Что мешает развитию общества
Что мешает развитию общества
Гражданское общество, без которого не может быть демократии в России, мучительно формируется, ему предстоит долгий путь к зрелости. Не вдаваясь в анализ различных подходов в трактовке понятия «гражданское общество», отметим, что мы понимаем его как саморегулирующееся, самоактивизирующееся общество, в котором главной социальной ценностью является человек. Обеспечивая функцию саморегуляции социальных отношений, оно сдерживает интервенцию власти в те отношения, которые люди способны регулировать своей социальной активностью, без помощи и участия государства. Общество, в котором главной социальной ценностью не является человек, нельзя назвать гражданским [1. С.84].
Возвращаясь в нашу российскую действительность, мы убеждаемся, что львиная доля гражданских ресурсов не активизирована, и решение этой задачи затрудняется по следующим причинам:
во-первых, из-за тяжкого исторического наследия конфронтационной политической культуры, которая поддерживается ростом избыточного социального неравенства и пронизывает все поры российского общества, изначально препятствуя общенациональному единению. Сперанский М.М. ещё в Х1Х веке, работая над проектами преобразования государственного строя в России, делал вывод, что гражданская свобода как основа развития личности в обществе, может быть достаточно обеспечена, если у неё есть корни в навыках и традициях народа. Но, как известно, России была свойственна соборность как своеобразная форма общенационального согласия в условиях дефицита личностного начала в политической культуре. Данная особенность имеет за собой обширные исторические и культурные корни, надежду на чудо, за которой маячат ценностные архетипы еще дохристианских времен. Неистребимые корни подданнической культуры закреплены в общественном сознании и поведенческой психологии веками авторитарного правления, тоже чем-то исторически обусловленного. Отсутствие практики «непосредственной демократии», возможностей решать наиболее важные социальные проблемы не силовым путем, а на основе переговоров, отсутствие привычки выражать свое мнение при обсуждении социально-политических вопросов и навыков реализации общественных инициатив объясняют незрелость граждан как субъектов политического процесса;
во-вторых, этап построения гражданского общества в России совпал с «потребительской революцией». Как справедливо указывал в свое время Дилигенский Г.Г., на смену советскому коллективизму формируется потребительский (адаптационный) индивидуализм, который проявляется в распаде социальных связей, неспособности отстаивать солидарно социальные и политические права [2, с.125]. Современные российские граждане в большинстве своём представляют собой эгоистов, нацеленных на удовлетворение личных потребностей, хотя это и соотносится с рациональным типом поведения, с которым каждый из нас знаком из курса экономики. Но ведь для становления гражданских отношений этого недостаточно. А как же альтруизм, как же стремление помочь ближнему своему, не ориентируясь на собственную выгоду, т.е. абсолютно безвозмездно? Да, это может быть не совсем выгодно по отношению к себе, но ведь каждый из нас не только представитель биологического вида, именуемого человеком. Каждый из нас – это, в первую очередь, личность. Если бы все люди были движимы исключительно экономическими мотивами, человечество давно бы уже истребило само себя. Гражданин – это человек, готовый решать социальные проблемы, поэтому необходимо формировать культуру активной гражданственности. Взаимопомощь и помощь другому – эти стратегии должны быть основой общества, пытающегося называться «гражданским»;
в-третьих, явно выраженная социальная апатия значительной части населения, низкая гражданская активность объясняются не только наличием большого числа трудно преодолимых социальных перегородок, но и низким уровнем социального и политического доверия. Большинство населения страны не доверяет политическим партиям, общественным организациям, государственным учреждениям, судам, полиции и т.п. Проводимые в стране опросы констатируют низкую степень участия населения в деятельности НКО и гражданских инициативах: более половины россиян не состоят ни в каких организациях (59 %), а также не готовы принимать участие в каких-либо некоммерческих инициативах на безвозмездной основе (63 %) [3, с. 28]. Именно дефицит доверия, на наш взгляд, является главным тормозом становления гражданского общества в России. Анализ того пути, который прошло наше общество за последние четверть века, показывает со всей очевидностью, что сформировать новый моральный климат в стране нельзя ни с помощью декретов, ни просто заменив одни политические институты на другие. Это долгий путь преобразования общества и его психологии, это новые приоритеты, которые государству предстоит избрать: инвестирование в образование, науку, культуру, поддержка основных конфессий, одним словом, в человека, которые только и могут вернуть людям доверие к высоким ценностям;
в-четвертых, если гражданское общество – это способность общества к самоуправлению и самоорганизации, то на самом деле начинать нужно с воспитания гражданина – основной единицы общества. Необходима подготовка человека к демократии, постоянное пробуждение в нём чувства собственного достоинства и ответственности.
