральных периодических изданиях этого времени, является их политическая ангажированность, сказавшаяся как на принципах отбора материалов, так и на качестве их интерпретации.
Характерной особенностью фольклорных источников, сопровождающих и/или описывающих проводы на службу, является эксплицированная в этих текстах установка на «достоверность». Анализ фольклорных источников сопряжен с их критикой с точки зрения «реальности» или «мифологичности» фактов, о которых они сообщают: сроки службы и способ набора, условия льгот и пр.
Вторая глава «Рекрутская обрядность (описание и интерпретация)»
Время рекрутского обряда неоднородно (как, впрочем, и время других обрядов, например, свадьбы). На разных его этапах соотношение ритуального и повседневного в нем различается. Различные эпизоды в обрядовом сценарии отмечаются специфическими стратегиями поведения участников обряда: рекрута по отношению к окружающим и окружающих (односельчан, ровесников, родных) по отношению к рекруту. В этой главе прослеживается динамика изменений поведения рекрута от начала его «вхождения» в ритуальную роль до последнего дня перед отправлением на службу.
Знаком начала обряда служит фиксируемое наблюдателями изменение в поведении рекрута. Оно эксплицировано в лексике. Так, глагол ломаться может обозначать характерные манеры рекрута, а глагол чудить – рекрутские бесчинства. Оба термина применяются также для других ритуальных ситуаций: соответственно для поведения во время драки и святок. Все эти ситуации включены в обязательный репертуар мужского варианта культуры.
Во время рекрутских гуляний происходит обособление группы рекрутов. Ритуальные бесчинства, типичное ролевое поведение рекрута, являются способом такого обособления через противопоставление рекрутов деревне. Нарушение рекрутом поведенческих норм является показателем выполнения им особой ритуальной роли. Свидетельством этому служит отношение к нему окружающих. Отмечается, что односельчане воспринимали бесчинства рекрутов как должное.
Другим способом репрезентации лиминального статуса рекрута является его одежда. В конструировании рекрутского костюма активно используются женские детали одежды, такие, как платки, шали, бусы. Такая минимальная травестия – простейший способ обозначения противопоставленности коллективу, «чужести» (ср.: травестия как наиболее распространенный способ святочного ряжения). В рекрутском костюме наличие женских деталей может быть расценено как знак того, что рекрут – на символическом уровне – теряет признаки пола: для того мира, куда он уходит, эти признаки нерелеватны. Идея размытости гендерной идентичности рекрута реализуется также в противопоставлении в рамках молодежных гуляний статуса рекрута статусу жениха.
Период рекрутских гуляний является временем и способом демонстрации семьей рекрута ее состоятельности, поднятием (или поддержанием) социального престижа: проводы в армию (и особенно время гуляний) были сопряжены со значительными расходами для родителей, сравнимыми с затратами на свадьбу.
В рекрутской обрядности по данным XIX – начала XX вв. существенным рубежом была поездка в рекрутское присутствие для жеребьевки и освидетельствования. Фольклорные тексты, описывающие процедуру приема, позволяют судить об отношении носителей культуры к таким телесным практикам, как измерения тела или операции над волосами.
Особо рассматривается проблема восприятия власти, государства носителями традиционной культуры. Отправление молодого человека на армейскую службу представляет собой едва ли не единственную ситуацию непосредственного контакта крестьян с государством. По данным рекрутского фольклора, государство (приравниваемое службе) представлено как чужой мир, отмеченный отсутствием нормальной для своего мира структурированности: там нет церковных праздников и воскресений, структурирующих календарь, там носят одинаковую одежду и пр. Чиновники, производящие набор, в рекрутском фольклоре награждаются характеристиками, свойственными представителям нечистой силы.
Накануне дня проводов поведение рекрута резко меняется: его агрессия и повышенная мобильность сменяются пассивностью, выражающейся на разных уровнях обрядового текста: от вербального (в словесных текстах для характеристики уходящего на службу используются пассивные конструкции) до акционального (его водят под руки).
Кульминационный момент проводов – благословение. Вообще, благословение происходило при любых проводах в дорогу, от ритуальных (например, благословение жениха и невесты перед отправлением в церковь для венчания) до вполне обыденных. В рекрутском обряде, как и во всех прочих ситуациях, благословение может быть словесным, акциональным и предметным. Эти формы ни в коем случае не противоречат друг другу: они встречаются в разных сочетаниях. В роли благословляющего могут выступать не только ближайшие родственники, но и человек, посторонний для семьи, однако обладающий особым сакральным статусом (пастух, священник, знахарь).