Но где та сила, которая может и хочет заняться воспитанием народа, может толково сформулировать требования народа к власти и, самое главное, воплощать в себе разум и совесть страны?
На наш взгляд, эту важнейшую роль должна взять на себя российская интеллигенция, ее прерогатива – свобода мысли и критика общественных явлений, свобода деятельности для народного блага. Именно интеллигенция в силу своей способности к рефлексии, самокритичности и сомнениям, умения сострадать, выработанного нашей трагической историей и еще не окончательно потерянного, способна интегрировать российское общество на разных его уровнях, выступить в роли духовного наставника народа. Только эти люди могут выступить «поставщиками» и ретрансляторами рационального знания, новых идей и смыслов, с одной стороны, и моральных ценностей – с другой.
Именно интеллигенция в 80–90-е годы несла в массы демократические идеи. Но при этом важно отметить, что, призывая народ к действиям, наша радикальная интеллигенция совершенно отрицала воспитание в политике и ставила на его место возбуждение. Вместо того, чтобы «возделывать сад», российская интеллигенция возбуждала в народе низменные страсти, ориентируя его не на долгое и трудное восхождение, а на быстрый и легкий «справедливый» передел.
К сожалению, вследствие раскола демократической интеллигенции после августовских событий 1991 года большая часть интеллигенции вышла из политики, и роль интеллигенции в дальнейших политических преобразованиях в стране минимизировалась. Часть интеллигенции закрылась от народа письменным столом или лабораторией, часть примкнула к либералам и другим политическим группам, которые «страшно далеки» от народа. Такая разобщенность интеллигенции вполне устраивает власть, стремящуюся перевести интеллигенцию в слой интеллектуалов, профессионально обслуживающих процессы модернизации и не выходящих в политику для защиты своих, да и не только своих интересов.
Другими словами, сегодня речь должна идти о реанимации в какой-то форме традиционной российской интеллигенции, поскольку ее остатки еще не так плотно инкорпорированы в кланово-бюрократическую систему, как нынешняя властная и околовластная элита. В тех сумерках цивилизации, куда погрузилась Россия, интеллигенция опять, без сомнения, явно держит в своих руках судьбы России.
Сегодня мы наблюдаем появление разнообразных гражданских ассоциаций, расширение масштабов благотворительной и волонтерской деятельности на принципах добровольности и альтруизма. Приметой времени стал бурный процесс самоорганизации, происходящий вне институциональных форм, в котором ключевую роль играют современные информационные технологии по логике, альтернативной традиционным политическим институтам. Некоторые эксперты считают, что коммуникативный аспект демократии, связанный с бурным развитием Интернета и социальных сетей, в ХХI веке будет более важен, чем институциональный [4, с.94]. Всё это дает нам уверенность в том, что «потребитель» ещё не победил «гражданина». Несмотря на разные формы давления власти – контроль, ограничение, угроза, принуждение, подавление – гражданское общество в России медленно вызревает и структурируется.
Три болезни роста. Что мешает экономическому развитию России
Экономические дискуссии нашего времени ведутся прежде всего вокруг экономического роста. В России сформулирована задача достижения темпов роста, превышающих среднемировые. Сразу оговорюсь, что такая постановка представляется вполне реалистичной. Принимая во внимание уровень экономического развития нашей страны, естественный темп роста ее экономики должен быть выше, чем в Германии, и ниже, чем в Китае. Однако здесь надо принимать во внимание по крайней мере три обстоятельства, особенно четко обозначившихся в последние три десятилетия.
Первое. В отличие от практики предыдущих двух столетий мы видим, что остановка спада не приводит к автоматическому возобновлению экономического роста. В этом смысле столь любимый некоторыми экспертами «поиск дна», то есть остановки спада, перестает иметь магическое значение. Мы видим, что развитая страна может в течение длительного времени находиться в стагнации (первый пример подала Япония). Иными словами, рост не приходит автоматически. Необходимо найти специальные меры по стимулированию роста, причем это оказывается гораздо более сложной задачей, чем выработка антикризисных мер.
Кстати, в определенной степени сами антикризисные меры становятся фактором будущего торможения. Кошмары Великой депрессии 1930-х годов не покидают сознания политиков и экспертов, которые за прошедшие восемь десятков лет наработали мощный арсенал антикризисных средств. Этот арсенал позволяет купировать многие социальные и экономические проблемы, такие как массовое банкротство предприятий и банков, 25-процентная безработица и т. п., но одновременно они и ограничивают то самое «созидательное разрушение» Йозефа Шумпетера, которое расчищает пространство для нового бурного роста.
Поэтому эффективная антикризисная политика должна быть теперь дополнена эффективной политикой роста, отвечающей современным реалиям. И ее еще только предстоит выработать.
Второе. Налицо расхождение долгосрочных и краткосрочных задач. Важно понимать, что меры, которые обеспечивают подъем в ближайшей перспективе, зачастую противопоказаны для долгосрочного роста. И напротив, все, что обеспечивает устойчивый долгосрочный рост (темпом, превышающим среднемировой), не позволяет рапортовать об успехах немедленно.
Это и есть настоящая политическая ловушка: политикам нужны краткосрочные эффекты, особенно те, что привязаны к политическому циклу, то есть к выборам. Но, как известно, политик отличается от государственного деятеля как раз тем, что думает о следующих выборах, а не о следующем поколении.
Именно в эту ловушку попало, между прочим, последнее руководство СССР. Тогда на замедление темпов роста советской экономики в условиях падения цен на нефть попробовали ответить политикой ускорения, которое финансировалось за счет бюджетного дефицита и быстрого роста внешнего долга. Резко наращивались производственные инвестиции безотносительно их эффективности. В результате темп роста в течение двух лет действительно возрастал, а потом произошла экономическая катастрофа. Теперь мы понимаем: темпы экономического роста не могут быть самоцелью, а между экономической стабильностью и крахом может пройти всего три года, причем два из них экономика будет расти повышенными темпами.
Третье. Фундаментальные технологические сдвиги последнего времени требуют существенного пересмотра самой методики экономического роста. ВВП, разработанный в условиях Великой депрессии и ориентированный на реалии индустриальной эпохи, не способен отражать реальную экономическую динамику в ситуации, когда происходит быстрое удешевление продуктов и услуг — гораздо более быстрое, чем в прошлом. Надо честно признать: мы не понимаем в полной мере, что происходит сейчас с экономикой, и еще только предстоит осознать, в какой мере динамика благосостояния в наши дни может описываться показателем ВВП. А ведь, по сути, обществу интересен не темп роста экономики, а реальный рост благосостояния.
Из этого следует простой вывод. Перед страной стоит задача обеспечить устойчивый экономический рост темпом, превышающим среднемировой. Но важнее, чтобы этот показатель был не в статистическом сборнике по итогам 2017 года, а появился в исследовании 2035-го, посвященном развитию двух предыдущих десятилетий.
Что мешает развитию в России гражданского общества
Вероника Боде: Социологи Левада-центра в последние месяцы провели более 100 интервью с лидерами различных гражданских инициатив в 6 крупных российских городах. Сегодня мы обсуждаем результаты этого исследования. Что можно сказать о состоянии гражданского общества в стране? За счет чего выживают общественные организации? Что больше всего мешает развитию гражданских инициатив?
Со мной в студии – социолог, руководитель проекта Денис Волков. По телефону участие в передаче принимают: Светлана Ганнушкина, председатель Комитета «Гражданское содействие», член правления Общества «Мемориал», и Дмитрий Надршин, руководитель Калининградского общественного клуба «Амберкант».
Денис, расскажите, пожалуйста, каковы самые главные выводы вашего исследования?
Денис Волков: Мы хотели выяснить, какие есть перспективы, какие сложности. Мы можем выделить три сферы: сфера общественного интереса, где гражданское общество само, сама организация и так далее, сфера сотрудничества с государством, возможные точки соприкосновения и возможные ресурсы, сфера коррупционного интереса. И эти три сферы потому, что мы видим, что в сфере общественного интереса происходит самоорганизация, да, есть проблемы, но идет умножение различных инициатив, организаций, акций различных по тематике, по форме организации. То есть мы видим усложнение социальной ткани. Второе – зона сотрудничества с государством, там есть свои проблемы. Но она тоже упорядочивается: появляются какие-то правила, опыт сотрудничества с государством. А третья сфера – сфера коррупционного интереса. Мы и наши респонденты наблюдаем срастание ветвей власти, чиновника и бизнеса. И частные властные интересы, интересы чиновников расширяются, поскольку у них есть возможности для расширения. И эта сфера угрожает двум другим сферам – и сотрудничеству с государством, поскольку сужает ресурсы, и непосредственно интересам гражданской сферы. Где между чиновником-коррупционером и интересами гражданской сферы происходит конфликт, и как можно решить этот конфликт, что будет – это главный вопрос, который не позволяет позитивно смотреть на перспективы гражданского общества, потому что это открытый вопрос, это проблема. И как она будет решена, пока неизвестно. Главное: не работает суд, поэтому не существует механизма решения конфликтных ситуаций, которые действуют на Западе, ну, должны действовать. Получается, с одной стороны, общественный интерес со своими проблемами организационными, ресурсами, а с другой стороны, коррупционный интерес, за которым стоит весь аппарат государственного принуждения, который может быть использован.