Благословение является фрагментом более развернутого этапа обряда проводов в армию – прощания. Считается необходимым проститься со всеми, кто знает рекрута, имеет к нему какое-то отношение; при этом прощание всегда происходит в форме обмена, где средства коммуникации могут быть как вербальными, так и предметными. Во время ритуала прощания происходит актуализация разных уровней социальной идентичности рекрута (дом, семья, деревня, возрастная группа и пр.).
В обряде проводов на службу решается проблема определения социального статуса уходящего. При том, что в рекрутском обряде прежде всего реализуется ритуальная схема, обеспечивающая выдворение члена социума за пределы этого социума (деревни, семьи), участники обряда проводов в армию стремятся не только правильно снарядить и проводить будущего солдата, но и наладить с ним связь. Один из способов «установления контакта» с будущим солдатом состоит в распространенном в некоторых локальных традициях обряде изготовления самим рекрутом или его близкой родственницей особого ритуального символа, соотносимого с ним, т.е. его судьбой и долей: так называемой памяти по рекруту. Универсальным способом установления связи с ушедшим на службу являются письма, в которых для носителей традиционной культуры важна не столько информативная функция, сколько способность преодолевать расстояния, всегда осмысляемые как путь между «тем» миром и «этим».
В ряде локальных традиций при проводах рекрута считается необходимым предпринять специальные магические действия, направленные на избавление рекрута от тоски по дому (как вариант – остающихся дома – от тоски по ушедшему на службу). Распространенным является также моделирование «обратного пути» уходящего на службу (кидание шапки в красный угол, выведение рекрута из дома пятками вперед, возвращение домой за нарочно забытой вещью и т.д.).
Третья глава «Рекрутская обрядность и социально-исторический контекст (к проблеме конструирования обряда)»
Рекрутский обряд возникает как реакция культуры на определенное событие – уход молодого человека на армейскую службу. Рекрутская обрядность может рассматриваться как «ответ» крестьянской культуры на «запрос», предъявленный ей некоей внешней силой, государством или, иными словами, как результат (и процесс) осмысления новой ситуации посредством традиционных для этой культуры когнитивных схем, известных, с одной стороны, по ритуалам жизненного цикла – в первую очередь, похоронам и свадьбе, а, с другой стороны, по календарно приуроченным молодежным гуляниям.
На разных этапах существования обряда ему придавался различный смысл: если в конце XIX-начале XX вв. уход в армию осмыслялся в первую очередь в терминах ухода из социума, т.е. смерти, причем смерти «неправильной», то к 50-60 гг. XX в. он приобретает черты срединного обряда, сравнимого с «классической» инициацией.
Вероятно, существенным для трансформации смысла обряда проводов на службу был момент, когда служба в армии стала обязательным этапом в жизни каждого мужчины. Вследствие развитой системы льгот по семейному положению до Первой мировой войны на службу попадало 20-30% от общего числа молодых людей. В советское время служба стала действительно всеобщей. Она стала восприниматься не как альтернатива свадьбе, а, скорее, как некий предсвадебный этап. Девушка, провожающая молодого человека на армейскую службу, получает статус «ждущей парня из армии», типологически сходный со статусом «сговоренки» – невесты между просватаньем и свадьбой. Поскольку служба в армии становится нормой, мероприятия по приему начинают восприниматься как проверка соответствия некоему стандарту, внеположенному данному социуму и потому абсолютному, предельно объективному. Не соответствовать этому стандарту означает не удовлетворять требованиям, предъявляемым к мужчине вообще.
Об отношении к службе в армии позволяют судить данные по уклонению от службы: от описаний способов членовредительства с целью не попасть в армию в XIX веке до обязательно исполнявшихся на проводах частушек о «браковке» в середине XX века. В то же время для формирования отношения к армейской службе традиционно важное значение имеет идея службы как варианта судьбы, реализующаяся, например, в ряде сказочных сюжетов. Результаты исследования отношения к службе в армии современных молодых людей, живущих в провинции, демонстрируют, что в их оценке значения службы для реализации «правильного» мужского жизненного сценария сосуществуют и представление о службе как о неизбежном (судьбе), и как о способе обретения нового социального статуса – статуса взрослого мужчины.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:
Рекрутский обряд: к проблеме структурного анализа // Актуальные проблемы культурологии. Тезисы докладов III международной конференции. Екатеринбург, 1998. С.55-56.
Институт крестных в русской традиционной культуре // Символ в религии. Материалы VI Санкт-Петербургских религиозных чтений. Санкт-Петербург, 1998. С.38-40.
Мир живых и мир мертвых: способы контактов // Староладожский сборник. Сост. А.А.Селин. Санкт-Петербург – Старая Ладога, 1998. С.145-155.
Рекрутская обрядность: ритуал и социально-исторический контекст // Материалы конференции «Мифология и повседневность». Сост. К.А.Богданов, А.А.Панченко. Санкт-Петербург, 1999. С.36-50.