Вероника Боде: Светлана Алексеевна, я бы попросила вас прокомментировать то, что прозвучало. Насколько выводы Дениса Волкова совпадают с вашими наблюдениями по поводу развития гражданского общества в России?
Светлана Ганнушкина: Я думаю, это очень правильные выводы, и они совпадают с тем, что происходит в тех организациях, в которых я работаю. Сейчас действительно и государственные структуры, и общественные организации гораздо лучше сотрудничают, чем это было когда-то, с одной стороны. Мы научились понимать друг друга, и научились не без помощи наших зарубежных коллег и зарубежных партнеров. Например, Управление верховного комиссара ООН по беженцам (это моя сфера) посадило нас за один стол с представителями государств и научило их относиться к нам как к равноправным партнерам. И наше сотрудничество сейчас гораздо более активное, и понимание того, что могут они, не только исключительно отрицание, то есть критика их недостатков, но и понимание, что там есть и вполне позитивные направления, это сейчас гораздо выше. И они понимают, чего можно ждать от нас, а не только пугаться, когда мы появляемся где-то.
С другой стороны, действительно, коррупция становится составной частью всей системы. Это системообразующий фактор, на мой взгляд. И конечно, это нас разделяет, и очень сильно разделяет, у нас разные интересы в результате, хотя должны были бы быть одни. Это создает определенную среду, в которой очень трудно работать, где всегда фигурирует обязательно ложь, когда люди говорят одно, а на самом деле под ковром делается совершенно иное. И это создает очень большие трудности. К сожалению, эти процессы развиваются по нарастающей. И я думаю, что тут очень важно понимать, что коррупция – это не просто плохое поведение каких-то конкретных чиновников, что во многом коррупция заложена даже в законах. И проверка законов на коррупционность – это очень важная вещь. Но кем-то лоббируется принятие коррупционных законов. В той области, в которой я занимаюсь, я это очень хорошо понимаю и вижу, и вижу, где и чьи интересы при этом продвигаются, при совершенно иной риторике.
Вероника Боде: Дмитрий, вы один из тех общественных деятелей, с кем проводил интервью Левада-центр. Расскажите, насколько развиты гражданские инициативы в вашем регионе. Какова там ситуация? Что им мешает? Каковы отношения с властью?
Вероника Боде: Слушателям на форуме в Интернете я задала вопрос: «Готовы ли вы помогать общественным организациям, защищающим права граждан?». И вот какие получила ответы.
Слушатель подписывается « Старик Похабыч из Анчурии»: «Все существующие «общественные» организации живут за счет подачек «из-за бугра» или спецслужб. Те, кто называет себя «общественным деятелем», как правило, мародерствующий ренегат на маргинальной основе. Нет и не может быть общественных организаций там, где нет общества. Общаясь с рабами, нельзя быть свободным».
Леша из Москвы: «В России нет общественных организаций, защищающих права граждан. Я обошел основных «правозащитников», и никто не защищал граждан, а наоборот, насмехаются и издеваются. Вы предлагаете их поддерживать?».
Сергей Чернов из Москвы: «А готовы ли вы общественные организации поддерживать борющиеся за права граждан? Не готовы. Поэтому граждане борются и за себя, и «за того парня». За свои кровные. Ни одна общественная организация за свои кровные палец о палец не ударит за других».
«Nikiv» пишет: «Поддерживать надо конкретные дела по защите конкретных граждан или конкретных интересов граждан. А вот на общественные организации, защищающие декларативные статьи Конституции, лично я плевать хотел».
Слушатель подписался «Старый Акела»: «Если некто борется за права граждан, следовательно, государство не выполняет своих обязанностей по отношению к своим гражданам».
Денис, по вашим наблюдениям, вот такое восприятие гражданских инициатив, общественных организаций, насколько оно типично? В массовых опросах что вы получаете?
Вероника Боде: Светлана Алексеевна, в работе ваших организаций кто помогает или кто (или что) мешает?
Во-вторых, мне везет, нас финансирует Управление верховного комиссара ООН по беженцам в основном. Еще у нас есть грант Европейской комиссии. Действительно, государство нас не финансирует. Но государство признает нашу деятельность полезной. Я и Лидия Ивановна Графова, которая одной из первых начала заниматься миграцией, мы члены правительственной комиссии по миграционной политике, уже третьего состава. И нам, конечно, в решении проблем общегосударственных не обойтись без государства, мы с ним постоянно сотрудничаем, мы вместе разрабатываем законопроекты с Федеральной миграционной службой, мы пытаемся их протолкнуть. Я пользуюсь своей возможностью дополнительной, что я член Совета по правам человека при президенте России. То есть государство нас признает. Ну а то, что денег не дает, это действительно так, не дают. Хотя миграция обществом, как правило, не принимается очень радостно. Но у нас миграция своя, русскоговорящая миграция. А вот миграция в западных странах, где она культурно чуждая, там общественные организации, занимающиеся моей проблематикой, в основном финансируются государством. Почему-то людям это нужно. Волонтерский труд, то есть бесплатный труд, и очень четко сформулированный бюджет, очень экономно. Поэтому общественные организации делают какую-то работу лучше, чем государство. И нам помогают мигранты, которые потом становятся полноценными гражданами России и становятся членами нашей организации.
Вероника Боде: Дмитрий, помогают ли рядовые граждане в Калининграде работе общественных объединений, организаций? Как там все это устроено? Насколько сильна поддержка населения?
Дмитрий Надршин: Я хочу сказать по К лубу «Амберкант». Все идет только от инициативы граждан. Финансирование за полтора года деятельности никакого не было, бюджет – фактически ноль. И поддержки, естественно, нет ни от государства, ни от бизнеса на данный момент. Мы сейчас рассматриваем возможность зарабатывать как-то на рекламе, то есть найти спонсора по рекламе, но в целом вся деятельность, какие-нибудь акции финансируются только гражданами, участниками клуба. Люди придумывают какую-нибудь акцию, рассказывают о ней, смотрят, у кого какие ресурсы есть, и это все реализуется. Фактически низовая деятельность.
Вероника Боде: А какие бы вы назвали самые интересные, на ваш взгляд, инициативы гражданские, у вас существующие?
Дмитрий Надршин: У нас была идея по контролю выборов проходящих. Мы организовали небольшой фонд. К сожалению, организационно мы немного ошиблись, не провели должным образом рекламу. Но, в принципе, люди собирали деньги в этот фонд, журналисты скидывались, какие-то общественные деятели. Какие-то низовые действия ведутся.
Вероника Боде: Денис, насколько сегодня сильно давление власти на гражданские инициативы?
Денис Волков: Это все зависит от того, чем занимается инициатива. Давление начинается тогда, когда интересы граждан или интересы организаций, если они входят в противоречие с коррупционным интересом. И те, кто поставлен перед необходимостью противостоять, противостоят не государству, наоборот, они апеллируют к законности, к суду, к праву, к Конституции. То есть они не против государства выступают, а они выступают против коррупционного интереса, когда не могут найти защиты своих прав в суде. И вот это, мне кажется, очень важный момент.
А что касается поддержки, то сейчас мы, и некоторые респонденты это отмечали, все-таки видим, что какая-то активизация поддержки от населения, тоже благодаря во многом Интернету, происходит.
Вероника Боде: Денис, то, что получает Левада-центр в своих исследованиях, совпадает с результатами этих опросов?
Денис Волков: В принципе, да. У нас сейчас идет достаточно большой проект по реформе судебной системы. Я привел бы такой вопрос: в пользу кого решает суд обычно дела? Большинство считает, что если в суде человек противостоит власти или ее представителям, тогда обычно в пользу власти решается, или в пользу того, что больше занесет. По справедливости – очень небольшой процент так считает. И это действительно проблема.
Вероника Боде: Светлана Алексеевна, у вас, видимо, большой опыт взаимодействия с российской судебной системой. Каковы ваши наблюдения?
Светлана Ганнушкина: Прежде всего, я позволю себе в эфире выказать соболезнование семье и коллегам Илюхина Виктора Ивановича. В последнее время мы с ним несколько раз встречались в средствах массовой информации, например, вместе выступали против принятия закона, ограничивающего суд присяжных. Хотя я никогда не была членом КПСС, и видимо, мы разных идеологических убеждений, но я считаю, что он был человеком, безусловно, порядочным, и очень сожалею о его кончине.