Институт крестных родителей в традиционной культуре // Проблемы социального и гуманитарного знания. I. Санкт-Петербург, 1999. C.221-239.
Military drafting rituals: the dynamics of transformation. (В печати)
К вопросу о статусе покойника (две локальных северорусских традиции). (В соавторстве с С.А.Штырковым). (В печати)
Родительское благословение при проводах в армию. (В печати)
Примечания
Похоронные и рекрутские обряды.
Похоронные обряды являются очень древними по своему происхождению. В них можно отметить черты анимистических представлений, что выразилось в культуре почитания предков. Полагали, что души усопших не умирали, а перемещались в иной мир. Считалось, что умершие предки могли оказывать определенное влияние на судьбу живущих, поэтому их боялись, старались всячески задобрить. Это нашло отражение в похоронной обрядовости. Гроб с телом покойного выносили очень осторожно, боясь коснуться им косяка двери, чтобы не оставить смерти дома. Во многих обрядах и обычаях нашло отражение почитание покойного. Во время поминок одно место оставляли незанятым, так как полагали, что на поминках присутствует душа покойного. И до сих пор прочно удерживается обычай не говорить о покойном ничего плохого.
Все это в какой-то мере отразилось и на похоронных причитаниях. Каким бы ни был в жизни человек, его после смерти называли в причитаниях только ласковыми словами. Так, например, вдова наделяла покойного мужа эпитетами «красное солнышко», «любимая семеюшка», «законная сдержавушка» и т. д.
Выражение любви к умершему и страх перед грядущим составляют основное содержание всех похоронных причитаний.
В плачах с огромной поэтической силой рисуется трагическое положение семьи, оставшейся без кормильца. Так, в одном из них бедная вдова говорит, что, с тех пор как умер отец семейства, все хозяйство пришло в полный упадок.
Для поэтики похоронных плачей, как и для поэтики рассмотренных ранее свадебных причитаний, показательно широкое употребление устойчивых выразительных эпитетов, слов с уменьшительными суффиксами, всевозможных повторов, синтаксического параллелизма, обращений, восклицаний и вопросов, что служит средством усиления их эмоциональной выразительности и драматического напряжения.
Основной композиционной формой похоронных причитаний является форма лирического монолога. Многие из похоронных плачей, записанных на Севере, насчитывают более ста строк. В этих плачах под влиянием былинных традиций получает определенное развитие эпическое (повествовательное) начало. Особенно развитой повествовательностью отличаются плачи, в которых повествуется о людях, умерших трагически. Примерами могут служить насчитывающий 115 строк «Плач об убитом молнией», содержащий 180 строк «Плач о старосте», огромный, в 975 строк, «Плач о потопших». Эти плачи являются типичными произведениями уже не лирического, а лиро- эпического характера.
Рекрутские обряды и сопровождающие их плачи значительно моложе похоронных обрядов и причитаний. Возникновение рекрутского обряда было связано с введением Петром I в 1699 году обязательной воинской повинности. Рекрутский обряд был очень простым. Вытянувший несчастливый жребий проходил медицинский осмотр, после чего перед отправкой в солдаты он несколько дней «рекрутился»: напоследок гулял, веселился, прощался со всеми родственниками и знакомыми. Значительная часть этой рекрутской обрядовости сопровождалась причитаниями, которые исполнялись родными и родственниками рекрута или специально приглашенной вопленицей. Правда, сам рекрут не голосил, причитаний не исполнял, но причитания имели такую форму (включали монологи от имени рекрута), что в них выражались также мысли и чувства рекрута, и поэтому они назывались рекрутскими.
Рекрутские причитания по основным своим эмоциям ничем принципиально не отличались от причитаний похоронных: уход в солдаты народом психологически приравнивался к смерти.
В содержании довольно отчетливо выделяются две темы: жизнь семьи рекрута после его ухода в солдаты и описание солдатской жизни рекрута.
Народные причитания широко используются русской литературой. Поэтической вершиной шедевра древнерусской литературы «Слова о полку Игореве» является плач Ярославны, который был создан на основе народных причитаний. Плач по рекруту входит в первое русское революционное произведение «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Знаменитый «Плач о старосте» Ирины Федосовой в переработанном виде вошел в поэму Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Великолепно разработанный в народных причитаниях образ смерти вошел в главу «Солдат и смерть» известной поэмы А.Т, Твардовского «Василий Теркин». Черты музыкального причитания как выразительного фольклорного жанра использовались также и русскими композиторами в своём творчестве: романс Антониды из 3 действия оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя»; Плач Ярославны из оперы А.П. Бородина «Князь Игорь» и сочинение на этот же сюжет композитора второй половины XX в. Б. Тищенко. В хоровых эпизодах оперы М.П. Мусоргского «Борис Годунов», «Звоны» В. Гаврилина,