И отвечая на ваш вопрос, я могу процитировать президента, который сказал, что у нас суд связан с обвинением психологически, профессионально и корпоративно. А это фактически значит, что у нас нет суда, потому что судья, связанный с одной из сторон корпоративно, это не судья по определению. И опыт у нас, конечно, очень большой, потому что у нас работает сеть юридических консультаций, в которых работают адвокаты, поддерживающие людей в судах. И в нашей области это почти бессмысленно. Фактически суды не принимают решений в пользу мигрантов никогда. Если выдвигается против любых социально незащищенных людей, не только мигрантов, обвинение, то добиться оправдания невозможно. И это сводит деятельность судебной системы на нет.
Вероника Боде: Дмитрий, ваша оценка работы российских судов. Сталкивались ли вы с этой проблемой?
Дмитрий Надршин: Я хотел бы привести пример ситуации с кандидатом-оппозиционером Денисом Косачем. Дениса очень часто задерживали раньше. В прошлом году его два раза задерживали, он два раза подал в суд, оба раза выиграл, если я не ошибаюсь, около 30 тысяч рублей компенсации. И такая картина по задержаниям почти повсеместно. Как минимум, суд оправдывает людей в момент митингов, пикетов, при задержании, как максимум, эти люди получают компенсации. Мне кажется, что такой опыт нужно тиражировать и показывать людям, что возможность выигрывать даже в нашей судебной системе есть. И люди должны пытаться подавать в суд и выигрывать дела.
— Нет, абсолютно никак. Все обманывают. Обижен на партию «Единая Россия». Кого ни встретишь, невзирая на возраст, молодой, старый, среднего возраста, все против.
— Элементарный пример был. Жильцы дома психанули у нас. Дворовая территория никакая. А были выборы. Написали бумагу, отправили куда следует. Перепугались чиновники, прибежали и все нам пообещали сделать. Выборы проходят, мне второе письмо приходит: из-за недостаточности средств ремонт вашей придворовой территории с плана снимается.
— А кому верить? ЛДПР? Я за Путина.
— Ой, они нам заперчили уже все мозги. Все выдвигают программы очень хорошие, все деловые люди, Миронов очень умно все обещает. Жириновский был у нас недавно. И особенно сейчас КПРФ вырисовывается со своей программой. Все обещают много, но плохо верится, потому что жизнь-то у людей все-таки оставляет желать лучшего.
Вероника Боде: Денис, отношение россиян к институту выборов похоже на то, что прозвучало в опросе?
Вероника Боде: Безусловно, и выборы, и проблемы судебных инстанций связаны с темой основной нашей программы – проблемы российского гражданского общества.
Андрей Антонович из Новокузнецка, здравствуйте.
Слушатель: Я смотрю постоянные полемики, которые возникают в отношении независимости судебной системы. Здесь существует определяющий законодательный принцип конституционный – принцип разделения властей. И пока мы не добьемся самостоятельного ведения своих правомочий каждой ветви власти в отдельности, независимости, никогда мы не дойдем до независимого суда. Потому что все будет аккумулироваться на исполнительной ветви, а она будет руководить уже нами как угодно.
Вероника Боде: Александр из Невьянска, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. У моего друга хотели отобрать квартиру. Я ему сказал: «Ты не опускай рук». Главное, не опускать руки, не молчать. Кто-то говорит, что какие-то организации шакалят у посольств и так далее, но если бы не эти общественные организации, была бы явная тенденция к тому, что могло бы быть как с Каддафи, который потерял чувство реальности уже от безнаказанности, поймал звезду вседозволенности.
Вероника Боде: Здесь мы выходим на очень важную тему, на мой взгляд. Есть мнение, что развитию гражданского общества в России препятствует, прежде всего, пассивность населения. То есть люди не считают, что они в силах что-либо изменить. По массовым опросам, действительно, такое отношение превалирует, что «ничего изменить нельзя, поэтому я не буду ни в чем участвовать». Тем не менее, гражданские инициативы развиваются. Денис, ваш взгляд на проблему.
Денис Волков: Когда мы говорим о развитии гражданских инициатив, мы все-таки должны помнить, что идет речь о 4-5% населения. Основная масса, конечно, не имеет опыта, не имеет, может быть, условий, не знает, как это делать. А где в первую очередь развиваются инициативы, о которых мы говорим? В крупных городах. А крупные города – это, может быть, 40% населения страны. Все-таки большинство живет в депрессивных районах, где нет разнообразия средств массовой информации, разнообразия возможностей. Поэтому достаточно далеко до каких-то массовых движений. В отдельных слоях в крупных городах что-то начинается, но во многом это ограничено сферой коррупционного интереса.
Вероника Боде: Владимир из Саратовской области, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Пару лет назад в программе «Что делать?» по «Культуре» выпуск был посвящен развитию местного самоуправления в самой низовой форме, то есть когда рядовые избиратели могли влиять на своих избранников, на их деятельность. И те избранники зависели именно от рядовых избирателей. Там был в числе участников Глазычев. И я из этой передачи понял, что такая работа ведется. Но непонятно, какие результаты, и больше об этом ни слова. Только в «The New Times» прочитал статью, как это делается в Кировской области, и это впечатляет. Почему больше никакой информации нет о такой работе? Неужели в других регионах нельзя это сделать? И надо больше об этом говорить, чтобы люди поняли, что от них все-таки что-то может зависеть.
Анна из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Да, наше население пассивно, люди много чего не знают, правовой нигилизм. Но есть же у нас все-таки структуры, которые должны заниматься защитой прав населения. У нас есть Владимир Петрович Лукин, к которому очень большое количество обращений ежедневно. И самое страшное, что результатов. А есть ли кто-либо, кто бы реально ощутил помощь от нашего деятеля?
Вероника Боде: Светлана Алексеевна, справляются ли те инстанции, которые существуют, с помощью гражданам в защите их прав?
Светлана Ганнушкина: Не справляются, естественно. Но это не значит, что ничего не делают и что нет успехов. Конечно, и успехи есть, и Владимир Петрович делает огромную работу, и он очень поддерживает наши организации, потому что часто мы не можем добиться ответов от чиновников, ну а ему они отвечать обязаны. То есть они и нам обязаны, но ему они действительно отвечают. Есть такие случаи, когда Владимир Петрович буквально спасал жизни человеческие. Мы знали, что человека пытали, но ничего не могли сделать через прокурора дежурного. Звонил Лукин лично, и он останавливал такие действия, то есть гораздо более опасные для человеческой жизни и именно в конкретный момент. Так что я не могу согласиться с тем, что там ничего не делается. Там, конечно, делается, но и делаться должно больше, и эффективность мала. Но Лукин же не Бог, он не может изменить эту систему, которая существует на сегодняшний день. Все говорили только что о коррупции и так далее.
Вероника Боде: Любовь из Курска, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я считаю, что отсутствие суда является главным тормозом для развития гражданского общества. Почему люди такие пассивные? Почему у них апатия? Потому что, сами сталкиваясь с судом или слыша от своих знакомых, из прессы, что ходить в суд бесполезно, у них руки опускаются. То, что у народа возрастает активность, я увидела на выборах 13 марта. Люди хотят заявлять о своих правах. Но механизмы, институты – прокуратура, суд, они отбивают людям руки. Вот я имею на руках заведомо неправосудное решение. Пять лет назад обратилась в Страсбург. И я жду решения своего вопроса, надеюсь, что моя жалоба будет коммуницирована. Но почему я должна ходить во Францию за судом, если у нас своих судов полным-полно. Хочу обратить внимание законодателя, который, может быть, хорошие законы принял. 305-ая статья УК РФ, как ее реализовать. Я уже пыталась – это абсолютно безнадежная процедура. Я даже не знаю, с чего начинать. Обращаюсь в Генеральную прокуратуру, а они отправляют сюда. У нас в провинции сразу идет отказ. И никаких механизмов нигде не прописано.
Светлана Ганнушкина: Я совершенно согласна с тем, что необходимо все-таки заставлять суды работать. И действительно, в каких-то вопросах можно изменить судебную практику, мы это знаем, нам это удавалось. Более того, нам несколько раз удавалось в суде. мы судились с правительством Москвы трижды, и все три раза выигрывали, трижды судились с правительством Российской Федерации – выиграли два раза. Отменялись нормативные акты, которые не соответствуют Конституции и закону. Есть еще Конституционный суд. Эта система плохо организована, к сожалению, она подверглась колоссальной деструкции, тем не менее, я совершенно согласна со слушательницей, которая говорила о том, что нужно добиваться реформы суда и нужно добиваться того, чтобы суды работали. И если не будет нормального, независимого суда, как независимой ветви власти, то в стране нас ждут самые страшные события. Безусловно, нужно заставлять эту систему работать.
Что же касается Страсбурга, то мы жалуемся не во Францию, а в Совет Европы, а Россия – член Совета Европы. Собственно, к себе и жалуемся. Это составная часть российской судебной системы – Страсбургский суд. И нужно туда обращаться, совершенно верно. И с помощью механизмов Страсбургского суда удается понемногу менять нашу судебную систему, во всяком случае, чуть-чуть ее шевелить в положительном направлении. Но, к сожалению, по большинству вопросов Страсбургский суд принимает решения крайне долго. Сейчас, когда мы ратифицировали 14-ый протокол, может быть, это пойдет быстрее. А есть дела, по которым Страсбургский суд принимает немедленное решение. Мы недавно получили решение в течение двух часов, и по таким делам это бывает всегда – это дела об экстрадиции, когда речь идет о невозможности выслать человека в страну, где он может подвергнуться пыткам и смертной казни. Так что Страсбургский суд – это очень эффективный механизм.
Вероника Боде: Ефим из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Меня привлекали, но всегда защищался я сам. Главное, не бояться, знать немного законы, и основное – знание психологии обвинителей. Они живут в этом же обществе. Поэтому иногда извинялись. Никогда не был под судом, под следствием был. У нас, говорят, много обвинительных приговоров, якобы чуть ли не 99%. Нельзя ли сравнить с такими же развивающимися странами и с продвинутыми странами?
Светлана Ганнушкина: Насколько я знаю, в Европе это не менее 20%. И это совсем неплохо. Это не значит, что плохо работает следственная система. Это значит, что просто суд выполняет свои функции. А у нас не чуть ли 99, у нас 99,2% обвинительных приговоров.
Вероника Боде: Дмитрий, те общественные организации, гражданские инициативы, которые существуют у вас в регионе, в какой степени способны влиять на принятие тех или иных решений властью?
Дмитрий Надршин: К примеру, общественная организация «Справедливость», которая год назад организовывала митинги протеста. И фактически по итогам деятельности этой организации на данный момент был отправлен в отставку губернатор и был отменен транспортный налог. То есть опыт в Калининграде очень позитивный в этом плане, и мне кажется, его очень важно транслировать в другие регионы.
Вероника Боде: Денис, ваши наблюдения, в какой степени влияют сегодня общественные организации на властные решения?
Денис Волков: В очень незначительной степени. И они, скорее, влияют там, где государственные органы воспринимают их как партнеров, даже, может быть, частично как исполнителей тех обязательств, которые властные органы сами должны исполнять. Здесь играет роль появление советов различных, комиссий, куда общественные организации могут входить. Но все-таки право вето принадлежит власти в этих советах, и сами советы различные созданы на фоне того, что исчез парламент как инструмент взаимодействия общественных организаций с властью. В 2003 году резко сократилась возможность взаимодействия с партиями, то есть возможность влиять на принятие решений. Потому что это все-таки не функция общественных организаций, а это функция партий, а общественные организации могут лишь только советовать, поднимать какие-то проблемы, консультировать, но не непосредственно принимать властные решения.
Светлана Алексеевна, как вы оцениваете перспективы развития гражданского общества в России? Как это все дальше будет развиваться? Ведь есть ощущение, что все-таки какое-то движение в последние годы началось более активное.
Светлана Ганнушкина: Движение началось, это верно, но сама структура государственная очень пострадала за последние годы. У нас действительно нет парламента, у нас не выбираются на местах главы субъектов Федерации, в верхнюю палату вообще нет выборов уже, а в нижнюю палату мышь не проскочит. И нам нужно очень серьезно думать о том, что, создавая «вертикаль», мы сделали со всеми демократическими институтами и как мы расправились со своим шансом сделать федеративное государство из Российской империи. Кажется, мы этот шанс упустили. Наверное, общественная активность будет расти, но она будет расти не только в демократическом секторе. Мы видим, что очень активно развиваются и совсем другие, можно сказать, далеко не симпатичные нам движения. И к чему это все приведет – это большой вопрос. Я считаю, что власти нужно очень серьезно задуматься. По-моему, власть у нас крайне легкомысленная.
Вероника Боде: Дмитрий, ваша оценка перспектив гражданских движений.
Дмитрий Надршин: Я считаю, что нужно развивать это все, нужно находить новых людей, помогать им – и все будет у нас хорошо.